Насты - Юрий Никитин

Люська торопливо осмотрела кровоподтеки и разбитые губы у троих наших, остальные отделались еще легче, и мы с победным настроем начали выбираться к станции метро.

– Адреналин! – сказал Данил с диким восторгом. – Блин, как жаль, что все закончилось!.. Бугор, когда следующий митинг?

Я кивнул в сторону Зямы, он у нас Геббельс, тот сказал важно:

– Следующее будет не митинг, а народное гулянье…

– А это че?

– Митинг не разрешен, – заявил Зяма, – а народное гулянье можно и без всякого разрешения.

– Драки будут?

– Это по желанию, – ответил Зяма.

– Обязательно пойду, – сказал Данил.

– И я, – поддержал Грекор. – Это было клево! И нам понравилось, и омоновцам. Только ментам хочется тихой жизни, а с омоновцами и подраться одно удовольствие.

Валентин самым убедительным тоном доказывал, что мы нанесли удар системе, но разбивать головы о стену не стоит, для этого там осталось достаточно дураков. Их повяжут и доставят в спецприемник на Симферопольском бульваре, как это обычно и делается, а мы будем готовить новые акции.

Зяма сказал скептически:

– А мы в самом деле потрепали систему?.. Ну, тогда кричали женщины ура и в воздух лифчики бросали.

– Чепчики, – поправил Валентин.

Зяма отмахнулся.

– Какие чепчики? Теперь чепчики не носят.

– Тогда носили, – объяснил Валентин педантично. – Чепчик должен быть на голове, закрывая волосы, потому что женщина с распущенными волосами считалась и сама распущенной.

Зяма отмахнулся снова.

– Тогда смелостью было сорвать с головы чепчик и подбросить в воздух, а теперь – лифчик.

Грекор сказал презрительно:

– Оба вы… грамотеи из прошлого века. Сейчас побрасывают трусики. Если кто-то их еще носит.

Глава 5

Вечером мы уже просматривали десятки лучших роликов с ютюба насчет «уличных беспорядков в Москве», а вообще-то там размещены их сотни, как от простых пацанов, так и от зарубежных корреспондентов.

Самый большой и просто ликующий хай подняла, разумеется, русская интеллигенция. Мы скачали самые интересные, это ж и наша история, на двух даже видно, как Данил с качком заворачивают менту руки, а Люська держит на его голове фуражку.

Гаврик за это время отыскал клевый демотиватор, с ликующим визгом бегал по комнатам и тыкал всем красочно распечатанный на хорошей глянцевой бумаге плакат, разделенный на две половинки. На одном фото дороги «Адлер – Красная Поляна», на другом что-то космическое с надписью: «Полет на Марс аппарат NASA». А внизу под дорогой подпись: «Протяженность 48 км. $7,5 млрд», под космической штукой: «Расстояние 55,8 млн км. $2,5 млрд».

– Ты только посмотри! – завопил он и мне. – Посмотри, в какой сраной стране живем!..

– Ну-ну? – спросил я нетерпеливо.

– Хер гну, – крикнул он победно, – бублик будет! Видишь, сколько наши гады затратили на полста километров? И сколько там за бугром на дорогу в миллион раз длиннее!.. Ты только подумай, в миллион раз!

– Круто, – сказал я. – Задвинь его во все демотиваторы.

– Да я оттуда и взял, – сказал он. – Я с ним на следующий митинг выйду.

Я подумал, покачал головой:

– Не, на митинг пока не надо. Но распространить – распространим.

Он ускакал показывать Люське, перед нею все стараются зачем-то показаться умными, хотя Люське это по фигу, а Данил спросил тихонько:

– А че не на митинг?

– Мы сруны, – объяснил я терпеливо, – но не идиоты. А это идиот. Кто ж сравнивает такое? Они что, дорогу до Марса асфальтом укладывают?..

Данил почесал в затылке.

– Да? А я тоже сперва не врубилси.

– На митингах полно корреспондентов, – напомнил я. – Те морды врубятся быстрее. Потому только срунство, но не дурость! Срунство – это вызов, бунт, революция!.. Это афроамериканский квадрат, который мы смело и отважно зовем в пику политкорректности черным!..

Он подумал, просиял.

– Мы, как чернышевские, что бросали камни в хрустальные дворцы?

– Да, – сказал я терпеливо, – только это Чернышевский их строил, а наш человек Достоевский по ночам выходил из грязного подвала и швырял камни!.. Как ты вчера громил троллейбусную остановку. Только ты павильончик, а он – дворец! Хрустальный.

