1991: измена Родине. Кремль против СССР - Лев Сирин

Из-за Ельцина покончил с собой бывший первый секретарь Киевского райкома партии Коровицин. Как это произошло? В Москву приехал президент Франции Миттеран. С его супругой Раиса Максимовна (жена М.С. Горбачева. – Авт.) пошла гулять по Арбату. Зашли в овощной магазин. А что собой представляли овощные магазины советских времен, вы, конечно, помните. Горбачев Ельцину за это воткнул. Ельцин тут же дал указание снять с работы партийного секретаря того района, в котором находился магазин – Коровицина, и исключить его из партии. Но партийная комиссия не нашла оснований для исключения Коровицина.

Тогда Ельцин бросил все силы – в том числе и спецслужб, чтобы доказать, что Коровицин взяточник; но я отлично знаю, что он никогда взяточником не был. Ходили по всем ателье района, по всем магазинам, спрашивали, где шьет его жена, где, почем и что покупает… Жуткое давление! Коровицин ушел на работу в Министерство цветной металлургии, но преследовать его все равно продолжали. В результате он выбросился с девятого этажа на проспекте Калинина. Я единственный из руководителей Москвы был на его похоронах. Всего было человек 300, но никто – так боялись Ельцина! – слова не вымолвил ни в морге, ни на Троекуровском кладбище. Когда Ельцин меня спросил, почему там был, я ответил: «А как бы люди отнеслись к тому, что на похоронах не было бы ни одного руководителя Москвы?» Был еще один похожий случай, когда с недостроенного гаража выбросился секретарь Перовского райкома, которому Ельцин никак не мог простить того, что когда-то, еще до него, в Перовском районе Гришин избирался в Верховный Совет. Ельцин страшно не любил своих предшественников.

– Много легенд ходит про знаменитый октябрьский пленум 1987 года, где Ельцин проявил себя чуть ли не героем… Вы хорошо знали Горбачева. Почему он не пресек дальнейшую политическую самодеятельность Ельцина, в конце концов погубившую самого Михаила Сергеевича?

– На этом пленуме я не был, но отлично знаю, как и что было. К этому времени Ельцин понял, что Москва ему не по зубам. Первый раз я это почувствовал в сентябре 1987 года, когда в День города Ельцин приехал в Моссовет и пришел ко мне в кабинет. Сидим разговариваем, а я вижу, что он мрачный, черный, без всякой радости на лице; человек в состоянии сильной депрессии. После этого я был в кабинете Сайкина, где раздался звонок Горбачева: «Ельцин мне тут прислал письмо, просит отставки…» Отставки он не получил, но в состоянии депрессии выступил на этом самом пленуме. На мой взгляд, тогдашним руководством страны была сделана глупость – выступление Ельцина надо было публиковать, а не скрывать, поскольку в нем не было ничего крамольного, а ложную, «смелую» версию ельцинского выступления позже запустил один известный журналист.

Ельцин после пленума инициировал самоубийство – воткнул в себя большие ножницы для резки бумаг. Я там не был, но мне об этом рассказывали секретари горкома Карабасов, Андрианова и Кузнецов, которые первые вбежали в кабинет Ельцина на крик дежурного секретаря и вызвали «Скорую помощь», хотя рана-то была незначительная. Потом был пленум горкома, на котором Ельцина снимали и с которым, видимо, немножко перестарался орготдел ЦК. Они поговорили с большим количеством людей, но многие члены горкома к Ельцину, мягко говоря, и так относились плохо, и я в том числе. Выступили с резкой критикой. Ельцин этого не ожидал, почернел и кроме «извините» сказать ничего не мог.

Горбачев не думал, что Ельцина с таким треском освободят на горкоме партии. Настроение актива его в какой-то мере напугало. И я считаю, что Горбачев оставил Ельцина в политике согласно той пословице: «Для чего в реке щука? Чтоб карась не дремал». Он периодически запугивал партийный архив: «Если не будет меня, то придет Ельцин!» И доигрался.

– В 1980-е годы вы были не только не последним человек во властных структурах Москвы, но и со временем стали партийным хозяином столицы, поэтому знаете точно, кто стоял у истоков возвышения Юрия Михайловича Лужкова.

– Я не только знаю, но и сам, по крайней мере, два раза сыграл ключевую роль в карьерных назначениях Лужкова. Первый раз, когда в 1986 году первый секретарь Московского горкома КПСС Ельцин поставил передо мной, секретарем исполкома Моссовета, задачу: обновить всех заместителей председателя городского исполкома Сайкина. Причем поставил своеобразно… Если раньше существовала практика приглашать на эти должности главным образом первых секретарей райкомов партии и председателей райисполкомов, то Ельцин потребовал исключить этот номенклатурный контингент: «Найдите других людей!» Стал думать: кого? Нужны ведь были более-менее подготовленные люди. Мне подсказали, что в Моссовете существуют постоянные общественные комиссии и среди людей, их возглавляющих, есть специалисты, разбирающиеся в специфике работы городского хозяйства.

