Волчий корень - Юлия Игоревна Андреева

— И второго моего искать нужно, — напомнил Волков.

— Холопова-то. Уже приказал. Как ты упомянул, что еще один был, я сразу же отрядил пять человек на поиски. Если раненый ушел, есть шанс, что до соседней деревни дотянул как-то или в скирде где зарылся. Может, еще и спасут, зима в этом году не лютая… да и на исходе. — Он помолчал и, виновато взглянув в глаза Волкову, отворил дверь. И прежде чем вошел гость, Федор щелкнул несколько раз огнивом и зажег стоявший тут же на полке масляный светильник.

Свету было, конечно, немного, вытащи покойника наружу, от луны, пожалуй, светлее вышло бы, но Волков прекрасно видел в темноте; кроме того, для опознания особого света и не нужно было. Перед ним лежал Васка Безобразов. Запоздало дознаватель стянул с головы шапку и, перекрестившись, наклонился над телом. Три рваные длинные раны на горле — не нож, не сабля, даже не топор. Такой след могли оставить когти крупного зверя. Одежда оказалась вся залита кровью. Волков ясно разглядел вертикальные потеки: значит, побратим получил это ранение стоя на ногах или сидя в седле и какое-то время еще находился в вертикальном положение. Судя по глубине раны — недолго. Что еще? Он распахнул растерзанный тулупчик. Черная монашеская одежда была в нескольких местах прорвана, на теле те же кривые следы с неровными краями. Зверь?

— Поэтому этот рыбак-тугодум решил, что орудовал оборотень?

— А чем еще можно такие следы оставить, как не когтистой лапой? — Федор пододвинулся ближе, Волков невольно позавидовал его силе духа: шутка ли сказать, человек, которого недавно обвинили в оборотничестве, выйдя из избы, несколько минут почти не отрываясь глядит на полную луну. Теперь же они вдвоем в крохотном домишке, случись оборотню перекинуться в волка, помощи ждать неоткуда, у самого же Федора если и есть какое-нибудь оружие, то в рукаве или за голенищем. Во всяком случае, Волков не заметил, чтобы тот захватил какое-нибудь оружие из дома.

— Можно взять три острых гвоздя, закрепить их вместе и чуть скривить, вроде куриной лапки. — Для наглядности он показал на свою руку. — Вот эдак.

— А потом прикрепить к древку, чтобы размах был, — сообразил Федор. — И кому же это нужно?

— Кому нужно убить человека, которого тут никто не знает? И у которого здесь до этого дня ни с кем ссоры быть не могло.

— Может, кто на коня позарился. Хороший у него конь был? Много у него при себе денег имелось?

Поклонившись мертвому другу, Волков вышел первым и ждал какое-то время, пока Федор запирает дверь.

— Не думаю, чтобы он возил с собой слишком много. Конь же самый обыкновенный, оружие тоже.

— Но коня мы не нашли.

Волков пожал плечами и вернулся в дом.

Глава 9

ИСТОРИЯ ЧЕРНОГО ФЕДОРА

— Ты бы сильно помог, если бы сказал своим о моей непричастности к убийству и дал человека сопроводить до монастыря, — раздевшись в сенях, размышлял вслух царский дознаватель. — Сам же скачи на двор боярина Потакина, я напишу письмо государю, а ты передашь. Если кто-то покусился на жизнь опричника, как бы здесь не было засады. Государя необходимо предупредить. Сделаешь?

— Я не поеду. — Федор как раз снял шапку, а теперь застыл с ней в руках, опустив голову. — Не по чину мне к государю-то ехать.

— Так я же тебе грамоту дам, чудак ты, право, — не поверил услышанному Волков.

— Нельзя мне, — продолжал упрямиться Федор. — Пусть Лыжин Емельян Кондратьевич отправляется, он человек уважаемый, голова здешний, а я что?

— Я тебе доверяю, а рыболову этому нет. Что за капризы, Федор, ну право, словно красная девица устыдился. Ладно, хватит ломаться, если что, я как царев ближник могу и приказать. Поедешь как миленький.

— Хоть убей. — Федор вдруг рухнул на колени. — На медведя с голыми руками пойду. Но не заставляй, Христом Богом прошу!

— Да что он тебе сделал? — опешил от такой реакции Волков. — Вставай, стыдно-то как. Я, чай, не святая икона, чтобы передо мной на коленки брякаться. Вставай. — Он сам подошел к Федору и, подняв его, усадил в кресло. — Вот вина, что ли, выпей, успокойся и объясни по-человечески, почему ты не можешь к царю ехать, дурында? Ты не в розыске, часом? Или что-то против него сделал и он тебя может помнить?

Федор сопел, уставившись в кружку, плечи напряглись, бугрились, лицо сделалось красным. Не ровен час сердце выскочит из груди.

— Меня, если по существу, и на этой должности не должно было оказаться, — медленно, словно слова давались ему с трудом, каким-то замогильным тоном начал Федор. Волков сел напротив, удивляясь перемене, произошедшей в новом знакомом.

— Почему не должно быть? — Он налил и себе, ни на секунду не упуская из внимания Федора, уж слишком странным тот был сейчас, того и гляди, кинется да и придушит. Мало ли что человеку блажится, если он ни с того ни с сего отказывается гонцом к царю скакать.

— Ой, Юрий Сигизмундович, чтобы все рассказать, нам ведь ни остатка ночи, ни вина на этом столе не хватит. — Он невесело ухмыльнулся. — Вот тебе не понравился Емельян Кондратьевич; матушка рассказывала, отец его тоже после одного случая на дух не переносил, а вот он меня от смерти лютой спас и, можно сказать, в люди вывел. Чудо что за человек, церквям жертвует, нищих на паперти милостыней не обходит, в собственном доме трех сирот пригрел. Кольке, старшему из приемышей, скоро тридцать лет, Тольке пятнадцать, и Тоньке всего шесть. Старший уже женился, детей имеет. Емельян Кондратьевич всех троих, точно родных, воспитывал. Вот Колька, к примеру, у него в доме ключником служит. Всем заведует, всю работу справляет, где в чем недочет, все умеет. И Толька ему помогает. Хозяйство большое, Емельян Кондратьевич сам везде поспеть не может. Да и сдал сильно после Степкиной смерти. Степка — сын его родный, друган мой с детства еще.

— Ну надо же, а мне этот рыбачек, знаешь ли, совсем не понравился, — пожал плечами Волков. — Не терплю, знаешь ли, когда меня рыбкам пытаются скормить. Ладно, ты по делу говори, не отвлекайся.

— Все началось из-за моего батюшки. Собственно, он как раз ничего особенно плохого не сделал, просто простудился как-то по-глупому в середине лета, воды, видать, студеной из колодца испил, да и помер, оставив матушку с нами двоими. С сестрой, значит, моей старшой Русланой да со мной, неразумным. Ну, жили, значит, бедовали. Дядька — тот, что трактирщик, я