Мы никогда друг друга не любили (СИ) - Веммер Анна

Я все равно должен отпустить Аврору. И, когда останусь один на один с пустотой, смогу начать жить снова… с ее матерью.

Только хочу ли?

Звонок раздается прямо возле дверей. Я матерюсь сквозь зубы, но Аврора слишком крепко спит, чтобы реагировать на звонки, а у меня есть гарнитура.

— Виктор Викторович, я все проверил по Надежде Шаталиной. Она прибыла рейсом ELT-1456 из Миннеаполиса около недели назад. У нее вид на жительство в США. Я не нашел информации о переводах от Леонида Рогачева для Шаталиной, но его юрист передал нам далеко не всю информацию, полагаю, по распоряжению самого Рогачева.

— Хорошо.

Я прохожу в спальню, кладу Аврору на кровать и неторопливо расшнуровываю ее кеды.

— Значит, все в порядке? Все совпадает?

— В принципе, да. Только с адресом вышла заминка. Я проверил тот, что указан ею в таможенных документах. Если она там и жила, то снимала, потому что сейчас жильцы совершенно другие. И они не слышали о Надежде Шаталиной.

— То есть она там не жила?

— У нас нет доступа к такой информации. Вполне возможно, что дом был в аренде, а теперь его сдали другим.

— Хорошо. Что-то еще?

Еще мне не хочется уходить, потому что Аврора уже крепко спит, а я даже не успел закрыть жалюзи и накрыть ее одеялом. И раздеть тоже не успел, хотя категорически запретил себе это делать. Нельзя даже притрагиваться к ней, пока она спит. Но как же хочется! Я бы с удовольствием вздремнул рядом, на нормальной постели. Почему я сделал в квартире всего одну спальню?

— В штатах о ней не так много информации. Никаких проблем с законом, никаких инцидентов. Больница, где она работала, не дает информации о сотрудниках. Я могу поговорить с соседями и разыскать владельцев ее дома, но это займет время.

— Да, сделай. И попробуй найти коллег.

— Это сложно сделать дистанционно. Может, мне лучше вылететь в штаты?

— Я пока не хочу, чтобы ты оставлял мою жену. Сделай, что сможешь отсюда, а потом разберемся. Что со слежкой за ней?

— Она покидала номер лишь чтобы дойти до супермаркета. Купила немного еды и вернулась в номер. Она не говорила по телефону и не пользовалась сетью. Насколько я понял, весь вечер Надежда смотрела телевизор.

— Хорошо, продолжайте.

Итак, Надя не врет. Она приехала из Миннесоты, у нее вид на жительство в США, и, похоже, она действительно вернулась ради меня. Она отрицает наличие дочери — и это основная причина, почему Аврора в неведении. Этому может быть объяснение, вот только какое? Самое логичное: Рогачев сказал, что ребенок умер. Он то же самое проделал с Авророй, так почему бы и не солгать жене?

Но я почему-то продолжаю копать. Все это слишком странно, слишком быстро и слишком… в один момент.

Кстати, о моменте.

Меня мучают кошмары, но это логично, верно? Я не ждала ничего иного. Но я думала, кошмары будут о нем. А эти сны… как будто я — героиня всех фильмов ужасов сразу. Я убегаю от маньяков, встречаю чудовищ, погибаю во время наводнения и пожара. Каждую ночь просыпаюсь и не могу дышать. Проверяю замок на двери, закрываю окна и включаю весь свет, который могу найти. Кошмары меня изматывают. Особенно один, в котором все люди вокруг — монстры. Если смотреть достаточно долго, они меняются. Их черты заостряются, глаза вылезают из орбит, а рты превращаются в хищные пасти. Они не умеют говорить, только тянут ко мне когтистые лапы.

Все.

Муж. Отец. Однокурсники.

Сны мешаются с реальностью, и я уже боюсь смотреть людям в глаза, боюсь, что если задержу взгляд чуть дольше, монстры из подсознания проберутся в наш мир.

Я схожу с ума. Я не могу попросить помощи у семьи, ведь она — всего лишь формальность. Отец придет в ярость, ведь сумасшедшая дочурка — страшный скандал. А муж…

Мне придется вытащить из болота саму себя, а для этого надо победить чудовищ.