Одним из этих людей был начальник научно-технического управления Министерства химической промышленности Юрий Михайлович Лужков, возглавлявший общественную комиссию по коммунально-бытовому обслуживанию населения. Это прачечные, химчистки, швейные мастерские, местная промышленность… Курируемую им структуру Лужков изучил очень хорошо. Я с ним побеседовал. Он поначалу отказался. Пришлось уговаривать: «С Сайкиным вы наверняка найдете общий язык, потому что у вас обоих есть опыт работы директорами крупных предприятий». Лужков встретился с Сайкиным и понравился ему настолько, что тот сразу сделал Юрия Михайловича своим первым заместителем. Так, с моей легкой руки, Лужков встал на первую реальную стартовую ступеньку к будущему руководству всей Москвой. Из Министерства химической промышленности в мэры города он не попал бы никогда.

Во второй, пожалуй, самый ключевой, раз я продвинул Лужкова в 1989 году, когда председатель Моссовета Гавриил Попов пришел ко мне, в то время первому секретарю МГК КПСС, с вопросом: «Кого вы посоветуете нам выдвинуть на должность председателя горисполкома?» Поскольку Попов просил кого угодно, кроме Сайкина, я предложил Лужкова. «Почему?» – спросил Гавриил Харитонович. Я ответил: «Потому что Лужков наименее политизирован, на партийной работе не был никогда и очень хорошо адаптируется к новым условиям». Попов попросил привести пример. Я рассказал, что, когда Лужков был директором предприятия, выпускавшего анализаторы почвы и воды, которые возили на машинах по всей стране, он на эти машины умудрился присобачить пчелиные ульи; машины ездили, пчелы собирали мед, Лужков этот мед сдавал. Попов выслушал, и в результате состоялось решающее выдвижение Юрия Михайловича. Потом, правда, Лужков везде говорил, что его двигал Ельцин. Это неправда, Ельцин его выдвинул только один раз – после отставки Попова на должность мэра Москвы.

– То есть помощью коммунистов Лужков в годы перестройки не гнушался? Ну а демократом-то был правоверным?

– Последний раз я разговаривал с Лужковым утром 19 августа 1991 года – с этого дня наши политические дороги с Юрием Михайловичем разошлись, – а еще в июле 1991 года Лужков приходил ко мне платить партийные взносы. Какое там гнушался!.. Помню, когда я его рекомендовал на работу с Поповым, Юрий Михайлович пришел ко мне и говорит: «Юрий Анатольевич, вы же понимаете, что мне придется змейкой прыгать между вами и Поповым?» Лужков никогда не был человеком Попова. Не знаю, кстати, кто именно рекомендовал его на мэрскую должность: Попов или сам Ельцин, который хорошо запомнил Лужкова по его плодоовощной деятельности в Москве.

В 1987 году, когда у нас провалился зампредседателя горисполкома, курировавший обеспечение Москвы плодоовощами, решили поставить на это направление Лужкова. Тот пришел советоваться ко мне. Я ответил: «Вам это интересно не будет, зато городу будет полезно»; я действительно был в этом уверен, потому что знал, как быстро Лужков умеет адаптироваться к новым направлениям своей деятельности, да и организатор он был хороший. Юрий Михайлович возглавил Главмосплодоовощпром, вник в ситуацию, увидел, что плодоовощным базам дают фонд заработной платы под численность работающих, среди которых преобладали привлеченные на переборку овощей студенты и научные сотрудники, пошел к премьер-министру Рыжкову и добился, чтобы деньги давали под объемы работ. В результате работники плодоовощных баз стали заинтересованы больше работать сами, и через полгода мы в Москве привлекать к такого рода работам население перестали.

Демократом Лужков, конечно, никогда не был. У него даже была привычка, пользуясь своей лысиной и кепкой, сунув руку в карман, при выступлениях копировать Ленина. В 1999 году, когда Юрий Михайлович в тандеме с Примаковым решил выиграть выборы и прийти к власти в России, ко мне пришли люди, которые тогда в известной мере определяли будущего президента России, и попросили дать характеристику Лужкову. Я им рассказал только одну историю о Юрии Михайловиче. Будучи руководителем Главмосплодоовощпрома, Лужков ездил в Сингапур, знакомиться с тем, как в этой стране поставлена соответствующая отрасль, а по возвращении поделился со мной общими впечатлениями от поездки: «Юрий Анатольевич! Вот ты ратуешь за коммунизм, а я там побывал! Знаешь, как в Сингапуре? Плюнул на тротуар – пять долларов. Упал мусор с машины – пятьдесят долларов. Употребляешь наркоту – вешают. Порядок – как при коммунизме!» «Мы поняли характер Лужкова», – сказали мне эти люди и больше никаких вопросов не задавали. Так что, что такое демократия, Юрий Михайлович никогда не представлял.