Мой муж – чудовище - Даниэль Брэйн

зачем нужен этот осмотр, что подозревает мой муж, я потребовала бы присутствия кого-нибудь из прислуги. В эту минуту я была готова обнажиться, лишь бы мне сказали и доказали, что я – все еще я. Или больше не я, и это была бы определенность.

Летисия могла войти ко мне ночью. Я не сомневалась, что у нее был запасной ключ. А еще я была уверена – она умела открывать замки. Она следила за нами всеми. У нее были развязаны руки, она несла ответственность перед нашим отцом. Я часто задавалась вопросом, как смотрят на это мужья, но никогда не спрашивала ни отца, ни сестер, ни Летисию. Она умела, наверное, очень многое, я даже сотую долю представить себе не могла.

А еще? Филипп, он же дворник. Знает все ходы и выходы в усадьбе. Маркус, этот призрак, его опять нет, но он есть, я все время забываю о его присутствии в доме.

– Голову чуть выше, миледи. Можете открыть глаза, если хотите.

Я помотала головой. С закрытыми глазами было легче. Руки доктора были мягкими, а пальцы – сильными, движения четкими. Мне не было больно, не было стыдно. Я подчинялась и была готова делать это до конца своих дней, только бы услышать приговор уже перед самой смертью, а до этого быть уверенной, что все хорошо.

Я хочу умереть от старости. Когда настанет срок.

– Теперь – простите, но мне придется быть с вами… врачом. Может быть неприятно, если почувствуете боль, непременно скажите, а неприятное нужно потерпеть.

Доктор через одежду сильно сдавливал мои плечи, переместился на предплечья, потом на запястья. Он не пропускал ни дюйма моего тела, и это меня так удивило, что я открыла глаза и увидела, что он смотрит мне в лицо не отрываясь. Глаза его блестели желтым в свете свечей, а сладкий запах дорогих заморских сигар вводил меня в некое подобие транса.

– Все хорошо, миледи, так и должно быть. Благодарю вас, и простите, но дальше я буду еще больше врачом.

Это просто осмотр. Врач исполняет свой долг, не всегда пациенту приятный. Несмотря на то, что мы с сестрами никогда не покидали дом без сопровождения, осматривали нас регулярно. Я читала достаточно тех самых неправильных книг, чтобы знать, зачем и почему это делали. Запертая на сто замков в своей комнате девушка может доставить немало хлопот своим невоздержанным поведением, пусть и вскроется это в законном браке. Одно время я страдала из-за периодических болей, и семейный доктор, бравший за визит непозволительно много денег, изучил меня всю, от и до. К врачам я относилась с пониманием, заранее прощая любую вольность, но смущаясь от мысли: если все воспринимают их не как обычных людей, как им с этим живется?

Боли не было, только не самые приятные ощущения в местах ссадин. И стыд, который я усиленно и успешно гнала. Голова кружилась, мне безмерно хотелось лечь и уснуть.

– Вы женаты, доктор?

– М-м? Еще нет, миледи. Это комплимент или упрек?

Доктор прощупывал мой живот, это было щекотно.

– Любопытство. – Ясные, что я говорю? Как я посмела задуматься о подобном, не то что расспрашивать постороннего мужчину? – Ваши пациенты для вас ведь не…

Доктор засмеялся и добрался до моих бедер.

– К этому не сразу, но привыкаешь. Нет, для меня вы сейчас не молодая привлекательная женщина, леди и жена моего друга, а пациент, и признаюсь, не будь вы молодой привлекательной женщиной и леди, мне было бы проще в разы, я просто приказал бы вам обнажиться. Но увы, меня сдерживает этикет, такая досада, ведь не бывает титулованных докторов… Повернитесь и встаньте лицом к зеркалу.

– Зачем это? – вяло поинтересовалась я.

– Скажу после осмотра, иначе вы испортите мне результат. Вы вздрогнули, я могу посмотреть?

Я действительно скривилась от боли, еле сдержав вскрик. Результат одного из падений там, на скользкой дороге, когда Филипп вел меня в усадьбу, – кажется, последнего, после которого я согласилась, чтобы он меня понес.

– Да, разумеется.

Я упала боком и ударилась бедром о заледеневшую кромку накатанной колеи. Ушиб саднил, но не до такой степени, чтобы я обращала на него внимание. Доктор опустил мою юбку, отошел к столику, вынул из чемоданчика баночку, открыл ее, и по комнате разнесся сильный запах камфары. Затем он достал из металлической коробочки несколько стеклянных палочек и сосредоточенно выбрал из них подходящую, избегая смотреть на меня.

– Не сильный, но обширный ушиб, миледи, полагаю, вы неудачно упали. – Я кивнула. – Пахнет не слишком приятно, но поможет скорее зажить.

Ссадина была на том месте, которое видели лишь служанки и доктора. Я подумала, чувствую ли смущение, и пришла к выводу, что немного. Меньше, чем могла бы испытывать, к тому же мазь приятно холодила кожу, а наносил ее доктор стеклянной палочкой.

– Так все же, – внезапно спросила я, чтобы окончательно перестать думать о том, куда исчезло мое чувство стыдливости, – вы с моим мужем друзья?

Глава восемнадцатая

– Сначала вы ушли от ответа, теперь проговорились.

Была ли на то причина или лорд Вейтворт сам дал понять, что мне можно знать об их дружбе, когда при мне обратился к доктору по имени? Но вряд ли это было сознательно сказано, больше вырвалось против воли.

– Мы были друзьями, когда были детьми, – сдержанно ответил доктор. – Сейчас… наверное, да. Я надеюсь на это.

– Вы поссорились?

– Нет, миледи. Но люди меняются, а друг – это тот, ради которого готов рискнуть жизнью.

– Значит, вы рисковали?

Была ли Летисия моим другом, и если да, то кого же я потеряла? Человека, преданного мне безгранично, или верного слугу, к тому же не моего? Сколько платил ей отец за то, что она следовала за каждой из нас… до самой, как оказалось, смерти?

– Не я, миледи, ваш муж. Благодарю вас, надеюсь, я не причинил вам боли. Ничего, кроме ушибов, я не заметил, но они не требуют моего вмешательства. Если будет беспокоить та ссадина на… бедре, скажите.

Я перевела дух. Мне не было ни приятно, ни неприятно – просто осмотр врача, никаких отличий от осмотров других докторов, но я не сказала, конечно, этого вслух и села на кровать.

Голова продолжала кружиться, стены плыли перед глазами. Мелькнула мысль, что я совершенно не воспринимаю молодого и интересного внешне доктора как мужчину, и от этого мне стало смешно.

После осмотра меня испугало собственное поразительное равнодушие, но затем я решила, что врачи не ради красоты носят белый