У каждого свое проклятие - Светлана Демидова

Не успели Ирина с Андреем обсудить происшедшее с Михаилом, как им позвонил отец Кирилла и сообщил, что сын насмерть разбился на своем мотоцикле. Поскольку последнее время Кирилл жил у Капитоновых, у них находились почти все его документы. Валерий Сергеевич Макута попросил разрешения забрать паспорт и вещи сына.

– Как же все это случилось? – обратилась Ирина к почерневшему от горя отцу Кирилла, когда он переступил порог их квартиры. – Мы ведь что-то должны сказать Нине.

– Точно не знаю, – покачал головой Макута-старший, крутя в руках паспорт сына, – но очевидцы происшествия говорят, что прямо на проезжую часть выбежал какой-то дурной пешеход... прямо Кириллу под мотоцикл. Он вынужден был вильнуть в сторону, и его сбила идущая в другом ряду иномарка.

– А что этот... ну... пешеход? – спросил Андрей.

– Он тоже пострадал. Какая-то машина и его все-таки сбила, но вроде бы с ним все более или менее нормально... В общем, жив... А Кира... Думали, на свадьбе гулять будем, а вот как все получилось... – На глаза огромного широкоплечего мужчины навернулись слезы. Он вытер их тыльной стороной ладони и еще раз повторил: – Вот как все получилось... – и, сгорбившись, пошел к выходу.

Капитоновы поначалу никак не связали воедино происшествия с Мишей Румянцевым и с Кириллом. Андрей только и смог сказать:

– Что за кошмар на дорогах творится...

Ирина, не слушая его, думала о Нине. Как их девочка перенесет это страшное известие... Они с Кириллом действительно любили друг друга. Родители Нины это видели. Они и сами так привыкли к молодому человеку, что уже считали его мужем дочери. Что такое штамп в паспорте? Пустая формальность. Они и сами в юности некоторое время жили нерасписанными. Капитоновы уже давно перестали сожалеть о том, что Нина дала отставку Михаилу Румянцеву, выбрав Кирилла. Макута сумел им понравиться. Несмотря на экстремальный стиль одежды, он оказался человеком серьезным. Не зря его хвалила бабуля из поселка Выряново. Кирилл работал в автосервисе и неплохо зарабатывал. Он даже предлагал снять квартиру для них с Ниной, но Капитоновы не представляли жизни без дочери, которой была посвящена вся их жизнь. И вот теперь с дочерью приключилась беда. То есть она приключилась с Кириллом. Но если с ним, то с Ниной тоже...

Примерно за час до возвращения домой дочери к Капитоновым прибежала взъерошенная заплаканная Татьяна Румянцева.

– Мише хуже?! – в один голос выкрикнули Капитоновы.

У Татьяны так тряслись губы, что она никак не могла начать говорить. Андрей бросился в кухню, принес оттуда чашку с водой, но Мишина мать, отстучав дробь зубами о ее край, вся облилась, но, похоже, так и не смогла выпить ни глотка. В конце концов она сунула руку в карман плаща, вытащила оттуда смятый лист бумаги и протянула Капитоновым. Бумагу взял Андрей, разгладил ее и стал читать вслух:

– «Дорогие родители, простите меня, если сможете. Я люблю Нину Капитонову. Страшно люблю. Жизнь без нее мне не нужна. И я покончу с этой жизнью, в которой все не совпадает. Слух получают люди, которым не хочется ничего слушать, кроме мата и дичайшей музыки. А те, кому нужен слух, не могут как следует расслышать даже голоса любимых людей. Я не совпал с Ниной. Я люблю ее, а она любит другого. Она не хочет меня, но не получит и своего мотоциклиста. Нас обоих не будет. Вы так и передайте ей, что все сделал я, тот, которым она пренебрегла. Она думала, что я не способен на поступок, а я способен. Прощайте все. Прощай, Нина, и прощайся со своим байкером. Целую вас, мама и папа. Вы были хорошими родителями. Но человеку мало того, чтобы его любили только родители. Прощайте. Ваш неудачный сын Михаил...»

Закончив читать, Андрей с ужасом уставился на бок о бок сидящих на диване женщин.

– Бред какой-то, – сказал он.

– А мы в-ведь д-даже не знали, – наконец смогла вымолвить Татьяна Румянцева, – что у Миши с Н-Ниночкой в-все раз-зладилось... – Она схватила со стола принесенную для нее чашку и выпила из нее остатки воды. – Он н-ничего не говорил.

– А ты знаешь, Таня, что Миша добился того, чего хотел?.. – трясущимися губами произнесла Ирина.

– Как?! – охнула Татьяна.

– Нине действительно придется прощаться со своим... словом, ее Кирилл разбился... насмерть... на мотоцикле.

– Как?.. – еще раз пролепетала Румянцева.

– Похоже, что ваш Миша не просто попал под машину. Скорее всего, он назло Нине специально бросился под мотоцикл Кирилла. В результате Миша в больнице, но жив... а... нашего Киры...

– Н-е-ет... Только не это... – прошептала Татьяна, потом, задыхаясь, спросила: – И... и что же теперь будет?

Андрей сначала даже не понял, что она имеет в виду, и спросил:

– Ты о чем?

– Я... о Мишеньке...

– Что бы ни было, Таня, а его участь все же много лучше, чем Киры... Они с Ниной так любили друг друга...

– А Нина... она...

– А Нина еще ничего не знает. Представляешь, что с ней будет, когда она узнает!..

И вот сейчас вместо Нины, которую родители считали слабой беззащитной девочкой, перед ними сидела собранная и решительная взрослая женщина.

«Я убью его!» – написала она на листе блокнота крупными печатными буквами и два раза подчеркнула длинными ровными линиями.

Ирина обратила внимание именно на эту ровность линий и окончательно растерялась.

– Не ерунди, – сказал Андрей.

Нина слишком хорошо знала движения губ отца, когда он произносил эту фразу. Обычно она означала, что, с точки зрения Андрея, Нина занимается глупостями, например, стоя у плиты, ест макароны прямо со сковороды или поливает клумбу во дворе с балкона их шестого этажа. Макаронно-клумбовое выражение в применении к тому, что творилось в душе Нины, было для нее так же отвратительно-болезненно, как скрежет железа по стеклу для слышащего человека. Нинины ноздри затрепетали от гнева. Она встала и еще раз объявила родителям:

– Я убью его!

– Да что ты можешь сделать, глухонемая девочка! – попытался вразумить ее Андрей.

Это сложное прилагательное «глухонемая» было в их семье под запретом. Назвать Нину глухонемой было так же невозможно, как невозможно человека с одним глазом в лицо называть одноглазым, а горбатого – горбуном. Андрей специально употребил именно это жалящее определение, чтобы сбить дочь с толку, отвлечь от того, что она с таким жаром повторяла. Пусть она лучше возненавидит его, чем совершит что-то ужасное и непоправимое.

Ирина с колотящимся у самого горла сердцем смотрела на дочь. Как бы ей хотелось, чтобы ее Ниночка сейчас билась в рыданиях, которые так естественны в том случае, когда юная девочка теряет возлюбленного. Если бы она стонала и выла, они с Андреем утешали бы ее, поили лекарствами и тоже плакали бы вместе с ней. Им тоже, до спазмов в горле, было жаль Кирилла. Но почему Нина не плачет? Почему у нее такое жесткое лицо? Неужели они совсем не знают свою дочь?