Война магов - Александр Прозоров

Из храма люди перешли к расставленным под холмом столам с пивом, пирогами, калачами и медом. Это уже Андрей с подсказки Пахома постарался — праздник все-таки.

Смерды подкрепились и, разбившись на парочки или поодиночке, пошли «искать весну»: крошить и разбрасывать недоеденные булочки на корм птицам. Парочки после этого пропали почти все, а вот среди мальчишек нашелся сорванец, который поймал где-то синицу и гордо принес ее к дворцу, громко вопя:

— Весна, весна, весна!

Под этот клич со всей деревни собралась изрядная толпа селян и гостей и принялась голосить перед крыльцом:

— Весна, князь, весна пропадает!

— И чего теперь, Пахом? — поинтересовался Зверев.

— Как чего, княже? — удивился холоп. — Как всегда. Выкупать весну надобно да на волю отпускать. Иначе работ никаких на земле делать нельзя. А остальные пивом обойдутся. Радость, однако. Весна…

— Ладно, что поделаешь… Полина, пиво у нас еще есть или все выставили?

— Да оставляла два бочонка, батюшка.

— Пахом, тащи один сюда. Куда деваться, весну надобно выручать.

Дождавшись дядьки, князь вышел на крыльцо, спустился к мальчишке, сунул ему серебряный алтын, забрал из ладоней трепещущий комочек и поднял над головой. Разжал пальцы. Синица радостно вспорхнула, взметнулась к самой крыше, описала короткий полукруг и полетела к храму.

— Весна, весна, весна! — погналась за нею малышня.

Взрослые предпочли остаться с бочонком, солидно его распили, после чего пришли к окончательному выводу:

— Весна пришла, мужики. Землю-матушку будить надобно.

Про поговорку: «На Благовещение птица гнезда не вьет, девица косы не плетет» смерды явно не слыхали. Не прошло и часа, как они вывели на поле у подошвы деревенского холма своих впряженных в плуги лошадей и, следуя один за другим, в два разворота вскрыли примерно полгектара пашни. Затем работники разошлись, а вот деревенские бабы начали споро стаскивать в центр вспаханного участка солому, сверху уложили копенку сена, накрыли все чистой белой простыней. Подоспевшие мужья поставили колья, быстро и ловко натянули полотняную палатку с провисшей крышей.

— Что бы это значило, Пахом? — с любопытством поинтересовался князь.

Холоп смущенно закашлялся, и Зверев переспросил уже с тревогой:

— Что это значит, Пахом?

— Дык, — зачесал в затылке холоп. — Примета такая. Ну для урожая. Дык чтобы урожай добрый случился. Ну и это… Не то ничто на пашнях родиться не станет.

— Что ты мямлишь?!

— Дык, надо того, — указал дядька на почти готовый шатер.

— Чего того?

— Пашню… того… Осеменить… Не, оплодотворить… Не, оживить… Не, поднять! Во! По обычаю… Хозяин… Урожай коли потребен…

— Пахом, а по-русски ты говорить умеешь?

— Нешто неясно?! — возмутился холоп. — Хозяин с хозяйкой должны на пашне то сделать, отчего жизнь новая появляется!

— Мы? С княгиней? Здесь?

— Дык, Андрей Васильевич… Коли не… оживить… урожая… голод будет, убыток будет. Беда, в общем, случится…

— Я тебе что, клоун?

— Дык, княже, я их навес хоть сделать заставил! По обычаю, оно ведь на-а… Вот…

— Ты слыхала, Поленька? — взял жену за руку Андрей. — И чего теперь с этим делать? Пороть язычников через одного али о деле важном подумать? Не будет урожая — мы виноватыми окажемся.

— Не знаю, батюшка… — Княгиня скромно потупила глаза и вдруг коротко стрельнула в мужа шаловливым взглядом: — Праздник сегодня. Господь простит, коли уж так нужно…

— А можно? — шепотом поинтересовался Зверев.

В прошлом году, пока он носился почти семь месяцев по государевым делам, княгиня благополучно выносила малютку и в ноябре разрешилась крупной крикливой девчонкой. А потом еще четыре месяца не подпускала мужа, суеверно боясь, что пропадет молоко. И сейчас — не подпускала.

— Все в руках Божьих, — так же тихо ответила женщина и перехватила его за обе ладони.

— Тогда пошли, — тут же решился Андрей. — Не дадим народу помереть с голоду. Ох, на какие только жертвы не решишься ради общества!

— Княже, — негромко окликнул его Пахом.

— Что? — вскинул брови Зверев. — Список сюрпризов не исчерпан?

— Чего? — не понял дядька и тут же отмахнулся: — А-а… Вы того, княже, не беспокойтесь.

— Давай, сказывай, не томи, — остановился Андрей.

— Дык, это… Пока вы того… Ну, в общем, все ладно и славно будет.

— А точнее?

— Дык, это… Народ покуда от вас нечисть отгонять станет, видимую и невидимую. От греха. Она ведь завсегда помешать норовит…

— Ну, Пахом… — покачал головой Зверев и увлек супругу в шатер.

Почти сразу же заплакала жалейка, потом затарахтела трещотка. Минутой спустя к шуму присоединились бубен и барабан, какие-то литавры… Хотя скорее это были крышки от кастрюль и котелков. Смерды вошли в раж: выли, орали, гремели, топали, на стенах шатра плясали отблески факелов.

— Господи, — перекрестилась Полина. — Помнится, даже на свадьбе мне не было так страшно.

— Ты все перепутала, драгоценная моя, — засмеялся Андрей. — Они не нас пугают. Нас они как раз пытаются оборонить.

Он обнял жену, крепко поцеловал, потом осторожно опустил на постель из сена в самом центре шатра, скинул налатник, накрыл им плечи свои и жены:

— Как я по тебе соскучился.

— И я по тебе, счастье мое… Они притащили кошку?

— Нет, это кто-то орет таким дурным голосом… — Зверев откинулся на спину. — Вот черт, это дурдом какой-то! Как можно исполнять общественный долг в такой обстановке? Может, сказать, что мы уже все, и пойти в опочивальню?

— А как же урожай? — не поняла его мысли княгиня.

— Разве только ради урожая… — Андрей опять придвинулся к ней, начал целовать глаза, губы…

— Князь, княже, Андрей Васильевич! Струг, струг в заводь заходит.

— Это еще что? — на миг оторвался Зверев.

— Простолюдины балуют, — обхватила его за шею жена. — Рано ты о прошлом годе ускакал… Какой забавный обычай.

— Кабы знать… — Его рука скользнула вниз по юбкам. Раздевать жену в такую холодрыгу Андрей не собирался, но на какие-то жертвы все равно приходилось идти.

— Княже, княже, к тебе боярин с письмом.

— Гоните, — огрызнулся Зверев. — Это нечисть и есть. Обряду хочет помешать…

— Гоните прочь! — повторила княгиня и накинула налатник ему на чресла. — Гоните. Я хочу побыть наедине с мужем хотя бы раз в году.

Но как молодые друг по другу ни соскучились, апрельская экзотика никакого удовольствия им не доставила. Холодно, колко, вопли и гам. Огонь факелов то и дело чиркал по полотну, налатник сползал, истошные вопли не давали расслабиться.