Князь Игорь. Витязи червлёных щитов - Владимир Малик

Таким образом собрались все, кто решил вместе с великими князьями киевскими принять участие в походе.

Не прибыли: родной брат Рюрика Давид Ростиславич Смоленский, написав грамоту, что болеет и посылает вместо себя сына Изяслава с небольшой дружиной; родной брат Святослава Ярослав Черниговский, который в марте отказался от похода и ратовал только за летний поход; двоюродные братья Святослава — Игорь Новгород-Северский и Всеволод Трубчевский.

— Наши братья, значит, не пришли, — с горечью и обидой в голосе произнёс на киевском снеме Святослав. — Отписались в грамотах: далече, мол, нам идти вниз до Днепра, не можем свои земли без защиты оставить. А если я пойду через Переяславль, то они тогда со мною пойдут и присоединятся на Суле… Но не верю я в то, что пошли бы они с нами и тогда, если бы путь лежал через Переяславль на Сулу. Скажите, разве князьям луцкому, галицкому или пинскому ближе, чем смоленскому или новгород-северскому? Кто хотел, тот прибыл. А кто не захотел вместе с братьями своими подняться на ворога, того ждать не станем. Так вот, обоз оставим здесь под надёжной охраной, а сами завтра же налегке отправляемся в степь, на Орель, если потребуется то и на Самару. Верные люди сказали нам сегодня, что там хан Кобяк собирает силы для нападения на Русь, договаривается с Кончаком, чтобы сообща ударить. Но мы должны не дать им соединиться. Ударим раньше и, даст Бог, побьём окаянных!

На следующий день, покинув обоз на правом берегу, объединённое русское войско в двадцать тысяч воинов двинулось на восток. Вёл его великий князь Святослав, а проводником у него был Ждан. Самуил же со своим обозом и с матерью Ждана продолжил путь в Киев.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

На привале за Ворсклой к Святославу подошёл князь Владимир Переяславский. На голове золотом сияет шлем, крепкую загорелую шею оттеняет золотое ожерелье, служащее одновременно и украшением, и княжеским отличием; левая рука лежит на рукояти меча, правая поправляет на плече княжеское шёлковое корзно, развевающееся на ветру.

Остановился, сверкнул стальным взглядом, склонил голову.

— Отче, дозволь поехать впереди. Вся Переяславская земля разорена, опустошена. Кровь тысяч переяславцев, их матерей, жён и детей на половецких саблях, слезы моих сородичей наполнили реки и озера Половецкой земли, и они стали горьки и солоны, как наше горе. Я жажду мести, а мои воины — славы и добычи! Не откажи, княже, не поступи так, как это сделал мой лютый недруг Игорь!

Нет, этому князю не занимать смелости! Ни в ратном деле, ни в беседе с великим князем! Конечно, он ему дозволит идти впереди. И почему бы не дозволить? Не безопасное же место ищет этот молодой витязь, а то, где посвист вражьих стрел и звон половецких сабель, где бушует кровавая сеча! Честный, откровенный, храбрый! Вот только бы сдержанности побольше да разума державного — на корысть Русской земле! Но этого, к сожалению, недостаёт не только ему…

— А если не дозволю, то ты и мою землю истопчешь так, как Игореву? — не удержался от укора Святослав.

— Нет, отче, твою не истопчу, — смиренно ответил Владимир, сдерживая свой нрав. — Но любовь и уважение к тебе утрачу!

— Благодарю тебя за правду… А идти впереди дозволяю. Ждана возьмёшь проводником. Только будь осторожен, не зарывайся! Важно не столь для себя, сколь всему войску славу добыть… Возьмёшь под свою руку молодших князей с дружинами и две тысячи конных берендеев. Найди мне Кобяка и наведи под мои стрелы! А я пойду следом за тобой в одном дне пути…

— Спасибо, отче-князь! Зарываться не стану. Но спину половцам не покажу! — Молодой князь приосанился и зорко взглянул на далёкий горизонт, словно надеялся тут же увидеть там ворога.

Несколько дней рыскал с войском Владимир вдоль Орели в поисках половцев, но всё напрасно. Бурчал на Ждана:

— Куда же они подевались, твои степняки? Неужели заприметили нас? Встречаются только угасшие костры да обглоданные кости на покинутых стойбищах, а самих — как ветром сдуло!

Ждан озадаченно пожимал плечами. Действительно, куда же делись половцы? Там, где всего неделю или две назад кочевали они с вежами-юртами по степи, где выпасали отары овец, табуны коней и гурты скотины, где носились, объезжая горячих жеребцов и кобылиц молодые джигиты, там теперь было пусто. Только орлы-стервятники при приближении воинов нехотя поднимались вверх, да суслики насмешливо посвистывали.

