Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа - Дональд Калшед

Жане особенно нравилось обвести вокруг пальца этих внутренних даймонов. Один из его пациентов, которого он назвал Ахиллом, был «одержим» самим Дьяволом и извергал потоки богохульства и проклятий до тех пор, пока Жане хитростью не вовлек этого внутреннего даймона (используя метод автоматического письма) в сотрудничество с ним в процессе лечения, и тот загипнотизировал пациента изнутри! После этого пациент рассказал травматическую историю о том, как он, будучи в деловой поездке, изменил своей жене. Ему часто снился Дьявол, и внезапно им овладело состояние одержимости. Бред пациента прекратился в тот момент, когда Жане удалось заполучить рассказ об этой глубоко конфликтной ситуации. Внутренний даймон пациента оказывал сильнейшее сопротивление лечению до тех пор, пока он не был вовлечен в сотрудничество. Подводя итог, Жане резюмировал по поводу этого случая, что причиной болезни этого пациента был не даймон, а муки совести (см.: Ellenberger, 1970: 370)[39].

В этом случае Жане продемонстрировал свое истинно «современное» понимание того, что источником «настоящей болезни» является внутренний психический конфликт (бессознательные чувства вины/раскаяния), вызывающий слишком сильное страдание, с которым не может справиться Эго пациента. Психе, защищая себя от непереносимой боли, посылает архетипического даймона, представителя системы самосохранения, чтобы помочь пациенту диссоциировать его чувства стыда/тревоги. Этот даймон «думает» и «говорит», придавая форму бессознательной боли интерпретациям пациента. Глагол «интерпретировать» близок к греческому hermenuenein, то есть к тому, что исходит от Гермеса, бога коммуникации и герменевтики, мудрого посредника между божественной и человеческой сферами. Бог границ и перекрестков («переходного пространства» по Винникотту – Winnicott, 1951), Гермес также является «небесным» покровителем глубинной психологии. Итак, мы видим, что внутренний мир травмы населен креатурами Гермеса, являющегося, кроме всего прочего, еще и Трикстером. Его сообщения часто – ложь и обман (см.: Radin, 1976). Из всех вероятных вариантов Гермес, возможно, служит лучшим олицетворением того, что я назвал архетипической системой самосохранения психе, и во второй части книги мы познакомимся с множеством его обличий.

Травма и открытие Фрейдом психической реальности

В то время, когда стали появляться первые работы Фрейда в области психотерапии, в описаниях случаев, подобных случаю Ахилла Жане, было показано, что исцеление может быть достигнуто через гипнотически индуцированное «вторичное», измененное состояние сознания, контролируемое «даймоном». Однако механизм этих исцелений оставался непонятым. Обычно считалось, что причиной раздвоения Эго психиатрических пациентов было некое врожденное «поражение» мозга или некая патологическая психическая слабость пациента, поэтому тот факт, что вызывание (и изгнание) даймона оказывает на пациента целительное действие, оставался без объяснения.

Применив гипнотические техники Шарко к своим истерическим пациентам и получив от них подробные описания своих травматических историй, Фрейд сделал открытия, приведшие его к созданию первой психоаналитической теории травмы и, что самое важное, к открытию психической реальности per se[40]. Фрейд обнаружил, что за фасадом истерических симптомов его пациентов находится некий болезненный аффект, который удерживается в «удушенном» состоянии, и этот аффект связан с некоторым воспоминанием, которое остается изолированным от сознания. Эта «удушенная» связка аффект-воспоминание, согласно Фрейду, становится ядром «вторичной психической группы» (Freud, 1894: 49) или «предсознательным комплексом идей» (Freud, 1893: 69n). Однажды образовавшись при переживании «травматического момента», это ядро служит причиной уменьшения сопротивляемости психики при повторении травматических ситуаций, схожих по силе воздействия. Отсюда следует, что успех в терапии невозможен, если не будет вскрыто переживание исходного травматического момента наряду с аффектом, который с ним связан. Вывод, к которому приходит Фрейд, он подытоживает в ставшей знаменитой фразе: «Истерические пациенты страдают главным образом от воспоминаний» (Freud, 1893: 7).

