Ледокол - Рощин Валерий Георгиевич

Внешностью второй помощник капитана вполне соответствовал уважительному прозвищу «морской волк». Высокий, в меру грузный, широкоплечий, немного сутуловатый. Все движения медленные и точные, будто он предварительно рассчитывает их на калькуляторе. Лицо приятное, хотя и не лишено пышной растительности: под крючковатым носом — пшеничные усы, а над серо-голубыми глазами — клочковатые брови.

Благодаря своему опыту и отменному таланту судоводителя, по молодости Банник довольно быстро двигался по служебной лестнице — был и старпомом большого судна, и даже дублером капитана. Но несколько лет назад произошло событие, перечеркнувшее его успешную карьеру.

При возвращении из мексиканского порта Мансанильо радист советского сухогруза получил сигнал бедствия с судна «CEC ASIA», шедшего под флагом Багамских островов. На судне остановился главный двигатель, и оно легло в дрейф. Погодка была сложной — сильный ветер гнал «CEC ASIA» к скалам острова Мона, что грозило экипажу гибелью. Приличная глубина не позволяла бросить якорь и остановить дрейф. Подход вызванного на помощь буксира ожидался не скоро, и Банник принял решение спасать людей.

Благодаря его профессионализму и мастерству старшего помощника после сложнейших многочасовых маневров сухогрузу удалось подойти к терпящему бедствие судну и подобрать буксирный канат. «CEC ASIA» было успешно отбуксировано к ближайшей безопасной якорной стоянке в районе острова Еспаньола, где команда в сносных условиях приступила к ремонту.

Вроде бы нормальный поступок нормальных людей. Но нашелся в команде подленький тип, усмотревший в этих действиях вред родному государству. Дескать, пока возились с иностранным судном, к которому уже шел на помощь буксир, потратили уйму горючки и времени; поставили под угрозу выполнение плана и ход социалистического соревнования…

А то, что буксир мог подойти и обнаружить у островных скал лишь обломки и трупы, его не волновало.

Подленьким типом оказался первый помощник капитана (так называемый «помполит»), накатавший в партком пароходства пятистраничную кляузу.

По возвращении в порт случились долгие разборки, хотя никто из руководства пароходства не видел в действиях Банника состава преступления. Наоборот, все при встрече жали руку и одобряли поступок. Но партком и всевозможные активисты от партии свирепствовали, настаивая на серьезном наказании. В результате молодого капитана понизили в должности до второго помощника.

Впрочем, великими амбициями Банник никогда не страдал и долго по поводу понижения не горевал. Оставили во флоте — и слава богу. Главное, что не лишили любимой профессии.

В конце концов, какая разница, в качестве кого находиться в рулевой рубке и принимать участие в управлении судном? Ведь иной раз можно до одури спорить, каков диаметр якорного шара — 600 миллиметров, 60 сантиметров или шесть десятых метра…

Согласно инструкции, во время стояночной вахты у дизелей должно было находиться три специалиста: старший механик и два вахтенных моториста. Но когда «Громов» основательно вмерз в лед, постоянно работал лишь один из дизель-генераторов, обеспечивающих судно теплом и электроэнергией. Вначале «черти» по привычке спускались в теплый трюм и днями напролет забивали «козла». Позже домино надоело, и с тех пор дежурили по двое.

Сегодня была очередь Черногорцева и одного из молодых матросов-мотористов, которого он послал в свою каюту за чайной заваркой. Вот такой случился казус: завернутый в бумагу бутерброд прихватил, а крохотный кулек с заваркой позабыл на столе.

Затушив в пепельнице окурок, «дед» прислушался к работе дизеля, удовлетворенно хмыкнул и достал заветный съестной припас. Развернув бумагу, полюбовался на кусок хлеба с двумя пластами настоящего сала. Прихваченная из дома сырокопченая колбаска давно закончилась. Припомнив ее вкус, Черногорцев вздохнул…

Заботливая супруга Вера Васильевна всегда снаряжала его в рейсы самым тщательным образом. В чемодан аккуратно укладывала стопки свежего белья, носовые платки, десяток журналов и пяток хороших книг, запасные очки, коробочку с лекарствами и несколько блоков сигарет с фильтром. А отдельную сумку на длинном ремне набивала продуктами, среди которых всегда были хороший цейлонский чай и растворимый кофе, две-три баночки домашнего варенья и баночка натурального меда, сгущенка, три коробки сахара-рафинада, печенье и вафли. Завершали эту «композицию» несколько палок сырокопченой колбасы и увесистый шмат сала — килограмма на полтора-два.

