Бриллиант - Марна Келлог

Оуэн вышел на улицу, продрался сквозь баррикаду вспышек теле- и кинокамер: плащ наброшен на плечи, темных очков сегодня нет. Как только он благополучно оказался в машине, я вошла в кабинет, заперлась и подошла к потайной двери, ведущей к заброшенной лестнице. Если хорошенько поискать, можно найти. Это просто часть обшитой панелью стены, перед которой стоят столик и стул. Насколько я могла видеть, мебель не передвигали, вмятины на ковре оставались на месте. Под ножками столика и стула. Я отодвинула их. Дверь легко приоткрылась, и я щелкнула выключателем на маленькой лестничной площадке. Я сама не знала, что ищу, но, похоже, дверь не открывалась годами. А может, ею пользовались не далее как в этот уик-энд. Трудно сказать. Я снова закрыла дверь, поставила мебель на место и, поскольку настал обеденный перерыв, спустилась вниз.

Зимний воздух был свежим и бодрящим. Как раз то, что нужно, чтобы прояснить голову. После короткой десятиминутной прогулки запутанными переулками я оказалась у дома сорок шесть по Кэрридж-сквер, в спокойном местечке, где располагались старые особняки, выходящие фасадом на Парк-лейн, недалеко от Стэнхоп-Гейт. В доме сорок шесть как раз и жила Шейла Уинтроп Фуллертон, шестидесятишестилетняя дочь Ишмейела Уинтропа. Через две недели, в пятницу, Шейла наверняка уедет на день рождения к отцу.

Я принесла с собой кроссворд из утренней газеты, маленький термос кофе и сандвич из моего домашнего орехового хлеба с камамбером и чатни[10] из фиников и яблок, по рецепту Делии Смит, которое не только легко готовится, но и особенно вкусно, если прибавить самую чуточку кайеннского перца для пикантности. Восхитительная комбинация, уж поверьте, очень полезная и сытная, если только вы не заботитесь об углеводах и в связи с этим едите только камамбер.

Я выбрала скамью в Гайд-парке на противоположной стороне улицы с прекрасным видом на дом и принялась его изучать.

Глава 23

Прошло две недели после «инцидента с Тиной», как мы его именовали. Семейка Тины в полном составе явилась из Сан-Хуана, чтобы отвезти ее домой, и дружно искала утешения в слезах, позируя перед телекамерами. Она была их кормилицей, матерью семейства, их опорой и надеждой, и теперь ее последнее появление на публике было обставлено со всей возможной пышностью. Какое грустное зрелище. Оуэн полетел в Пуэрто-Рико, чтобы присутствовать на похоронах, вылившихся едва ли не в государственный траур.

Жизнь в офисе снова вошла в обычное русло. Эксперты занимались оценками и каталогами, клиенты, вдохновленные призывами Бертрама, покупали, Оуэн продолжал подделывать бухгалтерские книги, хотя, как мне казалось, не так усердно гонялся за юбками. Собственно говоря, если хорошенько присмотреться, он вообще перестал гоняться за юбками.

В среду днем, после закрытия биржи, были объявлены финансовый отчет третьего квартала и перспективный план продаж продукции «Пантер», и результаты оказались сокрушительно жалкими. Плохие новости вызовут еще большее падение акций, что, в свою очередь, приведет к запросам из восьми банков во главе с «Креди Сюисс». Следовательно, крах неизбежен, но Оуэн, как всегда в минуту опасности, еще больше собрался. Плохо будет тому, кто вздумает с ним шутить. Пусть уж лучше сразу приобретает ядерные боеголовки.

— Хотите поужинать сегодня? — неожиданно спросил Оуэн, прервав диктовку на середине фразы.

— Простите?

— Я сказал, не хотите ли поужинать сегодня?

— То есть с вами.

— Ну… да. Это подразумевается.

— Вы, случайно, не приглашаете меня на свидание?

— Перестаньте меня муштровать, Кик, Хоть немного расслабьтесь. У нас полно работы, и я подумал, что неплохо бы сменить декорации, вместо того чтобы торчать допоздна в офисе.

Я немного помедлила.

— В котором часу?

— Мы могли бы отправиться в «Каприс» прямо отсюда.

Хочу ли я ужинать с Оуэном? Нет, не слишком, хотя к среде я немного устаю от собственной стряпни и с удовольствием поужинала бы в ресторане. Кроме того, я никогда не была в «Каприсе». Его завсегдатаями были многие знаменитости, включая принца Чарлза.

— Пожалуй, так и сделаем, — решила я.

— Вы, кажется, взволнованы, — проницательно заметил Оуэн.

— Возьмите себя в руки, Оуэн.

Нам отвели боковой столик в главном зале, где сидят все знаменитости, и, должна признать, мне тут ужасно нравилось. Сэр Крамнер никогда не позволял себе выходить со мной на люди, и я, приехавшая в Лондон очень молодой, смирилась с ролью, для которой меня растили и воспитывали. Такова уж была моя жизнь. Я вполне сознаю тот факт, что всегда была женщиной одинокой, не имеющей никакого или почти никакого опыта в видимой, публичной стороне социальных отношений мужчины и женщины. Действительно близких друзей у меня не было. Только приятели, с которыми я общалась во Франции. Я никогда ни с кем не «встречалась» и не имела романов с мужчинами, если не считать сэра Крамнера. И дело не в отсутствии приглашений, а в полном отсутствии склонности сближаться с кем бы то ни было. Психиатр, возможно, посчитал бы, что я просто боюсь любить. Избегаю тесных отношений из страха. Страха привязанности, страха потери. О'кей, пусть будет так. Но можете себе представить, что случится с моей маленькой империей, если я распущу язык во имя любви? Ради дружеского перепихона? При мысли об этом меня трясет.

Но сегодня, с Оуэном, было весело и забавно. Почти как с хорошим другом.

Мы начали с водки-мартини, продолжили зеленым салатом с маслом и капелькой уксуса, жаренными на гриле бараньими отбивными с чесночно-розмариновым маслом, свежей спаржей и хрустящими маленькими картофельными оладьями. Оуэн заказал бутылку бордо «Шато-ле-Пен» урожая девятьсот восемьдесят пятого года.

— Превосходный выбор, сэр, — похвалил сомелье, и почему бы не похвалить при цене тысяча фунтов за бутылку!

— Вам следовало бы расширять свой кругозор, — заметила я после того, как сомелье откупорил чернильно-черное вино, налил немного в бокал себе и Оуэну и оба, посмотрев вино на свет, пригубили и стали охать и ахать, и Оуэн велел ему оставить бутылку открытой, чтобы бордо немного подышало.

— Прошу прощения?

— Не хочу показаться грубой, но все эти дорогие вина и целые представления с пробками и переливанием наверняка производили желаемый эффект на ваших крошек моделей, особенно при вашем обширном опыте винодела-ферментолога, — объяснила я, не пытаясь скрыть презрения. — Но дело в том, что в списке вин существует немало гораздо более тонких — если, разумеется, вы хотите произвести впечатление на кого-то, кто действительно в них разбирается, — так что вам следует многому научиться. Кроме того, «Шато-ле-Пен» слишком, слишком уж торжественно для такого скромного обеда, а урожай восемьдесят пятого еще не вызрел до нужной степени.