Сын гетмана - Ольга Рогова

Василий слушал слова митрополита с затаенным гневом. В другое время он не допустил бы таких резких возражений, но теперь он знал, что во всем собрании не найдется ни одного боярина, который бы отнесся к нему доброжелательно. Он утомился в этой бесплодной борьбе и предчувствовал, что стоглавая гидра, которую он давил сто лет, поднимется и задушит его, задушит жестоко, безжалостно, не вспомнив ни одного благодеяния, доставленного им стране, поставив ему в вину каждую ошибку, как бы она ни была ничтожна. Он и не думал бороться с этим грозным призраком, он хотел только отдалить роковую минуту, купить себе хотя временное спокойствие какой бы то ни было ценой.

Слова митрополита вызвали шумное одобрение. Князь несколько раз призывал к молчанию, но его не слушали, каждый старался поделиться своими впечатлениями, каждый по-своему выяснял сказанное.

Василий старался приветливо улыбаться, но сурово сдвинутые брови и блестевший из-под них далеко не ласковый взгляд напоминали волка, загнанного в западню. Он дал утихнуть волнение и тогда смиренно произнес:

– Я готов исполнить волю народа моего; но спасет ли это нас от диких, необузданных гостей и их насилий? Не лучше ли снестись с наияснейшим королем польским и, получив от него подкрепления, двинуть к границам все наши военные силы?

Услышав эти слова, медленно поднялся с своего места великий вистерник, величавым движением протянул он свой позолоченный жезл вперед, указывая в окно на полуразрушенные силуэты дворцов и зданий, на разоренные окрестности города, и проговорил:

– Два года тому назад наша столица цвела, утопая в роскоши садов, богатых пажитей и нив. Тогда легче было собрать силы и крепкое войско и двинуть его навстречу врагу. Но тогда князь надеялся на своих друзей ляхов, допустил врагов опустошить страну, разгромить и сжечь столицу. Каких же воинов даст теперь наша страна, когда она не оправилась еще от опустошения, когда у нее не хватает рук для возделывания полей, когда чуть не половина населения томится в татарской неволе? Нет, князь, поздно думать о войне, – заключил он, – следует отбросить ложную гордость и смириться перед победителем.

Князь побледнел от волнения, закусил губу, но через минуту овладел собой и сказал:

– Пусть будет по-вашему: для блага страны я готов пожертвовать дочерью!

При этих словах он три раза стукнул жезлом об пол в знак того, что заседание закрыто. Все шумно встали со своих мест, не наблюдая при этом обычного чинного спокойствия, предписываемого этикетом.

На широком княжеском дворе кучка бояр столпилась около Георгицы.

– Долго ли будем мы терпеть козни этого волка? – говорили они. – Сегодня он говорит одно, а завтра делает другое, лучше и вправду посадить на престол храброго Тимофея.

Георгица насмешливо покачал головой.

– Тогда мы угодим из пасти волка в пасть медведя, – проговорил он иронически. – Волк грызет нас подчас волчьими зубами, а медведь сразу раздавит всех своею медвежьею лапой: я не знаю, что хуже. Я предложил бы другое, дорогие товарищи, – проговорил он почти шепотом, осторожно озираясь. – Пусть волк с медведем породнятся между собою и мнят себя в безопасности. А мы тем временем потихоньку натравим на них их врагов да и стряхнем с себя обоих.

– А потом что? – осведомился великий вистерник, с недоверием посматривая на своего товарища.

– А потом изберем из среды своей способнейшего; он будет управлять нами разумно на благо страны.

Великий вистерник пытливо посмотрел в глаза своему собеседнику и, обращаясь к остальным боярам, проговорил:

– Сладкие речи, давно мы их слышали, да только власть-то такая сила: кто до нее доберется, тотчас об них и забудет.

Все поняли намек и, двусмысленно улыбаясь, стали расходиться, а Георгица, злобно смотря вслед удалявшемся вистернику, прошептал про себя:

– Попомнишь ты эти сладкие речи, на первом на тебе испробую силу власти.

Через несколько дней Яссы готовились к торжественному приему жениха. Тимош шел один с казаками; по просьбе будущего тестя он оставил татар в Польше. На границе его встретило почетное посольство с двоюродным братом князя Василия во главе.

Тимоша сопровождал Иван Выговский, правая рука гетмана; сам Богдан остался в Чигирине.

