Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни - В. Коровин

Басни

Два голубя

Два Голубя друзьями были,Издавна вместе жили,И кушали, и пили.Соскучился один все видеть то ж да то ж;Задумал погулять и другу в том открылся.Тому весть эта острый нож;Он вздрогнул, прослезилсяИ к другу возопил:«Помилуй, братец, чем меня ты поразил?Легко ль в разлуке быть?.. Тебе легко, жестокой!Я знаю: ах! а мне… я, с горести глубокой,И дня не проживу… к тому же рассуди,Такая ли пора, чтоб в странствие пускаться?Хоть до зефиров ты, голубчик, погоди!К чему спешить? Еще успеем мы расстаться!Теперь лишь Ворон прокричал,И без сомнения – страшуся я безмерно! —Какой-нибудь из птиц напасть он предвещал,А сердце в горести и пуще имоверно!Когда расстанусь я с тобой,То будет каждый день мне угрожать бедой:То ястребом лихим, то лютыми стрелками,То коршунами, то силками —Все злое сердце мне на память приведет.Ахти мне! – я скажу, вздохнувши, – дождь идет!Здоров ли то мой друг? не терпит ли он холод?Не чувствует ли голод?И мало ли чего не вздумаю тогда!»

Безумцам умна речь – как в ручейке вода:Журчит и мимо протекает,Затейник слушает, вздыхает,А все-таки лететь желает.«Нет, братец, так и быть! – сказал он. – Полечу!Но верь, что я тебя крушить не захочу;Не плачь; пройдет дни три, и буду я с тобоюКлеватьИ ворковатьОпять под кровлею одною;Начну рассказывать тебе по вечерам —Ведь все одно да то ж приговорится нам, —Что видел я, где был, где хорошо, где худо;Скажу: я там-то был, такое видел чудо,А там случилось то со мной,И ты, дружочек мой,Наслушаясь меня, так сведущ будешь к лету,Как будто бы и сам гулял по белу свету.Прости ж!» – При сих словахНаместо всех увы! и ах!Друзья взглянулись, поклевались,Вздохнули и расстались.Один, носок повеся, сел;Другой вспорхнул, взвился, летит, летит стрелою,И, верно б, сгоряча в край света залетел;Но вдруг покрылось небо мглою,И прямо страннику в глазаИз тучи ливный дождь, град, вихрь, сказать вам словомСо всею свитою, как водится, гроза!При случае таком, опасном, хоть не новом,Голубчик поскорей садится на сучокИ рад еще тому, что только лишь измок.Гроза утихнула, Голубчик обсушилсяИ в путь опять пустился.Летит и видит с высокаРассыпано пшено, а возле – Голубка;Садится, и в минутуЗапутался в сети; но сеть была худа,Так он против нее носком вооружился;

То им, то ножкою тянув, тянув, пробилсяИз сети без вреда,С утратой перьев лишь. Но это ли беда?К усугубленью страхаЯвился вдруг Сокол и, со всего размаха,Напал на бедняка,Который, как злодей, опутан кандалами,Тащил с собой снурок с обрывками силка.Но, к счастью, тут Орел с широкими крыламиДля встречи Сокола спустился с облаков;И так, благодаря стечению воров,Наш путник Соколу в добычу не достался,Однако все еще с бедой не развязался:В испуге потеряв и ум и зоркость глаз,Задел за кровлю он как разИ вывихнул крыло; потом в него мальчишка —Знать, голубиный был и в том еще умишка —Для шутки камешек лукнулИ так его зашиб, что чуть он отдохнул;Потом… потом, прокляв себя, судьбу, дорогу,Решился бресть назад, полмертвый, полхромой;И прибыл наконец калекою домой,Таща свое крыло и волочивши ногу.О вы, которых бог любви соединил!Хотите ль странствовать? Забудьте гордый НилИ дале ближнего ручья не разлучайтесь.Чем любоваться вам? Друг другом восхищайтесь!Пускай один в другом находит каждый часПрекрасный, новый мир, всегда разнообразный!Бывает ли в любви хоть миг для сердца праздный?Любовь, поверьте мне, все заменит для вас.Я сам любил: тогда за луг уединенный,Присутствием моей подруги озаренный,Я не хотел бы взять ни мраморных палат,Ни царства в небесах!.. Придете ль вы назад,Минуты радостей, минуты восхищений?Иль буду я одним воспоминаньем жить?Ужель прошла пора столь милых обольщенийИ полно мне любить?

Нищий и собака

Большой боярский двор Собака стерегла.Увидя старика, входящего с сумою,Собака лаять начала.«Умилосердись надо мною! —С боязнью, пошептом бедняк ее молил, —Я сутки уж не ел… от глада умираю!»– «Затем-то я и лаю, —Собака говорит, – чтоб ты накормлен был».

