Славия. Паруса над океаном (СИ) - Александр Белый

— За полгода, думаю, производство развернется, так что по три сотни револьверов и винтовок в твое распоряжение отгружать будут ежегодно. Ну и патроны тоже. Итак, порядок наших действий неоднократно оговорен, команды сформированы, прошли неплохое слаживание, десант и пассажиров по кораблям распределили, больше говорить не о чем. Кстати, сеньор Лучано, вы разделили своих строителей на четырнадцать бригад?

— На пятнадцать, ваша светлость, четырнадцать останется в графстве, а я уйду с вами дальше.

— Отлично! В кого-нибудь вопросы есть? — подождал минуту, но никто ни о чем спрашивать не стал, — Вопросов нет. Тогда напоминаю, отчаливаем с началом третьей вахты, идем двумя параллельными кильватерными колоннами с дистанцией в двадцать кабельтов. Все, господа, свободны!

До экватора двигались по очень удобному пассату и преодолели две с половиной тысячи миль буквально за восемь дней. Праздник Нептуна, с посвящением фактически всех моряков в «рыцари моря», с ряжеными чертями, а так же песнями и плясками, не праздновали, батюшки были категорически против «всяческих языческих кривляний». А вот молебен на всех кораблях отслужили, после чего на каждом корабле была вскрыта бочка с сухим вином. Матросы и пассажиры от него не напились, но разноязыкие песни пели.

Оставшиеся две тысячи миль дались сложно, шли галсами, по ночам чаще обычного били в рынду, и плелись целых пятнадцать дней. К сожалению, сказывалось недостаточность опыта.

В той жизни мне доводилось бывать по работе в городе Александр-Бей, который стоял на южном берегу устья реки Оранжевой, поэтому помнил, что начиная с южного тропика вдоль всего побережья пустыни Намиб, это будет самый первый выход в океан большой, полноводной реки. Однако, я его едва не проморгал. Дело в том, что из-за сильных круглогодичных прибоев и непостоянных прибрежных течений, выполнять каботажное плавание близко к берегу было невозможно, поэтому, мы держались далеко в океане. Часто осматриваясь в подзорную трубу, вдруг увидел это самое устье фактически уже на траверзе левого борта.

Быстро скомандовал вымпелом курс галфвинд (около девяноста градусов), стал выполнять эволюции и, наконец, направился к берегу. Вход в бухту получился, словно по кипящим волнам послештормовой качки, нос корабля клевало, как на качелях. Зато шебеки, убрав паруса, влетели на веслах совершенно без проблем.

В конце концов, мы вошли в спокойную воду и недалеко от берега бросили якоря. Для двухсот тридцати воинов, двухсот пятидесяти моряков, трех сотен рабочих и мастеровых, а так же полутора тысяч крестьян поход уже закончился. Здесь им предстояло жить, воевать и трудиться. Но счастливы были сойти на берег за три недели непрерывного похода не только новые местные жители, но и все семь тысяч прибывших. Даже та часть лошадей, коров и коз, которых выгрузили в этом месте, и которых шатало, словно стебли на ветру, по истечению десяти минут от счастья чуть с ума не сошли.

За два часа все люди, наконец, были на суше и немного отошли от непрерывного трехнедельного путешествия. Вот и батюшки сошли на берег, высоко и торжественно неся хоругви с изображением Спасителя и Матери Божьей, а Иван Тимофеевич забрал у Славки Орлика древко со свернутым знаменем княжества, развернул его и стал рядом со мной. Полотнище сразу же затрепетало на ветру. Шум многотысячной толпы резко стих и все замерли в ожидании и с неподдельным любопытством в глазах.

— Это — моя земля! Но если кто-то считает иначе, пусть выйдет и оспорит! Здесь и сейчас! Либо молчит до скончания веков! — я вытащил из ножен шпагу и воткнул в песок пляжа. Поднял голову и встретился с глазами воинов, священников, мастеровых и крестьян, и нигде не увидел злобы или отторжения, лишь только надежду.

Часть вторая

Первый поход под знаменем двух грифонов

Глава 1

Корабль слегка покачивало, поскрипывали снасти, за бортом шуршала волна, а палуба слегка вибрировала от множества приглушенных шлепков, словно били дробь по расстроенному барабану. Проснулся, как обычно, посреди последней вахты, буквально за минуту-две до ударов в рынду. В каюте было светло, солнце уже склянку назад, как вынырнуло из моря.

По привычке быстро поднялся с койки, которой мне служил большой и широкий рундук, даже не рундук, а сундучище, на котором свободно могли расположиться два человека. В нем хранились мои личные вещи, три металлических ящика с деньгами, а так же оставшиеся десять флагов княжества.

