Крест Евфросинии Полоцкой - Ольга Тарасевич

Привык?

Нет, он так к этому и не привык.

С самого утра, как только узнавал о том, что должно произойти ночью, начинали сильно дрожать руки. Водка теряла вкус. Все чудились адские крики. И стрелки часов намертво приклеивались к циферблату…

…Ну все. Наконец-то. Можно собирать группу. Уже стемнело, самое время выкапывать яму. К утру они со всем управятся.

Он сделал последний глоток водки. В очередной раз убедился, что она не помогла, что и в этот раз спасительного забытья не будет. И снял трубку телефона.

Приказав сотрудникам специальной группы приступить к своим обязанностям, он открыл тяжелый том лежащего на столе уголовного дела. И снова стал вчитываться – в допросы, показания свидетелей.

Смертный приговор выносится, как правило, не за одно убийство. Жестокие подробности произошедшего, показания родственников погибших – анестезия. Слабая, практически исчезающая в тот момент, когда исполнитель нажимает на спусковой крючок. Но позволяющая не сойти с ума до того, как «смертника» доставят к яме.

Осужденный убивал девочек. Совсем детей – пять лет, семь. Убивал очень жестоко – с множественными ножевыми ранениями, расчленением трупов.

Зверь. Вне всяких сомнений, гадкое мерзкое животное. Надо избавить людей от этой грязи.

Лишь позднее, когда вся группа была в сборе и в специальную комнату привели того «смертника», он содрогнулся.

Уже потом, вспоминая тот вечер до мельчайших подробностей, он понял: нетипичное, очень интеллигентное лицо. Но тогда, когда мужчину привели, его прежде всего поразили глаза. Совершенно осмысленные и спокойные. У тех, кто узнавал об отказе в помиловании и понимал, что вот уже совсем скоро приговор приведут в исполнение, таких глаз никогда не было.

Он видел ужас, дикий животный страх, безудержное, неистребимое желание жить, хотя бы еще денечек, хоть дополнительный час, но жить, жить.

А здесь – спокойный грустный взгляд.

Он испытал облегчение, когда на лице «смертника» затянули черный платок.

У места казни все тоже происходило не так, как обычно.

Осужденный спокойно шел к месту расстрела. Придерживавшие его конвоиры приблизились к яме и заученным движением хотели резко надавить «смертнику» на лопатки. Они даже синхронно подняли ладони. И – замерли. Замерли…

Он растерянно оглянулся по сторонам. Наверное, с ребятами что-то случилось. Сдали нервы, плохо себя чувствуют. Не важно что, потом выяснится. Но вот сейчас налицо нарушение инструкций. И оставшиеся члены группы знают, что делать в таких ситуациях. Их еще не было на практике, но они четко прописаны в документе. Исполнитель с взведенным пистолетом в руках должен совершить выстрел на поражение. Если по каким-то причинам он этого сделать не может – два сотрудника, обеспечивающие охрану и вооруженные автоматами, должны расстрелять «смертника» в упор.

Но – ни единого звука выстрелов. Ничего. А «смертник» уже распрямляется, уже опускает скованные наручниками руки.

Он хотел вынуть из кобуры свое табельное оружие и с ужасом понял: не может даже пошевелиться. Пальцы не слушаются. Их словно вообще нет, пальцев! А «смертник» уже отходит от ямы. Глаза его по-прежнему завязаны платком, но он безошибочно ступает на слабо освещенную фонарем тропинку, ведущую в глубь леса.

«Это какой-то гипноз. Через платок, не знаю, как у него это получилось, но получилось!», – ошалело подумал он и хотел закричать, чтобы как-то вывести из ступора словно окаменевших членов группы.

Но изо рта не вырвалось ни звука! И в глазах стало вдруг совсем темно. И возле лица отчего-то запахло сочной росистой зеленью…

Он очнулся позже других. От резкой едкой вони нашатыря, бессвязного бормотания перепуганного доктора, доклада одного из исполнителей.

– Мы прочесали лес. Собака потеряла след на том месте, где было обнаружено вот это…

Он скосил глаза. В руках исполнителя находились наручники, темный кусок ткани, которым осужденному завязывали глаза, да тонкая длинная стальная цепь, сковывавшая ноги.

– Надо подписать акт, – захлебывался слезами прокурор. – Иначе нас самих под суд! Подумайте об остальных! Все согласились. Выхода нет. Это было какое-то наваждение. Однако побег удался!