Жаркий, знойный день не помешал господарю соблюсти со всей торжественностью обряд встречи. Почти за час до прибытия жениха он уже был за городскими воротами, окруженный необычайным великолепием и пышностью. Конница в богатых золоченых латах и крылатых касках блистала на конях, покрытых роскошною сбруею. Великолепные попоны княжеского и боярских коней переливались на солнце драгоценными украшениями. Разноцветные страусовые перья на шапках, дорогие аграфы, тяжелые пояса, ценностью в целое состояние, бархат, атлас, серебро и золото, все это переносило в какой-то сказочный мир; тысячная толпа, высыпавшая за город встретить жениха, свидетельствовала о популярности его во всей Молдавии и придавала торжеству оттенок чего-то грандиозного, чего-то такого, что невольно заставляло сильнее биться сердце каждого из присутствовавших.

Наконец давно ожидаемый гость показался вдали со своею свитою. Князь Василий слез с коня и пешком, сопровождаемый высшими своими сановниками, пошел к нему навстречу.

Тимош был одет до чрезвычайности просто, в обыкновенном синем казацком кафтане прекрасного тонкого голландского сукна, в широких бархатных шароварах темно-малинового цвета, спускавшихся волнистыми складками на высокие блестящие казацкие сапоги с большими серебряными шпорами. Под мышкой он держал высокую смушковую шапку с бархатным верхом цвета шаровар. Через плечо на ремне висела сабля, подаренная ему султаном Калгой, с драгоценной рукоятью, осыпанной алмазами, изумрудами и рубинами, а за широким поясом из массивных золотых блях висел кинжал затейливой венецианской работы, весь усыпанный дорогими каменьями. Этот простой наряд как-то особенно изящно обрисовывал стройную фигуру молодого казака, а его скромный, немного смущенный вид составлял резкую противоположность с горделивой фигурой посматривавшего на него свысока князя. Приблизившись к господарю, Тимош упал перед ним на колени, но тот милостиво поднял его, поцеловал в лоб и громко проговорил, осматривая его с головы до ног:

– Любезный сын наш! Вижу, что ты закалился в бою, стал таким красавцем и молодцом, что, пожалуй, Локсандра и не узнает тебя.

Похвала будущего тестя застала Тимоша врасплох. Простодушный юноша не ожидал такого ласкового, сердечного приема и еще более смутился. Он почувствовал себя вдруг виноватым перед этим человеком и, несмотря на свои двадцать с лишком лет, вспыхнул, как красная девица. На помощь к нему подоспел находчивый Выговский.

– Наисветлейший князь, – проговорил он, – господарь всей Молдавии, не осуди нас, скромных казаков, если мы не сумеем вполне выразить тебе нашу приязнь, нашу готовность всегда и во всем служить стране твоей. Великий гетман всей Украины шлет тебе свой братский привет и поклон и просит тебя держать в любви сына его Тимофея. Он готов во всякое время помогать тебе против врагов твоих, кто бы они ни были, и просит тебя быть уверенным в его любви к тебе.

Князь молча величественно поклонился, взял Тимоша за руку и подвел его к богато убранному белому коню, покрытому серебряной парчовой попоной. Потом сам сел на коня, пропустил Тимоша вперед, и они торжественно двинулись к воротам, сопровождаемые всей остальной процессией. Сотни колоколов так громко загудели во всех ясских церквах, что заглушали собой шедших во главе процессии трубачей. Толпа единодушно, восторженно кричала:

– Да здравствует Тимош, храбрый воин!

Женщины усыпали дорогу душистыми цветами.

Все улицы были наполнены народом; народ сидел на крышах, на деревьях, на колокольнях. Ни одного вновь избранного князя не встречали с таким триумфом; Василий невольно вспомнил угрозу, брошенную ему в лицо митрополитом, и повторял ее про себя мысленно: «Чернь может посадить на престол храброго воина, а тебя, ненавистного князя, выгнать вон из страны». «Да, это опасный соперник, – думал он, мрачно опустив голову. – Надо поскорее спровадить его в Украину».

На ступенях дворца их встретил митрополит с крестом и святою водою, а сверху из маленького окна высокой башни смотрела Локсандра; сердце ее, как птичка в клетке, забилось при виде мужественного статного воина, несмотря на все препятствия сумевшего завоевать ее себе.

VI

Сговор

На следующий день начался целый ряд торжеств, предшествовавших бракосочетанию. Прежде всего следовало совершить обряд сговора по старинному обычаю. Пан Кутнарский вызвался быть руководителем. Он зашел вечером к Тимошу, чтобы объяснить ему, что должно делать. Его встретил старинный его приятель – пан Доброшевский.

– Мое почтение пану! – с легкой иронией проговорил Кутнарский. – Каково здоровье пана?