В ожидании Любви - Семина Ирина Константиновна

— Ой… Девушка! И два складных стульчика, пожалуйста! Господи боже мой, вот так всегда, когда совсем не ждешь…

— Настоящее чудо и должно быть неожиданным, правда? Иначе какое оно чудо…

— Вероника!!! Ви есть великий сочинитель! — взволнованно воскликнул Анхель, едва я умолкла. — Я потрясен!

— Я журналист, Анхель, а журналисты все сочинители, — объяснила я. — Работа у нас такая!

— Отчень интересный работа! — заметил Анхель. — Этот история… Он совершенен!!! Я поняль: хочешь иметь в голова образ — надо его рисовать! Это… это… это есть гениально! Я хотель бы пробовать! Прямо здесь и сейчас!

— А мне… Мне можно? — робко спросила Светлана.

— Что «можно»?

— Порисовать… — прошептала она.

— Ребята, да все можно! — развеселилась я. — У меня акварель имеется и цветные карандаши, а рисовать можете на остатках обоев, от ремонта остались. Устраивайтесь, где вам удобно, — и вперед! Прорисовывайте свои образы. А я пока поработаю, кое-какие мысли запишу, пока не забыла.

Вскоре все разбрелись по углам и каждый занялся своим делом. Я решила записать историю про Город Мечты — потом пристрою ее в какой-нибудь женский журнал, такую конфетку с руками оторвут. Да и вообще у меня появилось много наметок для будущих материалов, и их следовало зафиксировать на бумаге.

Светка устроилась на любимой кухне, а Анхель отправился в спальню. Какое-то время царила полная тишина, и я забыла о времени, вспомнив только тогда, когда Анхель высунул голову и стеснительно спросил:

— Я хотель интересоваться, еще не время обед?

— А? Ой, и правда! — глянула на часы я. — Ничего себе, поработали! Айда на кухню, нашу художницу возвращать в реал!

Но Светка уже накрывала на стол — видимо, у нее инстинкт на кормление оголодавших ближних был безусловным, и она сумела как-то совместить два творческих процесса. Поглощая невероятно вкусный салат из капусты и яблок, я спросила:

— Ну как успехи, господа художники? Когда презентация?

Оба почему-то смутились и ничего не ответили, наклонившись к тарелкам и истово орудуя ложками.

— Да вы не беспокойтесь, я буду очень благодарный критик! — пообещала я. — Просто интересно посмотреть, что за образы у вас нарисовались.

— Я потом покажу. Тебе одной, — сдержанно отозвалась Светка.

— А вы, Анхель? — продолжала развлекаться я. — Рисовать — это проще, чем добывать философский камень?

— Прошу вас, фройляйн Вероника, не надо смеяться, — попросил Анхель. — Это есть серьезно, очень серьезно!

— Я отнесусь к вашим произведениям со всей серьезностью! Слово журналиста! — торжественно провозгласила я. Мне уже не терпелось хоть одним глазком заглянуть в их нетленные полотна.

После обеда Анхель отправился к себе, а я выжидательно уставилась на Светку. Она вздохнула и достала из-за шкафчика кусок обоев, развернула его — и я обомлела.

— Это и есть твой Идеальный Мужчина? — спросила я.

— Я и сама не знаю, как так получилось, — виновато сказала Светлана. — Я не хотела…

Она не хотела! Уж не знаю, чего она там хотела, — но с полотна на меня взирал наш Гомункулус, наш Летучий Голландец и вымышленный литературный персонаж по имени Анхель, он же Ангел. Сказочный мужчина. В прямом смысле этого слова.

— Свет, ты отдаешь себе отчет? — осторожно начала я.

— Отдаю, — с достоинством ответствовала Светлана. — Так получилось. Сердцу не прикажешь. Я все понимаю. Вероничка, пожалуйста, не ругайся, а?

— Да я не ругаюсь, — расстроенно ответила я. — Кто я такая, чтобы ругаться? Только Светочка, миленькая, тебе же будет больно… Это же однозначно безнадежная любовь. У нее нет будущего!

— Ну и пусть… — тихо сказала Светлана. — Значит, будет только настоящее. Сколько получится.

Совершенно ошеломленная таким поворотом событий, я побрела из кухни и наткнулась на Анхеля, который прижимал у груди рулон веселеньких цветастых обоев.

