Морской почерк - Коллектив авторов

тех немногих счастливчиков, которым дано хотя бы видеть (при подвсплытии на перископную глубину) небо, чистое или в облаках; небесные светила; поверхность моря, которое может быть спокойным или штормовым; а то и попавшую в поле зрения чайку.

…Совсем недавно наша атомная подводная лодка с крылатыми ракетами осуществляла скрытное слежение за американским авианосцем и его шестью кораблями охранения. Мы перепахали всю северную часть Индийского океана, непрерывно держа авианосную группу на прицеле. По пути от Оманского залива к острову Сокотра пришло сообщение о гибели советской лодки в Атлантике.

Мне представилось, как десятки “потаённых судов” разных стран пронзают своими совершенными корпусами толщи вод Мирового океана, участвуя в опасных для всего человечества операциях холодной войны.

Срочное погруженье!

Задраен рубочный люк!

Сто двадцать секунд – как мгновенье,

Как сердца надорванный стук!

Камнем падаем в толщу.

Трясется корма – самый полный!

Обманчивы звездные ночи!

Коварством ласкают волны!

В подводной лодке – тревога.

Объявлен режим “Тишина”.

Тревожим почтенного БОТ4:

"Не дай Бог, не дай Бог – война”!

В открытом и вольном море

Для жертвы друг друга пасем.

На случай надуманной ссоры

Ужасный заряд припасен.

Все ложь обрядили в тогу

Всеобщего кумира.

Нет Бога, кроме Бога.

Нет мира, кроме Мира.

Эту пацифистскую песенку в прошлом году пел в каютах наш бывший сослуживец Сережа Иванов. За подобные куплеты, хрипотцой пропетые под раздолбанную ленинградскую шестиструнку, старшину команды акустиков и мичмана флота уволили со службы без выходного пособия и пенсии перед самой “автономкой”. Опальный моряк стал активно концертировать на кухнях бывших коллег. Самодеятельные незатейливые песенки быстро превратили Сергея Иванова почти в кумира советского городка с неофициальным названием “Техас”, в символ подпольной свободной мысли режимных военных поселков Приморья.

Он знал, о чём пел, он знал, что с каждой из субмарин, бороздивших необъятные просторы Мирового океана, могла случиться беда. Любой выход в море любой подводной лодки – это всегда риск, непредсказуемый финал, борьба со стихией, с собой, героизм. Он знал, что для погружения из надводного положения на безопасную от таранного удара глубину нашей лодке необходимо сто двадцать секунд…

… Когда мы всплыли у острова Сокотра, нас ждало полтора десятка вымпелов оперативной эскадры Индийского океана, считая и суда обеспечения, спасателей, госпитальное судно, и, разумеется, десантные корабли с морской пехотой.

На якоре в надводном положении мы провели всего три дня. Экипаж сменами свозили на борт плавучего госпиталя для медицинского обследования и лечения. Свою очередь мне пришлось уступить БАСу – Баронову Александру Сергеевичу.

– Штурман, ты и так здоровее здорового. Выручи! Мне одна потрясающая врачиха повторный курс назначила, а мне вахту стоять… Я уже и старпому сказал, что ты согласен. А?..

Я взял у тонко организованного душой командира группы акустиков красно-бело-красную повязку “како”, надел на свою левую руку и сделал БАСу пальцами “адьё”.

– Спасибо, штурман! Ты же всё равно у нас… монах Пересвет.

– Теперь ты – на службе, а Саня – на дружбе, – поупражнялся в остроумии мой закадычный приятель Колька – минёр. Вытаращив глаза и делая голос, как у спортивного комментатора Николая Озерова, минер проорал на всю Ивановскую:

– Замена в ходе встречи! Акустик обводит штурмана вокруг пальца. Да-а-а! Как два пальца об асфальт! Вот акустик выходит один на один с капитаном медицинской службы. Игрок в белом халате применяет против БАСа грубый силовой прием! Бросок! Еще бросок! ГО-О-ОЛ! Как сокол! БАС предпринимает ответную контратаку, прорывает оборону команды в белых халатах! Бросок! Бросок! Еще бросок! Это ничья! Такой хоккей нам не нужен!

Затем, поставив ладони рупором, минер изобразил репродуктор на железнодорожном вокзале:

– Уважаемые граждане отъезжающие! Не забудьте вставить беруши! Чтобы кое-что не хлынуло через уши! Внимание всем военморам! Застегните гульфики, зашейте карманы, чтобы ваши дымящиеся от долгого воздержания и сильного возбуждения торпеды, взятые наперевес, не навели ужас на медперсонал и не пробили обшивку госпитального судна!

– Коля, не трынди, – посоветовал я минеру, – ты и так всех акул распугал.

– Я, может, напрасно растрачиваю свой талант перед неблагодарной публикой, но я не такой непробиваемый идеалист, как ты, штурман. Ради недостижимой цели совершенствования человечества ты лишаешь себя простых и естественных жизненных радостей. Молод ты иш-шо! Да и повзрослеешь не скоро. Судя по всему – годам к сорока только. Если доживешь до сорока…

… Ещё два дня мы провели в столице Южного Йемена – Адене. Странно было видеть следы недавнего боя танков советского производства против катеров советского производства. Несколько подбитых танков дымились на причальной зоне; примерно столько же катеров, уткнувшись в мелководье, догорали в бухте. Такова гражданская война.

Совсем недавно наши моряки спасали иностранцев от жестокой расправы местных жителей. Нескольких англичан забрала дизельная подводная лодка. Советских граждан йеменцы не трогали. Помимо оружия, наша страна им давала также продовольствие, медикаменты и горючее.

После Адена несколько дней мы провели в Красном море.

Естественно, в надводном положении.

У архипелага Дахлак эфиопские партизаны пытались взорвать нашу атомарину, приняв ее за большую дизельную подводную лодку. Морские пехотинцы вовремя обнаружили подводных диверсантов и обстреляли их из крупнокалиберного пулемета. Пули попали во взрывчатку, и от диверсантов почти ничего не осталось. А Красное море избежало атомной аварии.

Теперь мы снова шли в водах Индийского океана в сторону Вьетнама, где нам предстояли дела и отдых. Корабль только что миновал меридиан Коломбо. Я проложил курс на пролив Грейт-Чаннел, сдал вахту и пошел в кают-компанию подкрепиться.

Приём пищи уже окончился. Свободные от вахты офицеры играли в шахматы на звание чемпиона экипажа.

Некормлеными остались только двое – командир дивизиона живучести капитан третьего ранга Веселов Вячеслав Борисович и я.

– Марат, убери эту тарелку и налей борщ в другую.

Марат Галин, вестовой матрос, молча передал тарелку в раздаточное окошко, принял от напарника матроса Фрейдиса новую порцию борща и передал Веселову.

– Галин. Я третью порцию тебе возвращаю. Ты никак не поймешь. Я не буду есть борщ, в котором ты моешь большие пальцы своих рук. Вылей это и подай новую порцию. Но не купай в моем борще свои руки!

Я предпочел выпить только два стакана компота.

В кают-компанию заглянул замполит Антон Иванович Тенежиян.

– Штурман, вы играете в шахматы?

– Уже нет. Вчера проиграл и выбыл из соревнований. Доктор применил запрещенную технику: купил у меня победу за