Шри Ауробиндо. Эссе о Гите – II - Шри Ауробиндо

Характерными качествами саттвического темперамента и ума являются гармония и порядок, ощущение радости и счастья, ясная и тихая удовлетворенность, внутренняя легкость и невозмутимость. Ведь на самом деле мы, явно или скрыто, всегда преследуем одну и ту же цель – счастье или хотя бы его подобие, имитацию, суррогат, наш ум, наша воля, наши эмоции, наше тело ищут некое удовольствие, радость, удовлетворение. Страдание же наша природа вольно (когда без него не достичь желаемого) или невольно (когда оно налагается вселенской Природой и его невозможно избежать) вынуждена терпеть и выносить, но она никогда сознательно не стремится к нему – исключение составляют только те случаи, когда в порыве энтузиазма или же следуя своим извращенным наклонностям мы ищем страдания, чтобы, вытерпев его, стать сильнее или испытать скрытое за ним жгучее наслаждение. Впрочем, характер наслаждения и счастья, испытываемых нашей природой, тоже зависит от преобладающей гуны.

Так, тамасический ум вполне может удовлетвориться своей леностью и инерцией, своим оцепенением и дремой, своей слепотой и своими заблуждениями. Природа наделила его привилегией надменно довольствоваться своей глупостью и невежеством, своими тусклыми прозрениями, своей инертной всеядностью, своими мелочными и примитивными радостями, своими низменными наслаждениями. Неверное восприятие порождает это довольство, и оно же становится его следствием; однако, живя в этой иллюзии, тамасический человек все-таки испытывает вялое наслаждение, пусть и не самого высокого порядка, но вполне его удовлетворяющее. Таково тамасическое счастье, основанное на инерции и невежестве.

Ум раджасического человека тянется к более будоражащему и пьянящему вину; для него весь смысл и радость жизни заключены в получении острых, динамичных, активных наслаждений, источниками которых становятся его тело и чувства, его кипучедеятельные или уловленные в сети чувств ум и воля. Пригубливая эту чашу, он поначалу чувствует, что пьет нектар, радуется и ликует, не зная, что на дне скрывается примесь яда. Но вот чаша осушена, и он ощущает горечь разочарования, пресыщение, усталость, протест, отвращение, собственную греховность, страдание, утрату чего-то важного, тщету и эфемерность достигнутого. Так и должно быть, потому что эти внешние наслаждения совсем не то, что дух в нас действительно хочет получить от жизни; есть нечто, пребывающее за и над мимолетностью форм, нечто непреходящее, приносящее истинное удовлетворение, самодостаточное. По этой причине саттвическая природа ищет то, что удовлетворяет высший ум и дух, и как только она достигает возвышенной цели своих исканий, она начинает испытывать чистую и ясную радость души, состояние полноты, неизменную легкость и покой. Это счастье зависит не от внешних вещей, а лишь от нас самих и от раскрытия в нас всего самого лучшего и сокровенного. Но сначала в своем обычном состоянии мы этим не обладаем; это нужно завоевать благодаря самодисциплине, труду души, возвышенным и напряженным усилиям. И на первых порах нам кажется, что мы во многом утратили прежние наслаждения, обрекли себя на большие страдания и столкновения, на вкушение яда, поднятого из глубин нашей природы, на мучительный конфликт сил, на борьбу со снова и снова повторяющимися витальными движениями или с мятежными частями собственной природы, упорно не желающими меняться. Но в конце концов эта горечь заменяется нектаром бессмертия и, поднимаясь к высшей духовной природе, мы избавляемся от страданий, так что горе и боль навсегда покидают нас. Мы переживаем то неописуемое блаженство, которое нисходит на нас, когда благодаря самодисциплине саттва в нашей природе достигает своей высшей точки или превосходит свои пределы.

Восхождение саттвической природы за пределы своих ограничений происходит, когда мы поднимаемся выше величественного, но не самого высокого саттвического наслаждения, выше удовольствий, приносимых ментальным знанием, добродетельностью и покоем, когда мы достигаем вечной умиротворенности высшего «Я» и духовного экстаза божественного единства. Эта духовная радость – уже не саттвическое счастье, sukham, а абсолютная Ананда – то тайное блаженство, которое породило все сущее и поддерживает его и к которому все может подняться, достигая своих духовных высот. И обладать этой Анандой может только освобожденный человек, свободный от эго и желаний и ставший наконец единым со своим высочайшим «Я», со всеми существами и Богом и живущий в абсолютном блаженстве духа.

