Охота к перемене мест - Евгений Воробьев

Котлован, выстланный липкой глиной, — казалось бы, не такое страшное зло в сравнении, например, с ледяным ветром или скользкими заиндевевшими балками на верхотуре. Но люди всегда охотнее переносят зло большее, но уже привычное, нежели зло меньшее, но новое.

Единственное утешение — монтажников перевели сюда на две недели.

— Не волнуйтесь, Кириченков, — успокаивал прораб Рыбасов. — За вами сохраняется средний заработок. Получите даже «высотные».

— Разве это законно? — негодовал Погодаев. — Верхолазов превратили в землекопов.

— Путем скрещивания хотят вывести новое животное — гибрид белки с кротом, — подхватил Маркаров.

День шел за днем, и каждое утро Садырин встречал своих бывших коллег неизменным: «Привет ударникам пулевого цикла!»

Спустя четыре недели «кроты» стали роптать.

— Пора когти рвать отсюда, — Чернега первым выразил вслух недовольство.

В один непрекрасный дождливый день Варежку в будке ее крана сменил незнакомый крановщик. Варежку послали делегатом на областной слет передовиков кранового хозяйства.

Ей не пришлось оформлять командировку — слет проходил в Приангарске, во Дворце культуры «Спутник».

Варвару Белых избрали в президиум, — отнеслась к этому спокойно, избирали не впервые.

Она скромно села в последнем ряду за Леонидом Емельяновичем Белых, тот заслонил ее своей широченной спиной. Скучный казенный доклад. Ее заинтересовало лишь, сколько и где работает кранов. Далеко их Приангарску до Братска и даже до Усть-Илимска, там число подъемных кранов обозначают трехзначной цифрой. Горизонты, куда ни оглянись, исчерчены в тех городах башнями и стрелами кранов-трудяг.

Варежка не помнила, есть ли герб у города Братска. Будь ее воля, она изобразила бы на гербе стрелу подъемного крана, а рядом макушку лиственницы, ели или кедра; дерево пусть выберет художник по своему вкусу...

Галиуллина и Шестакова также послали на слет. Кому же лучше судить о работе крановщиков, если не бригадирам-монтажникам?

Варежка не сразу догадалась, почему она сегодня в таком приподнятом настроении, а когда догадалась, снисходительно улыбнулась: приятно, что Шестаков видит ее сидящей в президиуме... Да еще красиво причесанной, да еще в новом платье...

Утром она познакомила Шестакова с Леонидом Емельяновичем, с которым в ее жизни столько связано, рассказала об их семье.

В составе делегации Братскгэсстроя на слет приехали три брата Белых: знатный крановщик Леонид Емельянович из Усть-Илимска, Яков из Братска и Алексей из Иркутска.

Все они родом из деревеньки Зятья, ушедшей под воду. Три десятка рубленных в лапу домов исстари отражались в реке Илим. Иные дома были срублены еще в те времена, когда по соседству в остроге Илимска томился в заточении великий крамольник Александр Радищев.

Из тридцати домохозяев в Зятьях двадцать восемь — однофамильцы. Бабушка Вари Белых хозяйничала через двор от матери Леонида Белых. В годы войны они гребли в одной лодке, пасли одно стадо коров, сиживали на одной завалинке.

Породнились, когда Варя вышла замуж за Валентина Белых, младшего из братьев.

Леонид Белых был не только Вариным деверем, но и наставником. Вернувшись из армии, он уехал на стройку Иркутской ГЭС, стал машинистом крана, его часто хвалили с трибуны и в газете.

Позже он привез из родной деревеньки брата Валентина и его нареченную восемнадцатилетнюю Варю, устроил их на курсы крановщиков, которые сам когда-то окончил.

Спустя много лет Леонид признался Варежке, что поступил на курсы крановщиков, нарушив правила приема. В его запоздалой исповеди слышались отголоски давнего удалого озорства и не остывшего с годами смущения.

После армии он мечтал стать крановщиком, но куда ему! На курсы принимали с семилеткой, а Леня ходил в школу всего четыре зимы, и то с грехом пополам.

А тут на Иркутскую ГЭС приехал в отпуск из армии брат Алексей. Служил он сверхсрочную в звании старшины, парень оборотистый, придумчивый.

Записался на курсы Леонид Белых, а пошел сдавать экзамен по математике Алексей, у него знаний побольше.

Экзамены шли в длинном бараке. Алексей занял место у окна близ доски, из осторожности не поднимал головы, переодетый в мешковатую без погон гимнастерку Леонида. У того же окна дежурили на улице Леонид в братниной старшинской шинели и Яков.

Алексей кусал губы, ерзал на парте — не мог решить квадратное уравнение, смотревшее на него с доски.

Окно не успело заиндеветь, и доска была видна с улицы.

