Крылья в багаже. Книга вторая - Марина Васильевна Ледовская

повезло, что она его встретила, ей позволили любить и быть любимой и желанной. Ей выпал счастливый шанс, и теперь она должна сделать все, чтобы сохранить то, что имела.

— Девочка моя, — расчувствовалась Виктория, коснулась ее руки, — ты и представить себе не можешь, как я за тебя рада. Мы с тобой столько раз говорили о женском счастье, о любви, в поисках которой люди мечутся, находят, теряют, проходят мимо. Твоя дорога не была простой и гладкой, но я всегда верила, что ты будешь счастлива, помнишь мои слова?

— Конечно, помню, мое рыжее чудо! — Надя дернула ее за локон. Официант принес заказ. Оправившись от смятения, он смотрел на них с явным интересом. Эта яркая девица с такими чувственными губами, длинными ногами и томным взглядом за явно дорогущими очками никого не могла оставить равнодушным. Наверняка, любительница приключений, причем «дорогая штучка». Да и подруга ее тоже ничего — пышногрудая, загорелая, улыбчивая. Похоже, что они долго не виделись, намерены сидеть здесь много времени, заказали на приличную сумму, а значит, оставят и приличные чаевые, а, может, и номер телефончика.

— Давай закажем хорошего вина? — предложила Вика, настроение было приподнятым. — И выпьем за нас — красивых и удачливых! Где тут у них карта вин?

Зазвенели бокалы, заблестев хрустальными гранями. Рубиновое вино было отменным, конечно, расточительная Виктория заказала самое дорогое.

Они пили, шутили, смеялись и говорили, говорили, вспоминали о прошлом, то и дело перебивая друг друга. Они были такие разные, и внешне, и характерами, и своими взглядами, но что-то их всегда объединяло. А, может, просто дополняло? Да, скорее, они дополняли друг друга, не пытаясь что-то изменить, не давили, не навязывали. Оказывается, это создает гармонию не только в любви, но и в дружбе.

— Надюня, я тебя обожаю! — Виктория опьянела. Она неуверенным жестом сдернула с себя очки, умиротворенно улыбнулась и пристроила подбородок на ладонях. — Знаешь, как я без тебя страдала? Я так виновата…

— Не надо, Вика, — отмахнулась Надя. Она тоже начала чувствовать, что пьянеет, хотя выпила гораздо меньше. Но сказывался перелет, смена часовых поясов и бессонная ночь. Кроме того, они с подругой по-настоящему расслабились. Нет, надо ехать домой, пока еще способны стоять на ногах.

Надя попросила счет. Опять пришлось спорить с Викой, кто его оплатит. В результате обе оставили кучу денег. Официант на такое даже не рассчитывал. Послав ему воздушный поцелуй вместо номера телефона, Виктория первой вышла из ресторана и тут же поймала такси. Условились, что сначала отвезут Надю, до ее дома было ближе. Таксист всю дорогу посмеивался над веселыми и шумными девицами, потом они долго прощались и чмокали друг друга.

Глава 22

Надя задремала. Сама не поняла, как это получилось: приготовила ужин, поставила чайник, потом присела в кресло к телевизору и уснула, держа перед собой пульт. Чайник, вовсе не электрический, истерично свистел, а Надя спала.

И вот он — знакомый перрон. Надя ждет поезда и явно торопится. Она все время смотрит на часы. Наконец, поезд подходит к перрону, но двери закрыты. Надя в растерянности смотрит на грязные стекла дверей состава, часть вагонов в весьма плачевном состоянии. Это не поезд, это какая-то развалина на рельсах. Но Наде необходимо ехать, действительно, надо уехать. И двери открываются. Изнутри вагон не менее страшен. Надежда с трудом находит целое сиденье у самого окна, жмется к нему. Поезд трогается, но начинает движение совсем в другую сторону. Мелькают деревья, домики, даже станции, и поезд упрямо увозит Надю назад, в прошлое…

Она вскрикнула и проснулась: одновременно свистел чайник и звонил телефон. В несколько прыжков Надежда оказалась на кухне, выключила полувыкипевший чайник, лишь потом схватила трубку.

— Да!

— Мне необходимо поговорить с моим сыном, — отчеканил холодный голос. Надя боялась этого голоса, каждый раз боялась, почти все разговоры Николая с отцом заканчивались ссорой.

— Добрый вечер, Владимир Григорьевич! — стараясь унять дрожь в голосе, вежливо сказала Надя. Свёкр не должен догадываться о ее страхах, кроме того, ему нельзя давать повод в чем-либо упрекнуть жену сына, на худой конец — в отсутствии воспитания. — Николай еще в агентстве.

— Так поздно? — возмутился свёкр. — Хотя чему тут удивляться: работа для него всегда важнее, чем что-либо другое, или кто-либо другой. Поэтому он и не торопится домой. Ведь мы стремимся туда, где нам хорошо. А раз в такой час Николая еще нет дома…

Надя подумала о том, что сегодня свёкр слишком разговорчив. Видимо, желание говорить гадости частенько развязывает язык.

— Что ему передать? — внезапно ей стало весело: Фертовский-старший тратил на нее — плебейку, столько драгоценного времени, хотя неоднократно утверждал, что не станет с женой сына не то, что разговаривать, даже здороваться. Правда, он сейчас не поздоровался.

— Ничего передавать не надо. Это не ваше дело, — он отключил телефон. Надя вздохнула: ну, что ж, по крайней мере, звонок свёкра прервал этот ужасный сон с поездом и не позволил чайнику сгореть. Надо свёкра еще и благодарить!

Николай вышел из здания турагентства, куда сдал серию снимков о Сейшельских островах. После того как съемки фильма были приостановлены, а Никита тут же влез в проект какого-то документального фильма и уехал из страны, Фертовский всерьез занялся фотографией. Осуществилась его давняя мечта: заниматься тем, что ему по-настоящему нравится. А тут еще позвонил приятель и предложил работу фотохудожника в его журнале. Отец высказал свое неодобрение: что это за профессия? Но Николай лишь поджал плечами. А когда отец в очередной раз взялся упрекать его в выборе жены…

Да, Николай ведь обещал позвонить Наде. Всякий раз, когда он звонил ей, ему нравилось слышать в трубке ее мягкое «да!» и говорить всякие глупые нежности, на которые, как ему казалось раньше, он просто неспособен. Надя, сама того не подозревая, пробудила в нем такую чувственность, доброту, легкость, что будто мир открыла заново. Она умела радоваться каждому мгновению, каждой мелочи, в этом была вся прелесть, чудесные свойства ее натуры, начисто лишенной тщеславия, заносчивости, черствости, неумения прощать. Она по-прежнему стеснялась и краснела от его комплиментов, которыми её щедро одаривал муж. Она легко иронизировала в свой адрес, ее частенько спасал юмор. Николай не без удовольствия словесно пикировался с женой, подтрунивал над ней, и получал настоящее удовольствие от ее эмоциональности. Кроме того, она замечательно готовила. Всегда внимательно слушала о его работе, искренне удивлялась тому, что ей казалось невероятным. А как она восторженно рассматривала все его альбомы с фотографиями?!

В кармане зазвонил телефон.

— Слушаю, — сказал Николай, даже не посмотрев