Неприкасаемая - Кресли Коул

Он выглядел побеждённым, казалось, он не знал, как выпутаться из этой ситуации, и мог лишь предпринимать жалкие попытки сделать это:

- Валькирия, у меня никогда не было столько сомнений за всю мою жизнь.

Она почти почувствовала свою вину и смягчила тон:

- Может быть, я задела тебя за живое.

Он пробормотал:

- Как шип.

И едва ли эти слова порадовали Дани.

- У каждого шипа есть своя роза, вампир.

Глава 18

С этими словами Валькирия не спеша направилась дальше по Бурбон-стрит, притягивая ошеломлённые взгляды стольких мужчин, что Мёрдок едва успевал отвечать на каждый из них яростным рычанием.

Он следовал за девушкой, смутно сознавая, что это, должно быть, самый длинный разговор с женщиной, который когда-либо у него был.

В его человеческой жизни женщины быстро сменяли друг друга, поэтому у него никогда не оставалось времени разговаривать с каждой из них. Фактически, долгое время ему казалось, что он говорит на двух языках: один он использует для мужчин, второй – для женщин.

Первый из упомянутых был ясным и употреблялся для передачи информации. Последний же был перегружен инсинуациями и флиртом и состоял почти полностью из комплиментов и любезностей.

Но, оказавшись с Даниэлой, он словно забыл язык, на котором говорил с женщинами. Возможно, он просто давно не практиковался. В любом случае это не имело значения, потому что общаться с Даниэлой на языке женщин было невозможно, скорее всего, она никогда и не разговаривала на нём.

Догнав её, он спросил:

- Итак, мы идём к тому магазину?

Она кивнула:

- Нужно вернуться назад, далее пройдём ещё несколько заброшенных кварталов, а затем свернём к западной стороне.

Толпа впереди всё разрасталась, ночь вступала в свои права. Каждый попадавшийся им на пути бар начинал звучать в своём собственном стиле.

- Нам нужно как-то убить время. Ты могла бы рассказать, о какой милой говорил Дешазар и кто такая Никс.

- А я должна? – сухо спросила Даниэла.

Он сменил тактику:

- Дешазар назвал тебя Ледяной девой.

- Это одно из моих имён. Наряду с Ледяной королевой. Как бы тебе понравилось называть меня, когда ты захочешь показаться особенно мерзким.

- Ты не... ты девственница?

Она пристально посмотрела вдаль.

- Почему тебя это так пугает?

Потому что ты была девственницей и в моём сне.

- Потому что ты живёшь уже тысячу лет. И, конечно, за все эти годы ты могла найти хоть кого-нибудь из твоего вида, кто был бы с тобой.

- Из моего вида, Учтивый Мёрдок? В самом деле?

Он мог бы подобрать выражение получше. Но он был в близком к шоковому состоянии, узнав, что прогуливается рядом с двухтысячелетней девственницей.

- Ответь мне. Ни один мужчина не прикасался к тебе?

- Только одной со мной сущности мужчина может дотронуться до меня, не причинив боли. А до сегодняшнего дня все они лишь пытались убить меня, с тех самых пор как я покинула Валгаллу, - ответила она, – сопоставь факты.

Боже мой, она никогда не знала мужчины.

То, что она прочитала в его взгляде, рассердило её.

- Не смей жалеть меня, Мёрдок.

- Ты искала способ справиться с... с этой хладнокровностью? – спросил он, отводя её в сторону от уличных глотателей огня.

- Говоришь так, будто это болезнь! Но - да, к твоему сведению, я была в Доме ведьм, ходила к колдунам, даже спрашивала у богини-хранительницы невероятных вещей. До сих пор лучшее, что мне предлагали, – несовершенные заклинания, вроде чар, которые помогут предотвратить чувство боли, пусть даже моя кожа при этом будет обожжена, и наоборот.

- А богиня?

- Она дала мне пару кед для боулинга.

- Кеды для боулинга?

Внезапно на них дождём пролились пластмассовые бусины, брошенные полуобнажёнными мужчиной и женщиной – туристами – с балкона слева.

Без лишних раздумий Даниэла отбросила бусы к другой группе туристов на балкон, что находился справа от них.

- Да, весьма модные кеды. Не спрашивай меня, почему.

- Должен быть какой-то выход, какая-нибудь сила в Ллоре...

- Я испытала всё, исследовала все известные мне мистические источники. А ненадёжные источники могут быть опасны.

- Что ты имеешь в виду?

- Я могла бы пойти на базар Ллора, где вразнос торгуют магией, но это, скорее всего, только ухудшит моё нынешнее положение.

- Разве может быть ещё хуже?

- Магия, попав не в те руки, взывает к космическому правосудию, которое приходит обычно в форме парадокса. Скажем, если я нанимаю какого-то случайного мага, возможно, я стану «прикасаемой» – но покроюсь чешуёй. И тогда никто не захочет прикоснуться ко мне.

- Понятно. - Легенды говорили о том же. Как умирающий человек, который отправляется в путешествие к мистическому объекту, чтобы вылечиться, но погибает в странном происшествии по дороге домой.

- Это всего лишь что-то, с чем я должна жить, - пожав плечами, закончила она. Казалось, она давно смирилась с этим фактом, он же принимать эту реальность как неизменную отказывался.

- Я единственная девственница, которую ты не сможешь добавить в свою коллекцию.

- Я никогда не спал с девственницами. – Хотя сейчас ему безумно хотелось именно этого. Прикоснуться к Даниэле... показать ей, что такое секс.

Чтобы увидеть уязвимость в её глазах, как только он войдёт в неё.

Его слова удивили её.

- Предполагается, я должна в это поверить?

- В мои времена обладание девственницей означало последующую свадьбу. – Не порождай ублюдков, не срывай цветы девственниц. До тех пор, пока он следовал этим двум простым правилам, у него была возможность жить так, как он пожелает.

- Я думала, парни вроде тебя всегда охотились за несчастными девственницами, чтобы подчинить их себе.

- Женщины всегда думают, что мужчины спят с девственницами, потому что хотят их покорить.

- Ты считаешь, что вы этого не делаете?

- Нет. Покорение, определённо, важная часть. Но я верю, что истина лежит глубже: мужчинам нравятся девственницы, потому что женщины навсегда запоминают своего первого мужчину. Мужчины хотят запомниться как великолепные любовники.

- То есть, если ты не наслаждался девственницами, ты не хочешь, чтобы тебя запомнили?

Он приблизился к ней, заставив её попятиться к стене закрытого бистро. Его рука оказалась прямо над её головой, и, наклонившись к девушке, он прошептал:

- Я никогда ни боялся этого, ни желал. Я всегда знал, что меня будут помнить – не как первого, но как лучшего.