Мимо барака проходил незнакомый паренек с книгами под мышкой.

— Ты в каком классе учишься? — спросил Яков.

— В девятом.

— Квадратные уравнения помнишь?

— Ну?..

— Вон она, задача, на классной доске... Погляди прилежнее. Можешь решить?

— Ну...

Паренек подошел к окну, вгляделся в доску, исчирканную мелом, и довольно быстро решил задачу.

Яков крупными буквами-цифрами переписал решение. Встал в снег на колени, чтобы его не видно было в окне, поднял обе руки и приложил листок к стеклу.

Леонид следил за учителем, который расхаживал по классу. Когда учитель приближался к доске, Яков убирал шпаргалку. Когда учитель отходил, Яков снова показывал листок.

Алексей весело закивал и, скосив глаза, переписал решение...

Эльвира Ефимовна Хмельницкая, завуч, золотая душа, с симпатией относилась к Леониду, парню богатырского сложения, знала, что тот страстно хочет стать крановщиком, да и сам начальник строительства Батенчук хвалил его.

— Сдал экзамен по математике?

— Сдал. — Леонид потупил голову, чтобы не видно было, как он покраснел. — На тройку.

— Вот и хорошо. Теперь иди сдавай русский язык.

— Боюсь провалиться, Эльвира Ефимовна. Подзабыл грамматику...

— Ну ладно. Я тебе тоже тройку поставлю. Главное — математику сдал.

Спустя годы Леонид Белых совладал и с квадратными уравнениями. Но можно ли упрекнуть его в давнем обмане?

Если бы математик, принимавший экзамен, знал про его детство, он тоже, возможно, нарушил бы правила приема...

К началу сорок четвертого года их колхоз совсем обезлюдел. Женщины, выполняя госпоставки, вывозили продукты на лодках. Десятки километров на веслах вверх по течению — ни одного мотора не было. А зимой хлеб, мясо, рыбу доставляли санным путем по замерзшему Илиму.

В феврале одиннадцатилетнего Леню отправили в зимовье за двадцать пять километров от Нижне-Илимска, вверх по речке Тушаме.

— Если Ленька оставит зимовье, — пригрозил матери председатель колхоза, — не дам муки на девок.

Сестер у Лени пятеро. Отца и старших братьев мобилизовали в армию.

Когда-то в зимовье был загон для конского молодняка, но всех лошадей отдали армии. Рядом с загоном остались зароды — большие четырехугольные продолговатые стога сена. Корму много, и бывшая конюшня стала телятником.

На попечении Лени оказались породистый бычок и тридцать тощих телят, которые с трудом держались на ногах. Верхом на бычке он протаптывал тропу в глубоком снегу, чтобы телята могли добраться до сена. Леня не гонял телят на водопой, еще какой-нибудь теленок-доходяга сорвется с обледенелого берега, утонет. Носил воду из Тушамы, благо река недалеко. Воду подогревал в железной бочке, подсаливал, наливал в длинное корыто и поил телят.

Ни одной человеческой души на двадцать пять километров в округе! Лишь Леня да его пес Цыган. Поблизости от зимовья не раз виднелись медвежьи следы, и на всякий случай Лене вручили ружьишко. Трижды в месяц из деревни приезжали за сеном, и мать присылала что-нибудь съестное — мороженое молоко, кусок серого пирога.

Ну и забот, хлопот выпало на долю одиннадцатилетнего зимовщика!

Собирал в тайге сушину, привозил на санках, рубил ее и топил печку. Нужно питаться самому и кормить Цыгана. Мать сплела из конского волоса сетку, летом она защищала лицо от мошки, гнуса. Леня просеивал через волосяную сетку отруби, овсюг и пек из этой условной муки лепешки без капли жира. Непросеиваемые отходы шли в пойло телятам.

Лучина и отсветы огня из раскрытой дверцы печи — освещение. Ни одной книжки с собой, забот столько, что все равно читать некогда.

Зиму он проходил в холщовых штанах. Поверх надевал «шабурку» — подобие телогрейки из холстины и ватина. На ногах самодельные «чирки» из мешковины, галоши, выкроенные из старого автомобильного баллона.

Лене удалось сохранить все поголовье телят — ни одного случая падежа! И его оставили в зимовье сперва до сенокоса, а затем и на следующую зимовку — прощай, четвертый класс! Единственное утешение — ростом и силенкой не уступал и шестиклассникам...

После Иркутской ГЭС Леонид Белых прославился в Братске, его наградили орденом Ленина. Два года разъезжал по плотине его двухконсольный кран. А когда плотина выросла до своего гребня, кран размонтировали и отправили вниз по Ангаре. Баржа счастливо миновала Ершовские и другие пороги, следом за своим краном в Усть-Илимск подался и его хозяин...