Оскольки - Джал Халгаев

— Йен, только не надо больше загадывать мне загадки. Ты ведь знаешь, что я ни черта не знаю о твоем мире!

— Потому и загадываю, что ты не ответишь, — я ухмыльнулся. — Нравится смотреть в такие моменты на твою смешную рожу.

— Идиот.

— Дура. Теперь это и твой мир, так что запоминай и учись. Сегодня ты у нас будешь в роли эдакой глупенькой болванки, с которой эта мразь уж точно захочет поразвлечься. Я в лучшем смысле этого слова, конечно.

— Издеваешься? Снова я приманка?

— Естественно. Моя репутация просто не позволяет мне скакать по крышам, так что этим займешься ты. Выше нос, девчонка, это всего лишь какой-то проказник! Вот если бы я натравил на тебя вурдалака, это уже другое дело.

— Она тебя хотя бы не сдаст? Между прочим, проводники теперь вне закона, и вас вешают чуть ли не на каждом углу.

— Бред. Из десяти повешенных проводников там только ноль-два процента! Приказ приказом, а от всяких тварей избавляться все равно надо, и мы с народом находимся в некой солидарности. Не бойся, в крайнем случае сдам тебя и скажу, что я твой раб, и ты держишь меня против моей воли.

Она, фыркнув, поднялась с табуретки и побрела в сторону тюков с сеном, а затем просто плюхнулась на них сверху и, судя по характерному храпу, доносящемуся с той стороны, сразу же отрубилась.

Я медленно выдохнул сквозь зубы. Сжал пальцами маленький обсидиановый кинжал, висящий на шее, и воткнул в землю копье острым концом вниз.

— Ведьма, не ведьма, а тебя, бабка, я убью, — пробормотал я.

Крепко затворив за собой вход в амбар, я потянулся правой рукой к серпу, но тут же остановился. Нет, сейчас он не поможет, да и зачем мне лишние проблемы на задницу? Хороший нож — вот что сейчас пригодится, особенно если он сделан из человеческой кости.

Я обратным хватом перехватил потертую кожаную рукоять и медленно двинулся в сторону дома. Бабка уже ждала меня на пороге. Ее полуслепые серые глаза смотрели прямо на изогнутый заточенный клинок, но в них не было страха. Наоборот, даже какое-то смирение, что ли. Такое я встречал впервые, но останавливаться не собирался.

Все они сначала не боятся, а когда припрет, орут за милую душу.

— Что, проводник, благотворительствуем? — прошамкала она, когда я почти подошел к ней вплотную. — Не боисся, что я тебя прямо на месте-то и прихлопну?

Я оскалился.

— Полнолуние еще не скоро, бабушка, — спокойно ответил я. — Силенок не хватит.

— Твоя правда, — кивнула она. — Но лучше давай-ка я тебе сначала погадаю, а потом уж сам решать будешь, что со мной делать.

Я прищурился, внимательно оглядывая ее лицо.

Конечно, она могла заманить меня в дом и убить. Даже сковородки по затылку будет достаточно, чтобы я благополучно отправился куда повыше, и девчонка останется одна наедине с этой… мерзостью. Я не мог этого допустить. Но ее предложение меня заинтересовало.

Я кивнул. Старушенция развернулась и медленно поковыляла в сторону небольшой темной гостиной, заставленной всякой пыльной мебелью.

Убрав костяной нож в ножны, я коснулся пальцами рукояти пистолета и последовал за ней, мягко ступая по скрипучим темным половицам.

Я чихнул. Пыли тут было столько, что зудели глаза, и я едва ли что-то видел по бокам и даже пару раз хлопнулся лбом в свисающую с потолка люстру. В воздухе пахло стариной и плесенью.

Бабка села за низенький круглый столик и жестом приказала мне сделать то же самое.

Одернув полы своей куртки, я приземлился на табуретку и стянул с головы капюшон. Я пробежался взглядом по комнате. Хмыкнул. Все зеркала были завешаны полупрозрачной черной тканью. На тумбочках, ютившихся в дальнем правом углу, ворохом лежали покрытые гарью стеклянные склянки, а над ними на бельевой веревке висели высушенные травы.

— Все равно ведь не получится, — я кивнул на мертвые растения.

— Попытаться стоит, — ответила старушка. — Итак, проводник, что ты хочешь знать?

Я усмехнулся.

— А чего хотят все знать? Конечно, свое будущее, и все в мельчайших подробностях, бабка. Знаю я вас, плату возьмете, а потом скажете, мол, не идет, и заднюю!

Она прищурилась, всматриваясь в мои глаза, и я ощутил, как шерсть на загривке встает дыбом.

— Ты ведь не первый раз пытаешься это сделать, да?

— Что? — я сделал вид, что не понял, о чем она говорит.

— Я хоть и стара, проводник, но ищщо не глупа. Ты пытаешься изменить свое будущее, вот что ты пытаешься сделать. Но мы с тобой понимаем, что это бесполезно.

Сглотнув, я сжал пальцы в кулак.

— Но мне плевать, — после паузы сказала она.

Бабка поставила на стул кружку, сделанную из старой почерневшей кости, и протянула мне кривой острый нож, и я сразу же принял его, чувствуя, как по всему телу пробегает неприятная дрожь.

Надрезав запястье, я дал своей крови стечь в кружку и наполнить ее до краев (к счастью, размером она была с небольшой стакан, иначе бы я уже валялся там на полу), а затем отложил нож в сторону и крепко стиснул пальцами рану, давая ей время срастись, но так, чтобы «ведунья» этого не заметила.

Бабка облизнулась.

Протянув дрожащие от нетерпения руки к посуде, она приложилась к ней губами и стала жадно пить кровь большими глотками, чавкая так, что во мне проснулось дремавшее долго омерзение. Проклятые ведьмы…

Наконец, закончив обряд, она положила руки на стол ладонями вниз и уставилась на меня.

Я видел, как прямо на глазах она преображается. Морщин становится меньше, кожа приобретает ровный бледноватый оттенок, а в уголках глаз зажигаются красные искры, тлеющие во тьме подобно уголькам. Я думал, что сейчас она вновь станет молодой и будет выглядеть лет эдак на тридцать-сорок, но женщина, на секунду появившаяся передо мной, снова сгорбилась и вернулась обратно в тело знакомой мне бабки.

— Не вышло? — нетерпеливо спросил я.

— Отчего же, — она показала кривые зубы, красные от моей крови. — Вышло.

— Так говори!

Ее улыбка стала еще шире. Она походила на мерзкий оскал умирающего, который знает, что его враг все равно погибнет, и мне это совсем не нравилось. Ни капли…

— Вижу, — зловеще начала она, — что в тьме ты родился. Туда тебе и дорога.

— Чего? Выражайся яснее, мразь!

— Скоро умрешь. Страшной смертью погибнешь, в одиночестве. Вижу, друзья от тебя отвернутся. Те, на кого ты мог положиться, предадут и столкнут тебя в пропасть, и никто тебя не спасет. Все равно сдохнешь. Сдохнешь!..

Прежде чем она успела договорить, я схватил ее за затылок и со всего размаху саданул лбом об стол. Старуха завизжала как свинья, да так что резало уши, но я не останавливался. Я приложил ее еще пару раз, пока та не перестала извиваться и пытаться вырваться, а затем схватил с зеркала на шкафу длинный кусок черной ткани, намотал его на кулак и ударил ее в глаз.