Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника - Александр П. Берзан

Саратовки… Весь день иду по медведям! Ну, всё! – думаю, – Сожжрали!

– Да, нет! – недоумённо переглядываемся, мы с Олегом.

– Всё тихо, кругом. Вот, печку топим…

– Тихо?! – изумляется Дыхан и коротко тычет пальцем, через левое плечо, – Слышишь, лает?

Я навостряю уши – и точно, слышу далёкий лай собаки!

– Гав-гав! Гав!..

– Это Шнырик! Последнего погнал с террасы, метров двести до вас, не доходя! Вы, блин, хоть, по сторонам смотрите!

– Да?! – мы недоумённо переглядываемся, – Блин…

– Вот, дела…

Постепенно, Михаил успокаивается…

– Ладно! Пойдём, что ли, на медведя глянем?! – предлагает он, – Если он, ещё не ушёл.

И мы, вчетвером (Михаил, я, Олег и мой лайчонок Загар) торопливо шагаем за порог. От нашего балка, мы выбираемся по склону высокой морской террасы, напрямую наверх. На гребне террасы, на снегу под чахлым ольховником, только что накрутили медведь и собака. Но, самих их – здесь, уже нет. Я брожу по свежему, пятисантиметровому снежку и рассматриваю следы. Когтистые медвежьи следы, на мокром снегу, так свежи…

– Видишь? – говорит Дыхан, – День стоит жаркий, пригревает солнце. Вот, медведи и потянулись из снежных завалов леса, на проталины морского побережья.

– Ага! – киваю я в ответ.

Мы решаем, назавтра – пройтись, осмотреть дальние окрестности…

Новый день удаётся на славу! Солнечный и безветренный. Мы собираемся и выходим из нашего балка.

– Сейчас посмотрим, как твоё ружьё бьёт! – с добродушной улыбкой, оборачивается ко мне Михаил, – Вон! Видишь? Бочка из шиповника торчит.

Метрах в пятидесяти от нас, ближе к подножию высокой морской террасы, лежит древняя бочка из-под горючего.

– Ну! – я гляжу на бочку.

– Думай, что это – медведь! Давай!

Я нервно прицеливаюсь.

– Ба-ахх! – короткий гром выстрела раскалывает застывшую тишину дикой природы.

Мы подходим к лежащей в шиповнике, бочке. Дыхан трогает пальцем дырку в её огненно-красном, ржавом торце и подбадривает меня: «Нормально бьёт! В самый раз попал»…

По низкой морской террасе, по колеям заросшей дороги, мы проходим два километра на восток, к устью Ночки…

Вот и речушка, она бойко скатывается в первую волну океана. Мы разворачиваемся влево и входим в её распадок.

– Сань! – кивает Дыхан на деревца, словно снегом, усыпанные белыми, распустившимися цветочными почками, – Как, они называются? Раньше всех зацветают!

– Ага! Раньше! – улыбаюсь я, – Это ива! Полное название «Ива козья». Дерево моего детства… Я вырос в лесном посёлке, в средней части Сахалина. Мы её вербой называли. А, эти почки – котиками. Они такие беленькие! И шерстистые. Шёрстка нежная, как у кошечки. Так и говорили: «Котики на вербе распустились! Весна пришла!». Это первейший феноиндикатор весны…

– У нас, на Шикотане, их тоже вербой называют! – улыбается Михаил.

– Так и у нас, в Южно-Курильске, её вербой называют! – говорит Олег.

– Ну, видите, как! – улыбаясь, я развожу руками…

Через пару километров, уже в верховьях Ночки, мы подходим к одинокой сопке, что возвышается в развилке этой речушки с её правым притоком. У подножия склона, Дыхан смотрит вверх – на стволе толстой берёзы чернеет массивный нарост.

– О! Смотри, чага!

– Ого! – удивляюсь я, – Какая! С ведро, будет!

– Как бы, её достать?! – озадачивается Михаил.

– Ну! – киваю я, – Нам бы очень пригодилась, чай пить!

До чаги высоко. По стволу берёзы не забраться – сучьев нет.