Я прочитала, что срок давности за изнасилование составляет десять лет. Я вряд ли смогу подать заявление, мне слишком страшно, но неужели в этом мире не найдется анонима, ведь любое сообщение о преступлении обязаны проверить…

Правда, чтобы обвинить кого-то в таком преступлении спустя пять лет, нужны неопровержимые доказательства. Только тогда подонка можно посадить.

Вы удивитесь, дорогие читатели, но доказательства у меня есть.

22. Аврора

Смс с незнакомого номера будит меня около трех часов дня. Смс с неизвестного номера и содержит только ссылку. Я помню инструкции Островского и не собираюсь переходить, но вдруг понимаю, что ссылка ведет на сайт цветочного салона Леси, и палец сам касается экрана.

Это страница с отзывами.

«Отвратительно!

Получил мокрую корзину цветов, которые сдохли через шесть часов. Вырвите руки вашему флористу».

И фото. Той самой корзины, которую делала я.

— Вот черт…

Из приятного и крепкого сна я вернулась в свое любимое состояние: фоновой тревоги. Выражение «камень на душе» совсем не метафорическое. Во всяком случае, когда меня что-то грызет, я почти физически ощущаю тяжесть. И вот, здравствуйте, ужасный отзыв на мой первый букет.

И что я сделала не так?

«Леся, привет. Ты видела отзыв на букет, который я делала? Давай я завтра выйду на смену и все исправлю?».

«Привет, видела. Пока разбираемся, просматриваем все цветы. Возможно, брак поставщика».

«Но мне можно выйти завтра?».

«Если хочешь — без проблем».

«Прости…»

«Да ладно))) Разберемся».

Что ж, Леся хотя бы не злится за мой косяк, а еще есть шансы, что он даже не мой. Но если бы это помогло! Сердце стучит, как сумасшедшее. Я даже не знаю, чего именно боюсь. Увольнения? Осуждения? Насмешек? Как же сложно разобраться в собственной голове!

Переживания о неудавшемся букете полностью поглощают мое внимание. Я думаю об отзыве, пока принимаю душ, переодеваюсь в домашнюю пижаму и сушу волосы. Вернувшись в комнату, я даже не сразу замечаю, что в комнате не одна. А потом вздрагиваю, видя Виктора, который стоит у окна, глядя на бесконечность, открывающуюся с такой высоты.

— Почему ты не на работе? — спрашиваю я.

— Я собирался. Но пришлось остаться.

Что-то не так. Я чувствую его напряжение, в воздухе в буквальном смысле висит что-то тяжелое, гнетущее. Это ведь не из-за отзыва… Островский не может о нем знать! Или может? Но какое ему дело до моей работы?

— Что-то случилось?

— Не знаю. Ты мне скажи.

Я сажусь в постели, подавляя порыв закутаться в одеяло. Снова чувствую себя школьницей, чьи родители вернулись с собрания, и надо мной вот-вот разразится буря.

Островский меряет шагами комнату, не удостаивая меня даже взглядом, и я с каждой секундой нервничаю все сильнее и сильнее.

Наконец Виктор садится на постель рядом и долго молчит. Я вдруг ловлю себя на мысли, что хочу к нему прикоснуться. Мне нравятся его руки. И запах. И голос. И все это пугает.

— Насколько сильно ты меня ненавидишь?

Я ожидаю чего угодно, но только не этого!

— Что?

— По шкале от одного до десяти, где один — это человек, которого ты пригласишь на день рождения, и десять — которому без колебаний отрежешь яйца. Насколько?

— Я… Я не знаю.

— Это простой вопрос.

— Не такой простой, как тебе кажется. Почему ты спрашиваешь?

— Хочу знать. — Он пожимает плечами.

— Сначала ненавидела сильно. Очень. А теперь не знаю… нет, наверное, ненависти нет. Я не могу к тебе привыкнуть. Не привыкла думать, что ты на моей стороне. Что можно попросить помощи. Мне сложно разговаривать с тобой и… ну… порой сложно даже смотреть в глаза. Я как будто почти тебя не знаю. Не знаю ничего о твоем прошлом. Где ты вырос, где учился, как познакомился с моим отцом, чем вообще занимаешься, что любишь и все такое. Мы дважды практически занимались сексом, а я даже не знаю, есть ли у тебя хронические заболевания и какая у тебя группа крови.