Искатель, 1999 №7 - Олег Суворов

после закрытия пивной они подрались на автобусной остановке, и лысый, заподозрив в Мишуке идейного сторонника «Чернорылова», дал ему в глаз.

Сейчас, ощупывая свой фингал, Мишук думал о том, что «с интеллигенцией надо поосторожней, а то ведь тоже, чуть что не по ним — сразу в харю!».

Некоторые люди похожи на огонь, поскольку своими действиями и поступками согревают и освещают жизнь других; некоторые похожи на дрова — то есть так же смирно лежат в поленнице и ждут, когда кому-нибудь понадобятся; ну а некоторые напоминают золу — ибо уже давно «отгорели» и теперь способны лишь на то, чтобы удобрять почву для новых поколений. Продолжая это сравнение, можно сказать, что Мишук походил на кочергу, в том смысле, что уже много лет не менялся ни внутренне, не внешне, оставаясь таким же твердым и… закопченным. Бомжом он стал несколько лет назад, когда бывшая жена, на чьей жилплощади он был прописан, переехала к новому мужу, после чего ухитрилась продать квартиру без ведома и согласия самого Мишука. Явившись домой после очередного загула, он застал там какого-то грозного азербайджанца, который пригрозил ему засунуть в рот его собственные кишки (он произнес «кышки», но Мишук прекрасно все понял), если тот вздумает возмущаться и заявлять в милицию. Мишук не стал никуда заявлять, рассудив, что поскольку и так ночевал дома не чаще трех раз в неделю, то не слишком много и потерял. Теперь он жил на чердаке своего бывшего дома и, как ни странно, даже ухитрился подружиться с нынешним владельцем своей квартиры, который при каждой встрече неизменно дарил ему от пяти до десяти рублей.

Пошарив по карманам, Мишук обнаружил там рваную десятку и, поднявшись со скамейки, побрел по улице, внимательно высматривая пустые бутылки. Однако не прошел он и ста метров, как наткнулся на знакомого следователя. Собственно говоря, Мишука знало все местное отделение милиции, однако с Леонидом Ивановичем Прижогиным отношения у них были особые, причем все началось с одного нетривиального случая.

Однажды, находясь в состоянии жуткого похмелья и испытывая адский голод — до этого он не ел три дня, — Мишук не выдержал и пошел на откровенный грабеж. Подкараулив у магазина какую-то пожилую женщину, он выхватил из ее рук целлофановый пакет, в котором оказалось всего два банана, и тут же, на ходу, не обращая внимания на ее вопли, сожрал их.

— Ну что ты орешь, тетка, — прохрипел, возвращая ей пакет, — не видишь, человек голоден.

— Ох, миленький! — вдруг вздохнула она, с жалостью глядя на бомжа. — Да мне не бананов жаль, а тебя! Они ж с люминалом, для обезьяны!

И тут же рассказала собравшимся прохожим, что работает лаборанткой в Институте микробиологии и у них заболела подопытная горилла. Чтобы усыпить ее и отвезти в лечебницу, сотрудники института не придумали ничего другого, как накачать огромной дозой снотворного два банана, а потом скормить горилле. Однако машина, необходимая для транспортировки обезьяны, никак не находилась, и тогда лаборантка, отправляясь в обеденный перерыв по магазинам, не придумала ничего лучшего, как захватить эти бананы с собой, чтобы не дай Бог по ошибке не съел кто-нибудь из своих — а институтские сотрудники уже давно не получали зарплату и такого варианта исключить было нельзя.

— Он же теперь умрет! — жалобно причитала тетка, глядя на качавшегося Мишука, который воспринял известие о своей скорой смерти с удивительным хладнокровием.

— Херня! И не такое едали! — после чего пошел искать укромное место, чтобы прилечь и поспать.

Однако поспать ему так и не удалось. По совету одного из прохожих ограбленная тетка позвонила в милицию и, рассказав о случившемся, потребовала «последить за человеком». И вот, в течение всего этого дня, стоило Мишуку где-нибудь прикорнуть, как его тут же будил очередной знакомый милиционер и, не скрывая издевательской ухмылки, интересовался тем, как он себя чувствует. В конце концов, не выдержав такой неотвязной милицейской заботы о своем здоровье, Мишук забрался на свой любимый чердак и уже здесь вдруг почувствовал себя совсем плохо. Спасло его лишь неожиданное появление Прижогина, который тут же, на милицейской машине, отправил его в больницу. Кстати, следователь оказался рядом с его домом по чистой случайности — проверял сигнал о найденной во дворе гранате. Тем не менее, Мишук испытывал искреннюю признательность к своему спасителю, что не помешало ему тут же обратиться к Прижогину с классической просьбой:

— Слышь, Иваныч, одолжи десятку, а то на пиво не хватает!

— Одолжу, — вдруг согласился Прижогин, — но сначала ты мне ответишь на кое-какие вопросы.

— Отвечу, отвечу, — обрадованно заторопился Мишук, — о чем речь, начальник!

— Давай присядем.

Они зашли во двор ближайшего дома и сели на лавочку, при этом следователь знаком приказал ему сохранить метровую дистанцию, так что Мишуку пришлось сесть на самый край. Прижогин разложил на коленях свою неизменную папку, затем достал пачку «L&M» и закурил. Мишук нетерпеливо заерзал на месте, и тогда следователь, достав еще одну сигарету, даже не подал, а откатил ее по лавочке в сторону бомжа. Впрочем, чтобы тот прикурил, им пришлось немного сблизиться.

— Ты знаешь, что неделю назад в нашем районе была убита молодая девушка? — последовал первый вопрос.

— Не-а, — блаженно затягиваясь, отвечал Мишук.

— А что ты сам делал двадцать шестого августа между десятью и одиннадцатью часами вечера?

Мишук изумленно вытаращился.

— Ну ты даешь, Иваныч, я что — помню? У нас сейчас-то какой месяц?

— Вспомнишь, — успокоил следователь. — Сейчас сентябрь, тогда был вторник, а по вторникам к гастроному приезжают принимать посуду.

— А сегодня какой день? — вдруг спохватился Мишук.

— Среда.

— А, верно… — пробормотал он, вспомнив, что уже сдал вчера накопленные за неделю запасы и именно на эти деньги пошел в пивную, где и встретился с лысым.

— Ну так что?

Мишук напряг память.

— Неделю назад, говоришь? Ну это, как обычно… сдал бутылки… потом взял портвешка, кажется… Не, точно портвешка, помню, что туркменский, но название хоть убей…

— Дальше, дальше.

— А чего дальше? Выпил и где-то во дворе уснул.

Мишук хитрил. На самом-то деле он прекрасно помнил тот день, тем более что он был ознаменован весьма неординарной добычей, которая еще дожидалась своего часа в укромном уголке чердака. Но говорить об этом не стоило — могли отнять.

— А когда проснулся?

— Хрен его знает. Темно уже было.

Прижогин с досадой загасил окурок.

— Я сам куплю тебе пива, если ты постараешься вспомнить, кого ты видел в тот вечер в районе своего дома.

Мишук всем своим видом выразил желание помочь следствию и даже немного подался вперед, усиленно морща