Кофейная книга - Макс Фрай

— Очень скоро, очень! Пожалуйста…

— Да ну тебя. Ты ненастоящий. Тебя и вообще нет.

— Почему же? — обеспокоено скрипнул Насекомый.

— Нелепо.

— Это вам кажется, что нелепо, — скрип его перешел в почти ультразвуковой визг, Корасон с трудом разбирала слова. — А у меня там… У нас там кладки, понимаете? И миллиарды лет неповторимой, не сравнимой ни с чем, единственной во Вселенной культуры. У моего последнего выводка еще не затвердели панцири, понимаете? Ваше появление было таким… таким чудом! Если бы вы знали. Словно в ответ на наши стенания и сокрушения вдруг живой водой в мир уже мертвых пролились ваши слезы. Капля за каплей, тонким ручейком… и наконец — бурным потоком, как будто рухнула плотина — какое очистительное безумие овладело нами! Если бы вы знали!

Отдайте, отдайте нам вашу жизнь. За вами идут, и больше она вам ни на что не пригодится. А мы… мы будем чтить вас как спасительницу мира. И вы не станете предателем здесь. Ваши друзья, те немногие, что уцелеют, не проклянут ваше имя. А?

— Что-то здесь очень и очень нелепо. В чем твоя ложь, таракан?

Насекомый снова потупился.

— А вы не передумаете?

— Я еще даже не согласилась.

Насекомый скорбно зашелестел хитиновыми пластинами.

— Вот честно?

— Честно.

— Вы и так ничего бы им не сказали.

— Твою мать, кусок дерьма! Да как же ты смел?

Корасон попыталась схватить хитинового монстра за шею, но руки плохо слушались ее. Насекомый легко уклонился, а затем подошел ближе и положил легкие лапки ей на грудь.

— Если бы я не сказал этого и не открыл вам затем правду, вы не согласились бы. Мы проверяли.

— А теперь соглашусь, да? — прошипела Корасон.

— Да.

— Это почему же, интересно?

— Потому что вам больше нравится, чтобы был смысл. Мы вам его даем. Ваша смерть действительно, не только на словах, будет ненапрасной. Можете считать, если хотите, что умерли родами. А мы — ваши выжившие дети.

Он умильно сложил лапки перед грудью.

— Всю жизнь мечтала, — нахмурилась Корасон, прислушиваясь к шагам в коридоре. — Идут, что ли?

— Да.

— Ладно, я скажу. После первого залпа.

— Нет, умоляю, до него! Вдруг второго не будет? Вдруг они сразу?..

— Ты сказал, что вы проверяли…

— Но ни в чем нельзя быть уверенным!

— А как насчет моей смерти? Вдруг меня можно спасти? — нехорошо сощурилась Корасон.

— Тогда погибнем мы.

— Значит, можно? Это возможно?

— Уже нет… Простите…

Дверь распахнулась.

— Корасон Моралес! Хосефа Торрес! Нери Ринальди! На выход.

— Все равно, все равно никто, кроме нас, не смог бы этого сделать. В реальности вашего мира вы обречены… А нам нет смысла вас спасать — мы погибнем.

— Трупоеды. Стервятники.

— Разве? Если бы вы не проплакали всю Вселенную насквозь…

Корасон завернулась в одеяло: из одежды на ней оставались только обрывки блузки. Насекомый проворно юркнул под него, обхватил тонкими лапками бедро Корасон и продолжал свою речь:

— Если бы вы не проточили слезами границы, вы даже не узнали бы о нас! Вы умерли бы все равно, как вы не понимаете? Зачем нам спасать чужака, когда гибнет наш мир, наши кладки, наше потомство, любовь, всё. Да, мы не такие. Мы совсем другие, и любовь у нас другая, но…

— Я поняла тебя, трещотка. Берите эту хренову мою жизнь, я отдаю ее вам. Всё. С концами. А теперь дай мне хоть умереть спокойно. Отстань.

— Я обещал вам колыбельную!

— Пошел ты. Обойдусь.

Уже в шаге от двери Корасон стряхнула его и попыталась раздавить ногой, но он с треском и шипением увернулся и скрылся в темном углу.

Следователь отшвырнул очередной скомканный стаканчик. Ничего, сегодня ему, скорее всего, посчастливится успеть домой к утреннему кофе. От этих толку не будет. Медсестра — кремень, плакса окончательно рехнулась, да толку от нее никакого и не могло быть. Скорее всего, просто трахалась с этим типом, а знать ничего не знала. Попала под раздачу случайно. А остальные и так выжаты досуха Можно спокойно ехать домой и не травить уже себя этой гадостью. Голова болит невыносимо, но это скоро пройдет. Душ, побриться, кофе по-парижски… и долго-долго спать. После этой чистки подполье не скоро оправится. В конце концов, почему бы ему не взять отпуск и не слетать в Париж самому? Чтобы донье Исабель нечем было колоть глаза мужу-деревенщине. Пожалуй, так он и поступит, именно так. Мужчина в семье должен блюсти свое место. Давно пора.