Наружность иногда обманчива бывает:Иной как зверь, а добр; тот ласков, а кусает.

Дон-Кишот

Надсевшись Дон-Кишот с баранами сражаться,Решился лучше их пастиИ жизнь невинную в Аркадии вести.Проворным долго ль снаряжаться?Обломок дротика пошел за посошок,Котомкой с табаком мешок,Фуфайка спальная пастушечьим камзолом,А шляпу, в знак его союза с нежным полом,У клюшницы своей соломенную взялИ лентой розового цветаПод бледны щеки подвязалУзлами в образе букета.Спустил на волю кобеля,Который к хлебному прикован был амбару;Послал в мясном ряду купить баранов пару,И стадо он свое рассыпал на поляПо первому морозу;И начал воспевать зимой весенню розу.Но в этом худа нет: веселому все в лад,И пусть играет всяк любимою гремушкой;А вот что невпопад:

Идет коровница – почтя ее пастушкой,Согнул наш пастушок колена перед нейИ, размахнув руками,Отборными словамиПустился петь эклогу ей.«Аглая! – говорит, – прелестная Аглая!Предмет и тайных мук и радостей моих!Всегда ли будешь ты, мой пламень презирая,Лелеять и любить овечек лишь своих?Послушай, милая! там, позади кусточков,На дереве гнездо нашел я голубочков:Прими в подарок их от сердца моего;Я рад бы подарить любезную полсветом —Увы! мне, кроме их, Бог не дал ничего!Они белы как снег, равны с тобою цветом,Но сердце не твое у них!»Меж тем как толстая коровница Аглая,Кудрявых слов такихСедого пастушка совсем не понимая,Стоит разинув рот и выпуча глаза,Ревнивый муж ее, подслушав селадона,Такого дал ему туза,Что он невольно лбом отвесил три поклона;Однако ж головы и тут не потерял.«Пастух-невежда! – он вскричал. —Не смей ты нарушать закона!Начнем пастуший бой:Пусть победителя Аглая увенчает —Не бей меня, но пой!»Муж грубый кулаком вторичным отвечает,И, к счастью, в глаз, а не в висок.Тут нежный, верный пастушок,Смекнув, что это въявь увечье, не проказа,Чрез поле рысаком во весь пустился духИ с этой стал поры не витязь, не пастух,Но просто – дворянин без глаза.

Ах, часто и в себе я это замечал,Что, глупости бежа, в другую попадал.

Пчела и муха

«Здорово, душенька! – влетя в окно, ПчелаТак Мухе говорила. —Сказать ли весточку? Какой я сот слепила!Мой мед прозрачнее стекла;И как душист! как сладок, вкусен!»– «Поверю, – Муха ей ответствует, – ваш родПриродно в том искусен;А я хотела б знать, каков-то будет плод,Продлятся ли жары?» – «Да! что-то будет с медом?»– «Ах! этот мед да мед, твоим всегдашним бредом!»– «Да для того, что мед…» – «Опять? нет сил терпеть…Какое малодушье!Я, право, получу от слов твоих удушье».– «Удушье? ничего! съесть меду да вспотеть,И все пройдет: мой мед…» – «Чтоб быть тебе без жала! —С досадой Муха ей сказала. —Сокройся в улий свой, вралиха, иль молчи!»

О, эгоисты-рифмачи!

История

Столица роскоши, искусства и наукПред мужеством и силой пала;Но хитрым мастерством художнических рукЕще она блисталаИ победителя взор дикий поражала.Он с изумлением глядит на истуканС такою надписью: «Блюстителю граждан,Отцу отечества, утехе смертных родаОт благодарного народа».Царь-варвар тронут былСтоль новой для него и благородной данью;Влеком к невольному вниманью,В молчаньи долго глаз он с лика не сводил.

«Хочу, – сказал потом, – узнать его деянья».И вмиг толмач его, разгнув бытописанья,Читает вслух: «Сей царь бич подданных своих,Родился к гибели и посрамленью их:Под скипетром его железнымЗакон безмолвствовал, дух доблести упал,Достойный гражданин считался бесполезным,А раб коварством путь к господству пролагал».В таком-то образе Историей правдивойПотомству предан был отечества отец.«Чему же верить мне?» – воскликнул наконецСмятенный скиф. «Монарх боголюбивый! —Согнувшись до земли, вельможа дал ответ:Я, раб твой, при царях полвека пресмыкался;Сей памятник в моих очах сооружался,Когда еще тиран был бодр и в цвете лет;А повесть, сколько я могу припомнить ныне,О нем и прочем вышла в светГораздо по его кончине».

Песни