Если рейс проходил штатно, продукты расходовались медленно, и их хватало до возвращения в родной порт. Когда случались непредвиденные сбои, как в случае с эвакуацией полярников со станции «Русская», запасы эти частично спасали от изматывающего чувства голода.

Увы, все хранившиеся в сумке харчи давно закончились. Все, кроме сала, которое Черногорцев всегда приберегал напоследок.

Матрос задерживался, и «дед» решил перекусить. Крошечный завтрак, предложенный в кают-компании Тимуром, пролетел незамеченным. Но только механик поднес бутерброд ко рту, как в недрах машинного отделения раздался короткий лай Фроси.

— Опять ты здесь, зараза?! — Черногорцев посмотрел по сторонам и быстро спрятал провизию в углубление приборной панели.

И сделал это вовремя — на площадку у входа в отсек выскочила вездесущая Фрося, а следом показался Цимбалистый. Вид у него был какой-то странный, словно он собирался выпросить у «деда» что-то очень ценное.

— Здорово, Виталя, — пожал его руку Черногорцев.

Боцман показал пальцем вверх и в сторону, изобразил серию выстрелов с взрывами. И умоляюще посмотрел на старшего механика.

— Не, брат лихой, — покачал тот головой. — Капитан узнает — на рее меня повесит.

Поморщившись, Цимбалистый провел ребром ладони по горлу. Потом вновь выстрелил и показал десять пальцев.

— Виталя, была б моя воля — бомби до посинения. Я б и слова против не сказал…

Пока мужчины объяснялись, Фрося даром времени не теряла. Учуяв съедобное, она стала подбираться к тому месту, где был припрятан бутерброд с настоящим салом.

Продолжая отчаянно жестикулировать, боцман вытащил из кармана паспорт и, открыв одну из страниц, продемонстрировал Черногорцеву какую-то запись.

Тот глянул в документ лишь мельком, так как был занят защитой своего бутерброда — отодвигал коленом от панели любопытную и настойчивую собаку.

— Ладно, хрен с тобой, — сдался «дед», чтобы наглое животное поскорее убралось из машинного. — Врубаю в виде исключения. Но только десять минут!

Сказав это, он нажал несколько клавишей на панели, и лицо Цимбалистого расплылось в счастливой улыбке. Подхватив на руки Фросю, он хлопнул на прощание Черногорцева по спине и ринулся к выходу.

Тот проводил его взглядом, облегченно выдохнул и откусил от бутерброда добрую треть…

По темному коридору, освещая пространство фонариком, шел заспанный Еремеев. Десять минут назад он проснулся от резкого щелчка, похожего на выстрел. Полежав с открытыми глазами, решил пройтись до палубы и проверить, в чем дело. Оказалось, что рядом с левым бортом лопнула толстая льдина. Обычное дело…

Теперь старпом возвращался в каюту в предвкушении продолжения сладкого сна. Дойдя до двери, он остановился — слух опять уловил что-то непонятное. На этот раз далекие голоса, перемежавшиеся шипением и взрывами.

— 131… 132… 133… — хором отсчитывали несколько мужчин.

— Что за чертовщина?.. — проворчал Еремеев, направляясь дальше по коридору.

Повернув за угол, он увидел полоску света на полу, выбивавшуюся из приоткрытой двери кают-компании. Голоса доносились оттуда.

Бесшумно ступая по линолеуму, он приблизился, встал в полуметре от входа. Происходящее тем более казалось странным, что свет в ночное время по приказу Севченко вырубался на всем судне, за исключением нескольких помещений: мостика, радиорубки, приборной выгородки, пожарного поста, АТС, каюты капитана и машинного.