По лицам всех членов группы он понял: надо подписывать. Они действительно считают, что это единственный выход из данной ситуации.

Места захоронения держатся в секрете. Никто и никогда не проводил никаких проверок. Ничего узнать невозможно…

– Давайте протокол, – пробормотал он. – Мы попытаемся замять это чрезвычайное происшествие. Но вы подумайте, что с нами будет, если якобы расстрелянного заключенного потом обнаружат…

Как ни странно, первый раз остаток ночи прошел спокойно. Кабинет не сжимался до размеров ямы. Ни стонов, ни крови в лицо. Ничего. Просто желанный спасительный темный провал. И даже опасений по поводу того, что вся эта история выплывет наружу, у него тоже не было. Успокоилась каким-то чудом и боль в вечно ноющем колене.

Его разбудил телефонный звонок.

– Отменить исполнение приговора по уголовному делу. Как выяснилось, осужден невиновный человек. Сегодня ночью задержан настоящий убийца, и он во всем сознался. Редко, но такое, к сожалению, бывает. Еще ведь не поздно?

Он, секунду поколебавшись, тихо сказал:

– Поздно. Приговор приведен в исполнение…

Глава 1

***1

Если бы мужик был не таким старым… Или хотя бы не слишком противным… И если бы она была не «под кайфом». То, наверное, Черника рассказала бы многое.

…К пятнадцати годам ее рост составлял уже 183 сантиметра. Теперь, в девятнадцать, совсем труба – 188. Ужас! Кошмар! Во сколько лет у девочек останавливается рост? На сайтах пишут, только в двадцать пять. Было бы круто, чтобы в ее случае все ограничилось этими ненавистными 188…

Она первый раз поцеловалась только в прошлом году, когда предки свалили в США и в ее единоличном распоряжении осталась большая квартира на Фрунзенской набережной. Поцеловалась с таким же «кайфующим» мальчиком. По-другому найти кавалера у «упакованной», но очень высокой девушки не получалось. А хотелось! Хотелось любви, и ходить на свидания, и узнать, действительно ли во время этого так кричишь, или актрисы в порнофильмах сгущают краски. Но кто пригласит на свидание такую каланчу? Черника заманивала в свою жизнь парней с отчаянием и искусностью вечного изгоя. Для них было все – квартира, где можно есть, пить, спать или колоться. Дача, машина. Деньги, регулярно присылаемые вкалывающими в Силиконовой долине родителями. Так дом превратился в проходной двор. Так появились наркотики – сначала легкие, а потом таблеток стало мало, и на венах появились чернильные следы инъекций.

…Но мужик, сидевший перед ней за столом, был старым, толстым и противным. И он испоганил ей весь кайф своими дурацкими вопросами. Поэтому ничего рассказывать Черника не стала. А закричала:

– Меня зовут Черника, а не Ира Алексеенко! Мало ли что в паспорте понаписано! И какая вам разница, по какому адресу я проживаю!

– Порядок такой… Черника… Возле вашего дома в Подмосковье нашли тело Коли Вадюшина. Почему мы предполагаем, что именно возле вашего дома? На окне следы проникновения, внутри вещи убитого. Входная дверь была закрыта изнутри, однако на стук никто не отозвался, и это стало первым сигналом к действиям. Но вы не волнуйтесь, местные милиционеры отыскали ключи, дом опечатан. Колю убили, понимаете? Поэтому вам придется ответить на мои вопросы.

Мужик что-то набрал на компьютере. Может, имя ее нелюбимое или дурацкую прописку. Как завороженная наблюдала Черника за постукивающими по клавишами пальцами следователя.

Кольку убили. Кольку убили, убили…

Блин, что же делать? Как так случилось?

…Она плохо помнила, как парень оказался на даче. В ее квартире на Фрунзенской гулянка была в самом разгаре, а тут появился Коля, попросил ключи. Она и дала, ничего не спрашивая. И, кажется, пообещала приехать к нему через пару деньков, показать потрясающее озеро, расположенное в получасе ходьбы от дома. Они были одной крови – юные, в равной степени жаждущие любви и совершенно, вызывающе некрасивые. Мальчику с огненно-рыжей шевелюрой, с лицом, усыпанным веснушками, можно было рассказать все. Про очередного сбежавшего к невысокой девчонке кавалера, про жуткий страх. Контракт у родителей на пять лет, но они скоро собираются приехать в отпуск. И что тогда с личной жизнью? И сможет ли она скрыть, что уже давно увязла в наркотическом болоте? Этот парень понимал ее, как никто другой!