Русский клан - Виктор Косенков

Разыскали его в деревне у тещи. С трудом разыскали.

Когда везли испуганного бывшего исполнительного директора в город, Игорь Морозов сидел рядом и крутил в руках неведомо откуда взявшуюся отвертку.

Значительно позже Лариса поинтересовалась у мужа странным поведением Игоря.

— Ты даже не представляешь, какие болезненные повреждения может нанести человеку доктор с помощью обычных бытовых предметов, — развел руками Полянский.

Кочетова судили.

— Мы платим налоги как раз затем, чтобы государство хотя бы иногда брало на себя обязанность решать наши проблемы, — резюмировал тогда Вязников, выходя из здания суда.

— Так вот, — продолжил Полянский, стаскивая с себя майку, — моя идея заключается в одном простом слове. Кстати, у Морозовых генеральный собирается на пенсию, так что они тоже без управленца.

— И что?

— Слово, которое всем нам должно помочь, это холдинг!

— Абстракция по выкачиванию денег?

— Ну, это в годы перестройки. Однако холдинг делается совсем не для этого. Он создается для управления дочерними фирмами.

— То есть клиникой, агентством мод… — поняла Лариса.

— Совершенно верно. Ну и управление прибылью, конечно… Ты должна лучше меня это все понимать.

— А Нинон Аграновская? — холодея внутри себя, спросила Лариса.

— Что?

— Которая любит шоколад и мартини.

— Не любит шоколад, а предпочитает мартини и гвоздики, — поправил ее Михаил.

— Ты уже выучил? — Лариса опустила глаза.

— Глупости какие. — Михаил направился в ванную.

— Постой, ты не ответил…

— Аграновская, старушка, работает в Смольном. Отдел предпринимательства, — донеслось уже из-за двери. — Без ее визы никуда.

«Старушка Нинон или нет, еще неизвестно, — подумала Полянская, закрывая лицо руками. — А я дура, точно».

Она посидела с минуту, затем встала и пошла за мужем.

— Представляешь, сегодня в Смольном с каким-то психом поругался… — заявил Миша из-за облаков пара. Он энергично намыливал голову. — Я ему случайно на ногу наступил. Извинился, конечно, потом, как человек… А он… разорался чего-то. Все настроение испортил. Каких только идиотов земля не носит.

— Ты извини меня, — тихо прошептала Лариса, прислоняясь к стене.

Полянский не услышал. Он был слишком поглощен завтрашними делами.

Санкт-Петербург.

Февраль. Тот же день

Дениса в Смольный занесло по делам. Здесь, в этом оставшемся с титанических времен дворце, работало и просто суетилось великое множество людей.

И где-то здесь находился человечек, который был действительно нужен Рогожину. Звали его Антон Михайлович.

К нему ходили на поклон и за советом едва ли не все бугры.

Пришел и Денис, но разговора не вышло.

И теперь Рогожина грызло злое глухое раздражение.

По всему выходило, что и в Питере было такое же дерьмо, как и в Е-бурге. Все поделено, бугры сидят на своих местах, и это положение устраивает всех.

— При ваших амбициях, Денис Ефимович, вам стоит поискать другой город для постоянной деятельности или сменить профиль, — вспомнились Рогожину слова Антона Михайловича. И мерзкая улыбочка, плавающая на его губах.

— Сука, — пробормотал Денис. — И тут все те же сволочи. Давить их надо.

Больше всего его бесило то, с каким видом старикашка делал свои поучения.

— Зря вы, Денис Ефимович, с цыганами связались. Это имиджу вредит. Нехорошо…

— Тварюга, доберусь я до тебя. — Рогожин сжал кулаки.

Однако рациональное зерно в беседе с Антоном Михайловичем все же было.

Скромно потупившись, старик-законник обмолвился:

— Наша корпорация не станет вмешиваться только в ваши личные дела, Денис Ефимович. Таков закон. Ваша обида или персональные разногласия с кем-то — это сугубо ваше, господин Рогожин, личное дело. К этому корпорация не будет иметь никаких касательств. Но относительно дел, связанных претензиями на чей-то бизнес, мы этого сказать не можем. Вы понимаете?

Рогожин понял. И когда ему навстречу выскочил запыхавшийся мужчина с бумагами в руках, Денис понял: вот она, судьба.

— Стоять, не вмешиваться, — успел только буркнуть он телохранителям. Потом молодой торопыга врезался в сибирского гостя, каблуком едва не раздробив тому лодыжку. Притворяться не пришлось. Боль была вполне натуральной.

— Узнать, кто такой, под кем сидит, что делает, — приказал Денис телохранителям, ошалевшим от увиденного. — Все подробности. Понятно?