Куда же девались половцы? Что Кобяк задумал?

Первая встреча произошла на шестой день в междуречье Орели и Самары. Рано утром, когда воины, позавтракав, готовились к походу, прискакали на взмыленных конях воины сторожи.

— Половцы!

Из-за далёких холмов показались конные половецкие разъезды. Вскоре тёмной тучей выкатилась вся орда.

Князь Владимир обрадовался. Наконец-то! Наступил момент, которого ждал он много лет. В его руках немалое войско, и он покажет всей Руси молодецкую храбрость и свой воинский талант! Сегодня ему либо головы не сносить, либо силу Кобяка сломить!

Он вскочил на коня, вызвал князей, повелел готовить полки к бою, По правую руку от себя поставил сына Святослава Глеба с дружиной и его тёзку, Глеба Юрьевича, а по левую Мстислава Романовича Смоленского и Мстислава Владимировича, сам же с прочими стал в боевой ряд посредине. Сказал коротко:

— Братья, велю держаться кучно! Из боевого ряда никому не выезжать! Вперёд не зарываться, но и не отставать! Кто покажет ворогу спину, тому позор на веки вечные! Кто снимет Кобяку голову, а наипаче — приведёт на аркане, тому великая честь и слава!

Русские полки быстро перегруппировались, собрались в один небольшой, но крепкий кулак. Над ними затрепетали цветные хоругви, флажки, поднялись вверх и застыли, ощетинившись, длинные копья с блестящими стальными наконечниками. Червлёные щиты ярко горели в лучах утреннего солнца.

Все приготовились к бою.

На противоположной стороне, на холмах, стал Турундай, тесть Кобяка, с ханами Содваком, Ексной, Тэтией и Бараком. Это был передовой отряд хана Кобяка, который, на всякий случай оттянув свои роды аж за Самару, двинулся с большим войском на Русь. Правда, ему не удалось объединиться с ордами хитрого Кончака, не желающего усиления и прославления своего соперника в межусобной борьбе за власть над Половецкой степью. Но Кобяк и сам имел достаточно сил, чтобы погромить порубежные поселения русичей и захватить там большую военную добычу, а главное — скот, которого так мало осталось у половцев после тяжёлой зимы.

Турундай оторвался от Кобяка на половину дневного перехода. Увидав перед собой сравнительно небольшое русское войско, он, несмотря на немолодые годы, как мальчишка загорелся желанием добыть победу и прославиться среди своих родов. Под его рукой шесть тысяч сабель — сила немалая! И он, не мешкая и не колеблясь, бросит их в атаку!

Турундай тяжело сидел на гнедом жеребце, тучный, круглолицый. Обрюзгшее лицо с редкими усами потемнело от весеннего солнца, узкие черные глаза пристально вглядывались в прозрачную утреннюю даль, где виднелись красноцветные щиты русичей. Пусть пока красуются. Не успеет солнце подняться на половину своего круга, как он повергнет те щиты наземь, а русских батыров, что останутся в живых, свяжет по десятку, как баранов, и погонит в стойбище Кобяка!

Стучит сердце старого хана, стучит радостно. Он дал наказ худому, костлявому хану Ексне, что сидел в седле, как жердь, начать атаку левым крылом, а запальчивому, быстроглазому Содваку — правым, чтобы охватить урусов, взять в клещи и не выпустить ни одного.

— Да князей, князей мне захватите! Живых или мёртвых! — напутствовал он ханов. — С мёртвых скальпы сдерём[55], а за живых получим выкуп! Потому — лучше побольше живых!..

Турундай приподнялся в седле на стременах и махнул в сторону русских полков саблей. В то же мгновение тысячи копыт ударились о землю, и она загудела, как перед бурей, вздрогнула, наполнилась чеканной дробью. Половцы начали атаку.

Увидев огромное половецкое войско, что катилось прямо на них, тысяцкий Шварн наклонился к уху князя, прошептал:

— Не сдержать их нам, княже. Пока не поздно, поворачиваем назад?

— Ни за что! Какой позор нам будет! — воскликнул Владимир. — Пошли гонца к Святославу сказать, что ворог перед нами и нет у меня времени ждать великого князя на помощь. Принимаю бой, а он тем временем пусть поспешает!

Гонец ускакал, а Владимир тронул повод и медленно двинулся навстречу половцам. Передал по рядам:

— Коней не утомлять! Они нужны нам свежие! Не срываться прежде времени, ждать моего знака!

Так и двигались — медленно, тесно сомкнув ряды, прикрываясь щитами. Не слышно ни слова. Даже покашливания, даже дыхания не слышно. Слышны лишь бряцанье оружия и глухое гудение земли — предвестники кровавой сечи.