– Подождите, – говорит Дыхан, снимая ружьё с плеча, – Сейчас достанем! Вы смотрите, куда куски полетят.

– Ба-аххх! – коротко, с хрипом, бьёт выстрел.

Мы с Олегом бросаемся собирать по траве и лесному хламу, куски чаги…

– Хорошая! – довольно киваю я, рассматривая поднятый кусок, – В самом соку!

Мы шагаем по склону сопки вверх. Взбираемся на её голую вершину, чтобы определить свой дальнейший путь. Отсюда открывается обширная панорама: все просторы, перед нами, занимают болотистые мари, обрамлённые голыми, сейчас, ольховниками.

– Вот по этим открытым площадям, мы и срежем во-он туда, напрямую на Тятинку! – решает Дыхан, – А то, под массивами хвойников – снег ещё лежит глубокий и рыхлый.

В его размышлениях – чёткая логика. Мы спускаемся по склону сопки, в нужную нам сторону…

Мы бредём в раскатанных болотниках, по колено проваливаясь в подтопленный снизу сантиметров на двадцать водой, снег!

– Чпок! Чпок! Чпок…

– Блин! – морщится Дыхан, – С осени мари замёрзли льдом! Зимой снег лёг прямо на лёд.

– Ну! – подхватываю я, – А сейчас – талая вода стоит на льде! Она не может впитаться в мёрзлую землю.

Чтобы выбросить ногу на очередной шаг вперёд – её, ещё, нужно вырвать из узкого и глубокого «стакана» набрякшего водой, снега!..

– Стой! – вдруг цыкает на нас Дыхан, – Медведи!

Два тёмных зверя, галопом срываются впереди нас, с середины мари! Они мчатся к лесу, один за другим. Впереди – медведь помельче, по пятам за ним – медведь, что побольше…

– Медведица с медвежонком! – уточняет Михаил.

«Мелкий» медведь, с ходу влетает в пихтарник и не задерживаясь растворяется в его черноте. А крупный медведь резко тормозит, метров за десять до чёрной стены леса. Крутнувшись к нам правым боком и опустив голову к земле, он замирает…

Стоим и мы. После некоторой суматохи, мы стоим и разглядываем медведя в бинокли. Через паутину веточек низкого ольховника…

С первого взгляда – кажется, что медведь пасётся. Но, мне в бинокль видно, что зверь стоит, совершенно не шевелясь, почти уткнувшись носом в снег под лапами, словно окаменев. Мой Загар вертится у нас под ногами. Никуда идти, он – особо, не хочет…

– Сторожит! – шепчет в свой бинокль Дыхан, – Нас сторожит…

Пауза затягивается. Среди зарослей чахлого ольховника, едва достигающих высоты нашего роста, мы чувствуем себя не очень уверенно – в случае чего, никуда не залезешь и ничем не закроешься. Медведица стоит в прежней позе…

– Давайте, назад отойдём! – оборачивается к нам Дыхан, – Не будем судьбу испытывать.

Мы медленно, по колено в снегу, отступаем назад…

По широкой дуге влево, мы обходим марь с медведями и продолжаем свой путь, дальше…

Последний отрезок пути к речной долине Тятиной, мы пробиваем напрямую, через обширный массив пихтарника. Именно «пробиваем»! Снега, здесь, много – по пояс! И он рыхлый и пушистый!

– Блин! Зима! Здесь настоящая зима! – кипятится Михаил.

– Ну! – вторю я ему, – Под кронами пихтарника ничего не тает!

Пихтарник – буреломный. Снег – как зимой! Рассыпчатый и рыхлый, он не держит вес человека. Мы идём гуськом, след в след. Первым, конечно же, Дыхан, потом я и замыкающим – Олег…

– Блин! Да, чтоб тебя! – постоянно матерится Дыхан.

Михаил оборачивается и показывает мне свою ногу. И я вижу дыру в его болотнике. Провалившись в корягах очередной раз, он пробил суком, свой болотник!

– Блин! Это плохо! – думаю я, – Мы, весь день – идём по воде!

Но, делать нечего… При всей своей стройности, Дыхан – самый тяжёлый из нас. Он,