Ребята пожали неуверенно плечами. Ясно, мол.

— И в баню теперь, — добавил Рогожин. Настроение улучшалось.

Дом Вязниковых.

Февраль

Он проснулся от шороха. В комнате царил утренний полумрак — визитная карточка севера. На часах — четверть восьмого. Вики рядом не было, она стояла у окна, облитая черно-синей водой зимнего утра. Саша услышал, как она тихо смеется.

— Что случилось? — Вязников повернулся на другой бок, чтобы лучше видеть жену.

— Вставала в туалет. Дети своим шуршанием разбудили. А теперь смотрю в окно, как они снег лопатами отгребают, — сказала она и усмехнулась.

— А что там смешного? — уже более заинтересованно спросил муж.

— Да Эрик маленькую Эллочку в снегу периодически валяет.

— А Катя где?

— Машину прогревает.

Машину по молчаливому согласию решили отдать старшей дочери. Эллочка не стала спорить, хотя водила не хуже сестры. Тем более что обычно она ездила вместе с Катей до Академии культуры, по дороге забрасывая брата в школу. Младшую хитрюгу вполне устраивала роль пассажира при личном шофере.

Александр поднялся с кровати, сгреб одеяло и, накинув его на плечи, подошел к окну.

Хмыкнул. Эрик на полусогнутых ногах попытался в очередной раз сунуть сестренку в наваленный сугроб.

Эллочка нырнула в сторону, и в снег полетел брат. Вовремя выехавшая из гаража машина послужила защитой для младшей сестры. Она тут же юркнула в теплый салон и показала брату язык. Тот с наигранной обидой отряхнулся, поднял брошенные рюкзаки. Саша стоял у окна, пока автоматика не закрыла гаражные двери и в темноте не растворились огни «ситроена».

— Может, немного поваляемся? — спросила Вика, устраиваясь на кровати.

На часах было двадцать минут восьмого.

— Пожалуй, — отозвался Вязников.

Он только успел поудобнее устроиться на подушке, как почувствовал, что его осторожно толкают в плечо.

— Вставай, соня, — услышал он. Жена уже умылась и блистала свежестью. — Уже девять часов. Через час выезжать.

— Ничего себе… Прикорнул.

Вставать не хотелось. По телу гуляла ленивая дремота, веки были тяжелыми и закрывались сами собой.

В окно несмело заглядывал северный рассвет. До восхода солнца еще как минимум минут пятнадцать. И если повезет, то он сможет наблюдать его сидя в столовой за чашкой горячего кофе. Вязников резким движением отшвырнул одеяло.

Через пару минут, уже одетый и готовый к выходу, он спустился в столовую. Место главы дома уже было сервировано к завтраку. Вика стремилась поддерживать традиции. Завтраки были чем-то большим, чем просто поглощением еды. Ритуал. Едва ли не священнодействие. «Кофе на завтрак из обычной кружки — испорченное настроение на весь день!» — возмущалась она и подавала ему ароматный напиток исключительно в фарфоровой, крошечной чашечке, заваривая его не в автомате, а в джезве, заботливо переливая в кофейник. Однажды, когда Вика приболела и кофе пришлось заваривать самому, Александр даже немного расстроился. Сам того не желая, Вязников прочно увяз в установленном порядке. И не жалел об этом.

— Кушай, приятного аппетита, — сказала Вика.

— И тебе того же.

Когда в чашечке плеснул клубящийся паром кофе, Саша спросил у жены:

— Эллочка все так же встречается со своим однокурсником?

— По крайней мере, на прошлой неделе все было именно так, — ответила Вика. — Ты ее знаешь. Стрекоза еще та. Так что за сохранность сердца этого молодого человека я не поручусь.

— С ней нужно будет поговорить. В любом случае, будет Катерина рожать или нет, Элла должна знать, что случилось.

— Ты хочешь, чтобы я поговорила? — спросила Вика, подливая ему кофе.

— Не уверен…

— Как скажешь, милый. — Вика посмотрела в окно. — Боже мой! Ты только посмотри!

Окно в столовой выходило строго на восток. Это была прихоть матери Александра, запроектированная еще в те времена, когда они строили дом. Елена Александровна считала, что любой человек каждый день должен видеть, как просыпается и восходит солнце. Особенно тут, где в зимнее время так легко можно впасть в спячку, эмоциональную, душевную…

— Удивительно, — прошептала Вика. — Эта картина оставляет впечатление невесомости. Словно гусиный пух рассыпали. Так и хочется нырнуть…

— Да, картина феерическая.

Они долго рассматривали огромный, бурлящий золотом шар, встающий из-за леса.