Однако возникает вопрос «Воспоминания чего?» Что это такое – травматические моменты и ассоциированные с ними «удушенные аффекты»? В этой работе Фрейд дает ясный ответ, какой именно момент он считает травматическим. «Во всех случаях, которые я анализировал, – пишет он: корни болезненного аффекта лежат в сексуальной жизни субъекта» (Freud, 1894: 52). В 1896 году Фрейд сделал еще более сильное заявление:

Поэтому я заявляю, что в основании каждого случая истерии лежит событие (одно или несколько) преждевременного сексуального опыта… Я убежден, что по своей значимости для нейропатологии эта находка является столь же важной, что и открытие caput Nili (источника Нила).

Подводя итог размышлениям на эту тему, Фрейд предположил, что результатом травмы является не повреждение мозга, а повреждение психики (расщепление Эго). Именно это приводит к образованию «вторичной психической группы», которая становится источником сопротивления исцелению.

Теория соблазнения

В своих ранних исследованиях Фрейд вскоре столкнулся с необходимостью поисков ответов на самые разные вопросы, что потребовало от него пересмотра положений теории и практических методов. Во-первых, многие травмированные пациенты отказывались от гипноза и другими разными способами сопротивлялись попыткам аналитика добиться доступа к их диссоциированному материалу. Во-вторых, Фрейд обнаружил, что отреагирование некоторых из его пациентов были связаны скорее с фантазиями о травматическом сексуальном абьюзе, чем с реальной ситуацией сексуального соблазнения. Фрейд жалуется в своем письме к Флиссу: «Вначале я определил этиологию [неврозов] слишком узко; фантазии здесь занимает гораздо большее место, чем я думал прежде» (Freud, 1959).

Это не было отказом от теории соблазнения, как Мэссон (Masson, 1986) утверждает в ряде своих работ (см.: Kugler, 1986). Скорее, эти слова отражали растущее сомнение Фрейда по поводу того, действительно ли причиной невроза может стать одно лишь объективное травматическое событие, без участия более глубоких слоев души, а в особенности это касается участия бессознательных фантазий и ассоциированных уровней бессознательной тревоги. Признав тот факт, что не сама по себе травматическая ситуация приводит к расщеплению психики, а пугающий смысл, который это событие приобретает для индивида, Фрейд занялся поисками психологического фактора, который формирует этот смысл. Он пришел к выводу, что этот смыслообразующий фактор представляет собой универсальную бессознательную фантазию – своего рода ядро или «Kernkomplex[41]», лежащий в основании всех неврозов (см.: Kerr, 1993: 247ff).

Случай Маленького Ганса дает нам неоспоримые свидетельства этого. Фрейд обнаружил у своего юного пациента четко выраженные сексуальные чувства ревности к матери и гнева по отношению к своему отцу как к «сопернику» – темы, которые мы находим в сюжете мифа о царе Эдипе, который Фрейд объявил чем-то вроде универсальной травмы. Принимая во внимание эту мифологическую историю, можно сказать, что ситуация, в которой отец бранит своего сына за игры с пенисом, не является травматичной для ребенка сама по себе; скорее, нападки отца означают угрозу кастрации, и этот смысл, в свою очередь, вызывает травматическую тревогу. Именно тревога, основанная на бессознательной фантазии, расщепляет психе. Здесь подчеркивается решающая роль психической реальности. Внешнее травматическое событие само по себе теперь не рассматривается как патогенный фактор, скорее, его внутренняя репрезентация, значение, усиленное аффектом, теперь выступает в роли источника психопатологии.

Теория комплексов Юнга и травма

Юнг был полностью согласен с Фрейдом, когда тот расширил дискуссию о травме, добавив в нее измерение смысла, представления о бессознательных фантазиях и бессознательной тревоге. Особый пункт, явившейся своего рода водоразделом, пролегшим между их теориями травмы, заключался в точном понимании того, что именно составляет смысл ситуации, что именно представляют собой бессознательные фантазии. Однако Юнг разделял и считал очень важной идею том, что травма – это не просто «перегрузка в цепи», но нечто, имеющее отношение к бессознательному смыслу. Даже в преддверии окончательного разрыва с Фрейдом в 1912 году Юнг в своих лекциях, которые он прочел в Фордэмском университете, говорил о своем согласии с взглядами Фрейда:

Очень много… людей пережили травму либо в детстве, либо во взрослом возрасте, однако у них нет невроза… [в то время как другие, очевидно, страдают от невротического расстройства.] Из этого, на первый взгляд обескураживающего наблюдения следует, что этиологическое значение сексуальной травмы падает до нуля, поскольку, как оказалось, совершенно не важно, была травма в действительности или нет. Опыт показывает нам, что фантазии могут быть такими же травматичными по своим последствиям, как и реальное травматическое событие.