— Я готов демонстрировать, — с трепетом в голосе сообщил он. — Ви готов смотреть? Это есть неожиданно для меня, но это так!

— Конечно, показывайте, Анхель, — отозвалась я, уже предполагая, какая неожиданность меня ждет.

— Вот, — немного нервно сказал Анхель, разворачивая картину.

Я не ошиблась. С полотнища на меня смотрела «фройляйн Светляйн», собственной персоной, изображенная очень реалистично — как живая.

— Полный абзац, — только и смогла сказать я.

Анхель прилег отдохнуть — он опять неважно себя чувствовал, а я помогала Светлане на кухне. Мне досталось тереть картошку для драников, а Светка чистила лук.

— Вероничка! Вот ты говоришь, что у нас с Ангелом нет будущего, — начала она. — А вот ты вспомни, что говорили окружающие, когда у вас с Максом завязались отношения! Забыла, что ли?

— У нас с Максом! — фыркнула я. — Ну ты сравнила! Ангел — и Макс! Да Ангел — он вообще из другого мира!

— Макс тоже был из другого мира, — упорствовала Светка. — Ты просто не помнишь, а тогда все ведь долбили в темечко, как стая безумных дятлов: «Не пара, не пара»!

— Не пара, — машинально повторила я, погружаясь в воспоминания. А ведь Светка говорила истинную правду. Когда мы с Максом познакомились, я и сама не могла представить, во что это выльется. У нас было так много «непарного», что как мы умудрились стать парой — до сих пор не пойму. Наверное, чудом!

История двенадцатая

НЕ ПАРА

ни были не пара.

Он был могучим, разношенным, видавшим виды горным ботинком на толстой рифленой подошве. Она — изящной юной черной лакированной туфелькой на высоком каблучке.

Он привык к романтике дальних дорог — горным перевалам, деревянным трапам, россыпям камней, дыму костров и ночевкам под открытым небом.

Она вращалась в совсем другой среде: концерты, выставочные залы, вернисажи, и знала только престижные автомобили, паркетный пол и ровный городской асфальт.

Он обслуживал сильную мускулистую мужскую конечность 44-го размера, она нежно обнимала изящную узкую женскую ступню размера 36-го. Они были совершенно не пара — но тем не менее они встретились.

Они познакомились в гостях, в прихожей, где кроме них было еще очень много обуви. Он увидел ее — и замер: так она была хороша. Ее остренький носик был совершенен, тонкие ремешки — невероятно пикантны, а грациозные изгибы линий просто завораживали. Она взглянула на него — и тоже слегка запнулась. Он был такой огромный, надежный, внушающий доверие и вызывающий желание прижаться к нему, ища зашиты и покровительства.

— Эй! Босоножки! Гляньте-ка! Кажется, это любовь? — заметили старые домашние шлепанцы. Они уже так долго жили на свете, что разговаривали исключительно хором.

— Действительно, что-то похоже на внезапно вспыхнувшее чувство, — заметила левая босоножка. — Прямо как в кино!

— Ага, ну просто дух захватывает! — согласилась правая. — Но боже мой! Ведь они же совсем не пара!

Они и правда были совершенно не пара. Но весь вечер не сводили друге друга глаз, хотя так и не решились заговорить. «Она такая… такая! — думал горный ботинок. — Наверное, ей уготованы какие-то особенные дороги, которыми я сроду не хаживал». А туфелька просто оробела: он казался ей таким взрослым, таким внушительным, таким состоявшимся, что все мысли ее перепутались, и она просто не могла придумать, что сказать.

И только под конец вечера, когда пришла пора покидать гостеприимную прихожую, ботинок осмелился сказать: «Я хотел бы увидеться с вами вновь…» Туфелька вспыхнула, засияла и тихо ответила: «Я тоже…»

В следующий раз они встретились не скоро. Снова была полутемная прихожая, и множество разной обуви, и ожидание: а вдруг??? Вдруг на этот раз они встретятся? И чудо случилось. Горный ботинок даже слегка подпрыгнул, когда в разгар вечера вдруг открылась дверь, и вошли стройные ноги, на которых — о боже! — красовались они — черные лаковые туфельки.