Моя каюта была самой большой на судне, но все равно, все свободное место здесь было чем-то занято. Стол, над ним полочки с бордюрами, чтобы ничего не вываливалось, кресло, а под красивой резной лавкой еще два небольших рундука. В левом углу был встроен массивный шкаф и объемный глобус на напольной подставке, а в правом — кабинка с унитазом и душем. Стену напротив входной двери украшал мой личный штандарт, где на двойном белом полотнище с золотой бахромой, были вышиты два грифона, удерживающие синий щит с изображением двенадцатилучевого солнца, а над ним трезубую корону и боевой шлем с подшлемником и меховой оторочкой.

Как только вахтенный ударил в рынду, я уже был одет в шорты и завязывал шнурки мягких ботинок. А еще через минуту вышел под яркое утреннее солнце, вдохнул свежий воздух и вклинился в круговорот мальчишек-курсантов, которые во главе с Антоном по палубе наматывали круги между баком и квартердеком. Затем, выполнили разученный всеми еще два года назад «советский» гимнастический комплекс, после чего самые мелкие курсанты сделали один забег по вантам на самую верхотуру, а более старшие — по три.

Мальчишки не лентяйничали, а старались вовсю, да и не могли они расслабляться, дисциплина здесь была жестокая, палочная. Закончив утреннее физо, они побежали приводить себя в порядок, а я сначала с Антоном Полищуком, затем, по очереди с лейтенантами Бевзем и Сокурой на протяжении еще двух склянок, фехтовали тяжелыми тренировочными шпагами.

Когда даже мое сухое тело стало покрываться густыми каплями пота, а по щеке побежал щекотный ручеек, посчитал тренировку законченной. Душ принял короткий, так как к пресной воде относились очень бережно. Когда надел штаны, ботинки и белую рубаху, ко мне пожаловали оба епископа и отец Герасим, мы столовались вместе. Правда, кухня была такая же, как и во всей команды, отличалась только утренним кофе.

В дверь тихо постучали. Сначала заглянула лысая башка, а следом протиснулся и весь Фомка, который притащил поднос с кофейником, пустыми чашками, сухарями, ломтиками хамона[19] и сыра.

Моего каширского мальчишку-конюха на острове полгода гоняли на физо, заставляли работать в мастерских «старшим, куда пошлют» и вбивали в голову, а часто розгами в задницу чтение, письмо и арифметику. Как только я появился после похода на Агадир, Фомка от всех нарядов и учеб резко закосил и стал держаться поблизости. И на «Алекто» влез, нахально расталкивая всех локтями, в качестве моего особо приближенного слуги. Даже первую ночь спать устроился у двери моей каюты, но был изловлен Полищуком, зачислен в военно-морскую школу и изгнан в курсантский кубрик.

— Господину нужен умный, толковый, смелый и сильный слуга, а не такой хитрый прохвост, как ты, — выговаривал Антон. В общем, не избежал Фомка учебного процесса, от которого уклонялся всеми правдами и неправдами.

Был он не единственным курсантом не из воинского сословия, а из смердов, таких было еще десять Антоновых родственников, но службу в школе поставили крепко и за это их никто не шпынял. В общие наряды Фомка не ходил, у него был круглосуточный постоянный наряд: услужение князю без отрыва от учебного процесса. Однако, я его не мордовал, определил нетяжелые обязанности и составил четкий график работ: подать завтрак и ужин (обед был только у курсантов), провести ежедневную влажную уборку в моей каюте и смотреть за чистотой одежды и обуви.

По сложившейся традиции, в восемь утра я заступал на самую первую вахту, поэтому, как только склянки известили ее начало, поднялся на квартердек и принял рапорт от дежурного вахтенного офицера, коим ныне стоял лейтенант Кульчицкий. Оглядел обе кильватерные колонны, идущие бейдевиндом[20] относительно направления ветра, сосчитал корабли, которых ныне осталось семнадцать, и сверил курс. Все отлично, идем так как надо и туда куда надо.

Итак, сделаны первые шаги по освоению новых земель нового государства. В устье реки Оранжевой простояли пять дней. Многие спрашивали, почему она так названа, но я только пожимал плечами, не говорить же, что через сто лет в будущем голландские первооткрыватели должны ее так назвать в честь Оранской династии Нидерландских королей. Поэтому, когда Иван предложил назвать ее по-своему, то даже не возражал. Теперь на картах старое название было тщательно вытерто, а вместо него красовалась надпись: «Рось».