Ночь Волка - Самид Агаев

– Пустое, давай поговорим о чем-нибудь другом.

– С радостью, ты не представляешь, какое удовольствие я получаю от разговоров с тобой. Расскажи еще что-нибудь, что, например дао говорит о любви.

– Оно обходит молчанием эту тему, видимо, эта область человеческих отношений настолько запущена, что даже ему она не по зубам.

– А тебе она по зубам?

– Мне не по зубам, даже в большей степени, иногда мне кажется, что я слышу, как растет трава, но, что касается любви – в этом я не смыслю ничего, поэтому, вероятно, в моей личной жизни полный хаос.

Сильный порыв ветра опрокинул деревянный щит, стоявший на тротуаре и выполнявший функции выносного меню; хозяин поспешил на улицу, и принялся вновь устанавливать его.

– Кажется, это знак свыше, – сказала девушка, – пора возвращаться в терем.

Марат подозвал хозяина и расплатился. В холле гостиницы Марат предложил девушке подняться к нему в номер. Вероника согласилась, но было видно, что она колебалась.

– Я возьму вина, – сказал Марат, кивая на бар.

– Хорошо, я подожду здесь.

Вероника опустилась на одно из кожаных мягких кресел, стоящих в центре зала. Марат улыбнулся ей и отправился в бар, где сказал предупредительному бармену: «Ред вайн», о кей».

Бармен достал бутылку красного вина, и что-то спросил у Марата по-английски. Но наш герой сделал непонимающее лицо, его познанья в английском языке закончились. Бармен задал вопрос на немецком, затем на греческом, потом он достал штопор и постучал им по бутылке. «О кей», – сказал Марат. Бармен вытащил пробку и вновь ввинтил ее обратно, но уже наполовину, после этого еще поставил на стойку два пузатых бокала для вина. «Мерси», – переходя на французский, сказал Марат. Вероника, увидев выходящего из бара Марата, подошла к лифту и нажала на кнопку вызова. Поднялись на четвертый этаж. У дверей гостиничного номера Вероника удивленно сказала: – «Ты живешь в номере для новобрачных»?

– Почему ты так решила?

– На двери написано «для молодых супругов».

– Как это трогательно, – заметил Марат.

– По-моему ты, что-то скрываешь? Сейчас я войду, а там сидит невеста, вся в слезах.

– Входи без опаски, там никого нет.

– Ты в этом уверен?

– Во всяком случае, когда я уходил, там никого не было.

В номере никого не оказалось. Вероника прошла сразу на балкон и, взявшись за перила, стала вглядываться в черноту бушующего моря. Марат, помедлив, пытаясь унять участившееся сердцебиение, последовал за ней; взял девушку за плечи и поцеловал в шею. Вероника обернулась, и он нашел ее послушные губы. После долгого поцелуя девушка сказала:

– Хватит издеваться, весь вечер меня обижаешь, пойдем спать со мной, я не могу одна заснуть.

Ее слова удивили Марата, но в следующий миг, он осознал, что Вероника стоит перед ним на коленях и шепчет ему в ухо.

– А это ты, – слабо произнес Марат. От ее тела исходило тепло.

– А ты кого другого ждал, – возмущенно спросила Вероника.

Марат сладко потянулся и сказал:

– Надо же, я и не заметил, как заснул. Такой сон не дала мне досмотреть.

– Какой сон? – ревниво спросила девушка.

– Я целовался с одной красивой девушкой, – мечтательно произнес Марат.

Вероника поднялась с колен, и, сделав шаг, скрылась в спаленке. Марат подумал, что надо бы пойти за ней, и успокоить, но не нашел в себе силы подняться, к тому же велика была вероятность того, что она вернется. Вновь закрыл глаза, дремля в ожидании, когда девушка вновь придет к нему. Среди ночи, ему даже показалось, что он слышит ее шаги, но никто не пришел, видимо, это был сон.

Да будет грустен тот, кто грусть в тебе родил.Тебя печалящий, – чтоб в горести бродил.

Галя проснулась, когда утренний свет едва начал пробиваться сквозь снежную мглу; несколько времени она лежала, вспоминая события вчерашнего дня, затем осторожно отодвинулась от Шилова, встала, оделась и вышла из спаленки. Марат беззвучно спал, уткнувшись лицом в подушку и свесив голые ступни с короткого дивана.

Галя отдернула занавеску; рассвет был близок и мороз, видимо, унялся, но снег продолжал сыпать с небес. Осторожно, стараясь не греметь, Галя собрала со стола грязную посуду, и понесла на кухню. Лучину она нащипала с вечера; золы в печи было немного, вычищать ее она не стала, положила растопку, плеснула керосином, затем вытянула вьюшку, нащупала на карнизе печи коробок со спичками и подожгла. Тонко наколотая древесина тут же вспыхнула, затрещала, исходя легким дымком. Немного подождав, Галя закрыла дверцу. Гул, возникший в результате образовавшейся тяги, отозвался в ее памяти отчетливым ощущением далекого детства, и Галя на мгновение застыла, погруженная в зрительный ряд образов, мелькающих перед ее внутренним взором. Она почувствовала себя маленькой беззащитной девочкой, но это ощущение не могло, даже на миг вернуть умерших родителей, в чьей доброте и ласке она сейчас остро нуждалась и в этом была величайшая несправедливость. «Скорбь по умершим, снедает меня». Уходя, люди должны уносить с собой и память о себе, потому что это невыносимо. Или это одиночество обостряет ее тоску по родным. Тридцать шесть лет – ни мужа, ни детей. Десять лет мучительной связи с Шиловым, который, несмотря на бесконечные обещания, так и не уходит к ней от своей жены. Впрочем, она сейчас не уверена, что по-прежнему желает этого. Галя открыла дверцу и, блаженно жмурясь от хлынувшего в лицо тепла, подложила в топку дров, закрыла дверцу и поставила на чугунную плиту чайник. Послышался шорох и, из-за печи показался вчерашний гость; смущенно улыбаясь, он сказал:

– Доброе утро, хозяйка.

– Доброе утро, – ответила Галя, – спали бы еще. Рано.

– Пойду пройдусь по утрянке, может, подниму кого.

– Да, ну что вы, снег вон, метет, какая сейчас охота.

– Не, не, надо идти, может, зайца подниму?

– Чаю хоть попейте, я чайник поставила, скоро закипит, мужики встанут, позавтракаем, тогда пойдете.

– Пусть спят, а я пойду; кто рано встает, тому Бог подает, а чай, как говориться не вода, много не выпьешь, вот водочки я бы выпил, похмелиться бы, а?

– Да, пожалуйста, – Галя пожала плечами, – закусывать только нечем, водки у нас много.

– А нам закусывать ни к чему, – радостно сказал Костин, – пусть интеллигенты закусывают, а мы – люди простые.

Костин взял в руки початую бутылку водки, стоявшую на столе, взял граненый стакан, наполнил его до половины и тут же выпил. После, мелко покашлял, смешно почмокал губами, вызвав улыбку у Гали, и сказал:

– Хороша, зараза, можно я возьму ее с собой, в лесу замерзну, выпью, согреюсь.

– Возьмите, у нас водки много, – разрешила Галя и добавила, – у нас в деревне все мужики охотились: сейчас все в город уехали, в деревне жизни не стало, вот сейчас не сезон, их нет, а так они все сюда наезжают, только охотятся по-разному; двое по правилам, водку не пьют, встают спозаранку, весь день по лесу шатаются, и ни черта убить не могут, а есть такие, что весь день водку хлещут, потом ружье возьмут, за околицу выйдут и обязательно кого-нибудь подстрелят.