Малыш 44 - Том Смит

— Все равно я постараюсь.

— Лев, не нужно этого делать.

Лев закрыл за собой дверь. Светало. Он видел, как в сотне метров внизу люди ждут трамвай на остановке. Вызвав лифт, он нажал кнопку верхнего этажа. На последнем этаже он вышел из кабины и зашагал по коридору к служебной двери с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Замок был сломан много лет назад. Дверь открывалась на лестничную площадку, откуда ступеньки вели на крышу. Он уже бывал здесь раньше, сразу после того, как они переехали в этот дом. С западной стороны открывался вид на город. На восток тянулись последние пригороды, растворяясь в засыпанных снегом полях. Четыре года назад, стоя на этом самом месте и любуясь окрестностями, он считал себя счастливейшим человеком на свете. Он был героем — газетная вырезка с фотографией подтверждала это. У него были прекрасная работа и жена-красавица. Он свято верил в свою страну. Скучал ли он по этому ощущению — безусловной, непоколебимой вере? Да, скучал.

Лев спустился на лифте на четырнадцатый этаж и вернулся в свою квартиру. Раиса уже ушла на работу. В раковине на кухне осталась грязная кастрюлька из-под каши. Он снял китель и сапоги и потер руки, готовясь к тщательному обыску.

Лев сам участвовал и руководил многочисленными обысками домов, квартир и служебных кабинетов. Оперативники МГБ слыли настоящими мастерами своего дела. На Лубянке ходили легенды об исключительной тщательности, которую демонстрировали офицеры, стараясь доказать свою приверженность делу партии и правительства. Драгоценные изделия разбивали вдребезги, портреты и прочие произведения искусства безжалостно вырезали из рам, из книг вырывали переплеты и целые страницы, а иногда и целые стены разбирали по кирпичику. Хотя он был у себя дома и речь шла о его собственных вещах, Лев приступил к делу с тем же самым тщанием. Он сорвал с постелей белье и одеяла, перевернул подушки и матрасы и тщательно прощупал каждый сантиметр их поверхности, подобно слепцу, читающему Библию, напечатанную азбукой Брайля. Документы можно так ловко зашить в матрас, что простой осмотр ничего не даст, и только тщательное прощупывание позволяет обнаружить скрытые от глаз тайники. Ничего не найдя, Лев перешел к книжным полкам. Он пролистал каждую книгу, чтобы убедиться, что между страницами ничего не вложено. Он наткнулся на сто рублей, сумму, равную своей недельной зарплате, и долго смотрел на деньги, стараясь сообразить, что бы это значило, пока не вспомнил, что книга — его, купюры — тоже. Он нашел собственную тайную заначку. А вот другой оперативник запросто мог решить, что деньги — прямое доказательство того, что их владелец спекулянт. Лев положил деньги на место. Затем он перешел к ящикам комода. Выдвинув один из них, он взглянул на аккуратно сложенные вещи Раисы и принялся по одной вынимать их, тщательно ощупывая и встряхивая, прежде чем небрежно отбросить на пол. Опустошив все ящики, он осмотрел низ и заднюю стенку каждого. Ничего не найдя, он развернулся и обвел комнату внимательным взглядом. Настала очередь стен — он водил пальцами по обоям, пытаясь нащупать очертания тайника или сейфа. Лев не пощадил и газетную фотографию в рамочке, на которой был снят он сам рядом с горящим немецким танком. Было странно вспоминать те годы, когда он ходил в обнимку со смертью, как самое счастливое время в его жизни. Он разломал рамочку, и газетная вырезка, кружась, упала на пол. Он опустился на колени. Доски пола были надежно прикручены шурупами. Взяв на кухне отвертку, он оторвал их все до единой. Под ними ничего не было, кроме пыли и труб.

Лев вернулся на кухню, чтобы вымыть руки. Наконец-то дали горячую воду. Он долго тер ладони небольшим кусочком мыла, не спеша закрывать кран даже после того, как от грязи не осталось и следа. Что он пытался смыть с рук? Предательство? Нет, метафорам не было места в его жизни. Он мыл руки только потому, что они были грязными. Он обыскивал собственную квартиру, потому что кто-то должен был сделать это. И не стоит слишком долго ломать над этим голову.

Раздался стук в дверь. Лев сполоснул руки, которые по локоть покрывала кремовая мыльная пена. Стук прозвучал вновь. С рук у него капала вода, когда он вышел в прихожую и спросил:

— Кто там?

— Это Василий.