Первого залпа она ждала почти спокойно. Ненастоящая смерть — маленькая отсрочка. Быть готовой. Не испугаться. Нельзя. Она уже оплакала себя — негоже мертвым возвращаться, правда? Только вздрогнула невольно от громкого звука — и тут же принялась считать секунды, которые надо переждать до окончательной свободы. Слез уже нет, совсем кончились, за чем же ей спрятаться от страха? Колыбельную, говоришь, таракашка? Корасон едва шевелила губами:

Palomita blancaPico de coralCuando yo me mueroQuien me va a llorar

Белая голубкаКоралловый клювКто обо мне заплачетКогда я умру

Некто насекомый осторожно коснулся ее души — и белая голубка с алым сверкающим клювом и сизыми глазами распахнула крылья над ее головой и заплакала горько-горько. Второго залпа Корасон не услышала.

Настоящий парижский кофе

(Рецепт от Макса Фрая)

Чаще всего «парижским» называют кофе, в который добавили ликер и сливки; у нас в семье по какой-то неведомой причине «парижским» называли кофе с мороженым, то есть глясе. Мне в детстве очень нравилось смотреть, как шарик пломбира стремительно тает в горячей черной жидкости. Париж в ту пору казался мне волшебным городом, все жители которого имеют неограниченный доступ к неиссякающему источнику подтаявшего мороженого — это вам не дурацкие кисельные берега.

Но все это, конечно, полная ерунда.

Для того чтобы приготовить настоящий парижский кофе, всем, кроме жителей города Парижа, следует купить билет на самолет, поезд или автобус, неплохой альтернативой общественному транспорту может оказаться личный автомобиль; гражданам СНГ и некоторых других стран придется раскошелиться еще и на шенгенскую визу.

В Париже нужно поселиться у знакомых или снять квартиру. Гостиница, впрочем, тоже подойдет, но не любая, а только с плитой в номере.

Теперь узнайте у сведущих людей адрес ближайшего магазина, где можно купить кофе (сахар и специи по вкусу). И, уединившись на кухне, приступайте к готовке, используя рецепты из этой книги или собственные познания. Результат в любом случае окажется удовлетворительным, ясно же, что любой кофе, приготовленный в Париже, несомненно, будет самым настоящим парижским кофе. Так что не сомневайтесь.

Марина Воробьева

Быть трубачом — так трубачом

— Черт! Ну кто там с утра трубит?! Я такой сон видела, а теперь забыла.

— Да ангел трубит, кто ж еще? Не обращай внимания, он часто трубит.

— Тренируется?

— Вряд ли, скорей болеет. Мания величия это называется. Человек хочет быть Наполеоном, а ангел трубачом, бывает.

— А. Тогда ладно. Только почему здесь?

Анька подошла к окну. За окном была желтая тьма, все в песке.

— Опять хамсин, как он трубить начинает, так сразу желтое небо и воздуха нет. А что если конец света — это и есть один большой хамсин навсегда?.. Ну ангел так ангел, я в душ, а ты — кофе.

Желтое небо покапало дождем и перестало, капли высохли за пять минут, как и не было. Потом с неба вдруг просыпалось несколько снежинок, наверное, привиделось от жары. Сейчас Анька выйдет и не поверит, что шел дождь. Теперь он играет «Цыпленок жареный», интересно, кто он, ну не ангел же трубит такую ерунду, в самом деле.

Анька выходит, завернутая в желто-бежевое полотенце, как раз в цвет неба, думает Давид. От этого полотенца на зубах заскрипел песок, Давид отвернулся и пошел снимать кофе с огня. Он всегда ставил джезву на огонь и уходил в комнату читать новости в интернете, но кофе не убегал и терпеливо дожидался, пока Давид подойдет, разрешит ему чуть-чуть подняться и тут же снимет с огня.

Анька скинула полотенце на пол, но одеваться не стала, села за стол, взяла чашку и греет ее, придерживая снизу ладонью, как рюмку коньяка. Давид берет полотенце двумя пальцами и кидает в стирку. А желтый песок все скрипит.

— Слышишь, в дверь стучат. Иди оденься, я открою.

Анька нехотя поднимается, не выпуская чашку из рук (и как она может держать такую горячую), медленно идет в комнату и насвистывает. Давид с трудом разбирает в ее свисте песенку про цыпленка, слуха у нее нет, не сразу поймешь.