Глава XX. Свабхава и свадхарма[24]

Таким образом, самым эффективным способом достижения духовного совершенства и свободы является развитие души, ведущее к ее освобождению от низшей природы, подверженной влиянию трех гун, и обретению высшей божественной природы, превосходящей их. А это, в свою очередь, лучше всего осуществить благодаря предварительному развитию и все большему преобладанию самой высокой гуны саттвы, когда сознание достигает такого состояния, которое позволяет превзойти также и саттву, подняться над ее ограничениями и перейти в состояние высшей свободы, абсолютного света, безмятежной силы сознательного духа, недоступное влиянию противоборствующих гун. Благодаря этому переходу высочайшие саттвические вера и устремленность, изменяющие наше существо в соответствии с теми высочайшими ментальными представлениями о собственных внутренних возможностях, на которые только способен наш свободный ум, превращаются в осознание нашего подлинного «я», в духовное знание себя. Самый возвышенный идеал или самые высокие принципы дхармы, стремление следовать праведному закону нашего природного существования, преобразуются в свободное, естественное и самосущее состояние совершенства, в котором любая зависимость от каких бы то ни было стандартов оказывается превзойдена и спонтанный закон бессмертного «я» и духа замещает низшие принципы существования инструментальной природы. Саттвические ум и воля преобразуются в духовное знание и динамическую силу единого существования, в котором вся природа, сбрасывая свои обманчивые маски, становится средством, с помощью которого пребывающий в ней бог выражает себя. Саттвичный работник становится Дживой, находящимся в контакте со своим источником, единым с Пурушоттамой; он уже не личность, совершающая то или иное действие, а духовный канал, через который действует трансцендентный и универсальный Дух. Его природное существо, преображенное и озаренное, становится орудием универсального и безличного действия, луком божественного Стрелка. То, что прежде было саттвическими поступками, превращается в свободную активность совершенной природы, в которой уже не существует каких-либо личностных ограничений, пут, привязывающих к тому или иному качеству, оков греха и добродетели, – человек перестает быть связан своими действиями, действиями других или чем-либо еще, он подчиняется лишь верховным указаниям своего высшего «Я» и Духа. Такова кульминация трудов, возвышенных и препорученных в процессе Богоискательства и обретения духовного знания единственному Божественному Труженику.

Но остается еще один очень важный вопрос, на который обращалось большое внимание в древней индийской культуре и который, даже вне этого традиционного подхода в целом продолжает сохранять большую значимость. Гита дает краткие пояснения, касающиеся этого вопроса, но сейчас настало время заняться его пристальным рассмотрением. На обычном человеческом уровне все действия определяются гунами; действие, которое нужно совершить, kartavyaṁ karma, выражается в тройственной форме дарения, аскезы и жертвоприношения, и каждая из этих трех форм или все они вместе могут принимать черты любой гуны. Поэтому нам необходимо поднять все эти виды действий на максимально возможную саттвическую высоту, а затем превзойти даже этот предел и оказаться в безграничности, в которой все действия становятся спонтанным самопосвящением, энергией божественного Тапаса, вечным таинством духовного бытия. Но таково общее правило, и все эти утверждения основываются на довольно общих принципах и относятся ко всем действиям и людям вообще. Все, рано или поздно, способны благодаря духовной эволюции достичь этой строгой дисциплины, этого всестороннего совершенства, этого высочайшего духовного состояния. Но хотя общий принцип функционирования ума и совершаемых человеком действий является одним и тем же для всех людей, мы также не должны забывать, что есть также закон вариативности, согласно которому каждый индивид действует не только в соответствии с общими законами человеческого духа, ума, воли и жизни, но также и в соответствии со своей собственной природой; каждый человек выполняет различные функции или следует определенному пути, руководствуясь конкретными обстоятельствами, способностями, особенностями, характером и возможностями своей личности. Какое же место в духовной практике следует отвести этой вариативности, этим закономерностям и особенностям индивидуальной природы?