Лев закрыл глаза, чувствуя, как учащенно забилось сердце, пытаясь справиться с нахлынувшим бешенством. Василий постучал вновь. Лев шагнул вперед и открыл дверь. Василия сопровождали двое оперативников. Одним из них был молодой офицер, которого Лев не знал. У него были мягкие черты лица и бледная кожа. Он вперил во Льва взгляд своих лишенных всякого выражения глаз, которые походили на стеклянные шарики, вдавленные в непропеченное тесто. А вторым был Федор Андреев. Да, Василий тщательно выбирал себе помощников. Оперативник с бледной кожей наверняка был его телохранителем, сильным и ловким, лихо управлявшимся с пистолетом или ножом. А Федора он прихватил специально, чтобы еще сильнее унизить Льва.

— В чем дело?

— Мы пришли помочь тебе. Нас прислал майор Кузьмин.

— Благодарю, но я вполне управлюсь и сам.

— Нисколько не сомневаюсь в этом. Но помощь тебе не помешает.

— Спасибо еще раз, но в этом нет необходимости.

— Уймись, Лев. Мы проделали долгий путь. А на улице очень холодно.

Лев отступил в сторону, давая им войти.

Никто из троих мужчин не стал снимать сапоги, несмотря на то что на них налипли кусочки льда, которые отваливались с каблуков, оставляя грязные следы на ковре. Лев закрыл за ними дверь, прекрасно понимая, что Василий пришел сюда не просто так. Он выставлял себя в качестве наживки, желая, чтобы Лев разозлился. Он искал ссоры, ждал неосторожно брошенного замечания, что подтвердило бы его правоту.

Лев предложил гостям чай или водку на выбор. Любовь Василия к выпивке была общеизвестна, но она считалась наименьшим из возможных пороков, если это вообще был порок. Отрицательно покачав головой, он отказался от предложения Льва и заглянул в спальню.

— Что ты нашел?

Не дожидаясь ответа, Василий пересек комнату, глядя на перевернутые матрасы.

— Ты даже не вспорол их.

Он присел на корточки и вытащил нож, готовясь взрезать чехол. Лев схватил его за руку.

— Их можно прощупать и установить, зашито ли внутри что-нибудь или нет. Необязательно вспарывать их.

— Значит, ты намерен все привести здесь в порядок?

— Ты очень догадлив.

— Кажется, ты по-прежнему считаешь свою жену невиновной?

— Я не обнаружил ничего, что свидетельствовало бы об обратном.

— Позволь дать тебе один совет. Найди себе другую жену. Раиса красива. Но красивых женщин много. Может, ты был бы счастливее, не гоняясь за такой красавицей.

Василий сунул руку в карман и вытащил оттуда пачку фотографий, которые протянул Льву. На этих снимках у ворот школы Раиса стояла вместе с Иваном, учителем русского языка и литературы.

— Она трахается с ним, Лев. Она предала и тебя, и страну.

— Эти фотографии сделаны в школе. Они оба учителя. Разумеется, их можно застать вместе. Фотографии ничего не доказывают.

— Ты знаешь, как его зовут?

— Иван, по-моему.

— Мы следим за ним уже некоторое время. Наверное, ты тоже дружишь с ним?

— Я никогда не встречался с ним. И не разговаривал.

Увидев кучу нижнего белья на полу, Василий нагнулся и поднял трусики Раисы. Он помял их пальцами, скомкал и поднес к носу, не сводя глаз со Льва. Вместо того чтобы прийти в бешенство от такой наглой провокации, Лев вдруг взглянул на своего заместителя совершенно другими глазами. Кто он такой, этот человек, который так сильно ненавидит его? Что им движет — профессиональная ревность или неутоленные амбиции? И только теперь, глядя, как тот нюхает нижнее белье Раисы, Лев понял, что его ненависть к нему носит личный характер.

— Я могу осмотреть твою квартиру?

Почуяв неладное, Лев ответил:

— Я пойду с тобой.

— Нет, я предпочитаю работать в одиночку.

Лев кивнул. Василий вышел из комнаты.

Гнев перехватил ему горло. С трудом проталкивая воздух в легкие, Лев тупо уставился на перевернутую постель. И вдруг он с удивлением услышал чей-то негромкий и мягкий голос у себя за спиной. Это был Федор.

— Ты все-таки сделал это. Рылся в вещах своей жены, распотрошил свою постель, сорвал доски пола — разодрал в клочья собственную жизнь.

— Мы должны быть всегда готовы к тому, что сами станем объектом обыска. Генералиссимус Сталин…

— Знаю. Наш вождь сказал, что в случае необходимости следует обыскать и его квартиру.

— Мы не только можем, но и должны оказаться под следствием.

— И тем не менее ты отказался расследовать смерть моего сына. Ты согласился следить за своей женой, за собой, своими друзьями и соседями, но при этом отказался хотя бы осмотреть его тело. У тебя не нашлось какого-нибудь жалкого часа, чтобы увидеть его вспоротый живот и то, что он умер с грязью и землей во рту?