Ярмо Господне - Иван Катавасов

Два тяжелых изумрудных луча, медленно выросших из основания треугольника, растаяли в пасмурном небе. Третий уже алый луч-динамис, грянувший из центра тригона, в кратчайший миг горячей вспышкой ослепил Настю и лишил ее чувств.

Пришла она в себя уже в машине, чтобы услышать участливое предложение арматора Вероники:

— Опаньки, оклемалась! Что в лобок, что по лбу. Вижу, Ирнеева, тебе очень хочется пись-пись. Можем остановиться, пока мы в лесу.

Я тоже подле с тобой в кустиках присяду. И так платье и чулки в коромысло диавольско изгваздала, порвала, когда тригон размечала, мордой снег пропахала, туфли промокли…

Кровь из носу и промежности, вашу мать! Из грязи опять в князи, разрази меня в просак!

Костик! Придави-ка тормоз, мальчик мой…

Безнадежно и неприглядно грязный подвенечный наряд Настя, нынче в замужестве Ирнеева, заменила новым роскошным туалетом новобрачной. Ее предусмотрительный муж, очевидно, предвосхищал нечто подобное и настоял на приготовлении запасного варианта свадебного облачения.

Первым созерцал, насколько хороша Настя Ирнеева в белом открытом платье с обнаженными плечами и смелым декольте, Павел Семенович Булавин. Новобрачная очень его умоляла зайти к ней в комнату, услав Катю проверить, готовы ли Петр и Фил.

— Бесподобно выглядите, Настасья Ярославна!

— Дорогой Пал Семеныч! Спасибо вам за сигнум. Он ведь ваш фамильный, правда? Как же вы без него?

— Пустяки, коллега. К сему перстню неофита я руку не прикладывал, э-э, дай Бог памяти… Да-да, со времен царствования государыни матушки Екатерины Великой.

Касаемо фамильной принадлежности сей византийской реликвии, то мы с вами, Настасья свет Ярославна, отсель истинно породнились в храмовом таинстве. По-моему, весьма подобающий презент счастливо обретенной невестке от ее посаженого свекра.

Понимаете ли, Солнцеворот Мниха Феодора в миру некогда носили мои опочившие супруга, дочь, внучка, понятия не имея о его эзотерических свойствах. Отсель же сей старинный орденский артефакт внове по праву обрел харизматического носителя.

— Пал Семеныч, родненький мой, можно я вас крепко-крепко поцелую?

— Отчего ж нет, ежели во благовремении, в благодати и в счастье семейственном?

Не так чтобы уж очень семейное свадебное торжество в загородном доме Вероники Афанасьевны Триконич началось пунктуально, по плану, без задержек. Многоуважаемые гости не маялись скукой и не посматривали голодным взором на закрытые двери пиршественного зала. Потому что к их услугам были легкие закуски и аперитивы в двух гостиных, официанты, бар в холле.

Ярослав Дмитриевич Заварзин, побродив по дому, огорченно укоренился в баре, где поднимал себе настроение коктейлями. Он не внял брифингу жены, готовился было к досточтимой роли свадебного генерала, дорогого тестя, остроумно сетующего на «комиссию отца взрослой дочери».

Ничуть не бывало! Загодя приготовленная цитата из классика Грибоедова не нашла благодарных слушателей. «Интеллигентному человеку поговорить не с кем, горе от ума… Стефа их насквозь видит. Кругом рульниковский клан, криминал, международная мафия, черт их подери, молодых и старых…»

Тетя Анита Бланко-Рейес также испытала поначалу разочарование. Ей не посчастливилось: но ай муча ньеве и фрио де Сибериа. Много снега и сибирских морозов к ее огорчению здесь не обнаружилось. Но потом ее взяла под опеку безукоризненная сеньорита Вероника Триконич, как выяснилось, родом из Буэнос-Айреса. Она и в церкви и за столом помогала ей совладать со сложными материнскими обязанностями.

«Ке традисьон тан эрмоса и венерабле де мамб эклесиастика! — Какая же красивая и почтенная традиция быть посаженой мамой!»

За свадебным столом весело и красиво пировали родные, ближние, близкие друзья Филиппа и Насти Ирнеевых. Достопочтенное библейское общество также получило приглашения в полном составе…

«Без молодежи на приличной свадьбе нельзя, но без старперов обойтись можно», — вынесла вердикт Стефа Заварзина. Покойно уложив отдыхать нагрузившегося коктейлями пожилого сорокалетнего супруга, она вернулась в пирующую и ликующую компанию к интереснейшему собеседнику и обходительному шляхтичу пану Игорю Смоличу.

В бальных шляхетских развлечениях они не преминули принять участие, сначала наградив новобрачных аплодисментами за танцевальное мастерство и за изящное плавное вальсирование.

— …Фил, знаю, тебе без разницы. Но танго и рок-н-ролл я не могу. Грудь из корсажа вывалится. Трусиков и сорочки на мне тоже нет. Катька не позволила. Говорит: плохая примета, жених сбежит со свадьбы.

— Ох мне суеверия! Ладненько, пускай будет венский вальс.

— Пойдет, Вальтер Вальс у меня в сумочке…

В разгар веселья Настя Ирнеева оставила гостей, прихватив с собой белую сумочку. Новобрачная, видимо, отправилась в дамскую комнату припудрить носик.

Чуть выждав, вслед за молодой женой удалился Филипп Ирнеев. Из поля зрения веселящегося общества друзей он выпал еще быстрее, чем Настя.

В коридоре Филипп встретил Павла Булавина, задумчиво рассматривающего незажженную сигару. Очевидно, решает раскурить ли ему вторую за вечер гавану. Или, быть может, не стоит, если собирается навеки расстаться с пагубной привычкой.

— Не смею вас задерживать, Фил Алегыч, и потому не прошу составить мне табачную компанию.

Несмотря на то, поведайте мне… Бесшабашная блондинка за рулем, опрометчивость и раскаяние, прочие методичные каузальности… Оные обстоятельства, ежели не заблуждаюсь, есть арматорская методика «полета над гнездом кукушки»?

— Так точно, Пал Семеныч, она самая, каюсь.

— Совет вам да любовь, друзья мои. Не взыщете на старике за банальщину. Ступайте с Богом…

С бокового крыльца рыцарь Филипп видел, как неофит Анастасия, под фонарем сбросив шубку на кирпичную дорожку, поудобнее перехватила ремешок сумочки и прямо по снегу, приподняв подол длинного белого платья, направилась в сторону гаражей. Невесомо ступая белыми туфельками, она прошла десяток шагов и в единый миг скрылась в никуда, оставив лишь несколько легких следов на подтаявшем ноздреватом снегу.

«Я верю, Настенька, ты ко мне вернешься…»

Филипп подобрал шубку и след в след за исчезнувшей Настей напрямую двинулся к гаражам. Там он сел в «лендровер» и, не заводя двигатель, приготовился терпеливо ждать с верой, надеждой и молитвой.

Спустя четверть часа подал весть коммуникатор:

— Фил, любимый, приезжай домой поскорее. Я по тебе очень соскучилась…

На честной свадебный пир новобрачные ввечеру все же вернулись. Их отсутствие в доме отметили только посвященные. Остальные гости молча и понимающе улыбались. Мужчины про себя великодушно желали всего наилучшего Филиппу. А кое-какие женщины вегетативно и гормонально завидовали Насте.