– Классик, – сказал Данил с уважением. – Думаю, это он с злости, что его чуть не повесили, когда он бомбы мастерил и в царя бросал.

Пока мы просматривали себя на ютюбе и новости насчет митинга, Грекор отыскал в инете о наемниках, что тоже насты, так как абсолютно пренебрегают мнением и моралью общества. А воюют за тех, кто больше заплатит. И, бывало, если противоположная сторона платила больше, то тут же переходили на другую сторону. Иногда случалось так, что наемники в разгар боя по несколько раз меняли хозяина.

Все рассказы про некую «честь наемника» являются позднейшими наслоениями, призванными обелить эту профессию, на самом же деле наемники были людьми, лишенными всяких принципов, лишенными чести и совести. У них было только желание жить интересно и ярко, заполучить побольше денег, врываться в беззащитные села и города, убивать и насиловать, грабить. Это наемники ввели в употребление такие неслыханные в христианском мире деяния, как удар в спину, подножка, удар ниже пояса, удары по лежачему…

Валентин выслушал, кивнул очень довольный:

– Да, насты внесли в военную культуру немало новинок и тактических приемов.

– А еще каких? – спросил туповатый Данил.

– Например, захват заложников, – ответил Валентин, не задумываясь. – Согласись, это очень эффективный прием, против которого так и не придумали еще надежной защиты.

– Террор, – добавил Грекор.

– Террор, – согласился Валентин. – Мины.

Я добавил:

– Кстати, кое-что вообще вошло в арсенал официальных действий бывших рыцарских держав с высокими моральными устоями! Как вот террор остался в арсенале только настов, а установка мин вошла в официальную практику держав. Или диверсионные группы, что всегда считались подлым методом войны и еще в прошлую войну подлежали расстрелу на месте.

– Расстрелу на месте подлежали также снайперы, – сообщил Валентин, – так как они тоже стреляли «подло»: из укрытия, нередко в спину… Так что насты обогатили не только тактику ведения войн, но и ввели в войска свои боевые единицы. От чего войны стали более кровавыми, интересными, жестокими и захватывающими.

Мелодично трекнул мобильник, мелодия неизвестная, я взглянул на дисплей, там только номер, никакой аватары.

Тача я коснулся, словно ядовитой змеи, сказал осторожно:

– Алло?

В ответил раздался мягкий голос:

– Как мне нравится, когда говорят «алло», а не «слушаю» или «да», все-таки «алло» – это наше «хелло», что значит «привет»…

– Здравствуйте, мистер Дудикофф, – сказал я.

– Может, – донеслось из мобильника, – проще господин Дудиков?.. Вообще-то в Штатах я уже с первой встречи предложил бы называть меня Джоном, но в России все происходит медленно и замороженно… Анатолий, мы очень рады, что вы решили создать и зарегить… так у вас говорят?.. свою партию. И я очень надеюсь, что у вас все получится быстро, как почти в демократической стране…

– Спасибо.

– Теперь, – продолжил он мягко, – вам предстоят дополнительные расходы на новых людей, закупку офисного оборудования… Словом, нам не помешает встретиться.

Я ответил без раздумывания:

– Не помешает.

Наверное, я поспешил с ответом, потому что он после паузы, перенастроившись, сказал, похоже, то, что намеревался выдать при следующем разговоре:

– Чтобы снять некоторую недоверчивость… а то и подозрительность, я очень прошу заглянуть вас лично в наш маленький уютный домик. Уверен, вам у нас понравится.

Я ответил почти твердо:

– Нет, как-то некогда.

– Это необязательно сегодня, – сказал он мягко. – Как только у вас появится свободное время.

Я ощутил, что попался, не могу же брехать, что все время занят, сказал с неохотой:

– Завтра тоже… вряд ли. Разве что послезавтра…

– Отлично, – ответил он тут же. – В котором часу?

– Ну, – промямлил я и сделал вид, что роюсь в блокноте с множеством деловых записей, – так это в четыре… то есть шестнадцать… даже в шестнадцать тридцать…

– Отлично, – повторил он. – Записываю! Буду рад встретить вас лично.

– Лучше не встречайте, – сказал я нервно. – Там вас, наверное, всякий раз фотографируют. Как шпиона.

Он расхохотался:

– О, как интересно! Надо будет пересказать эту шутку!

Когда я отрубил связь и сунул мобильник обратно в кармашек, лицо у меня было такое, что все умолкли и повернулись, как настороженные и ощетиненные боевые дикобразы.

Валентин спросил с сочувствием:

– Все-таки не полиция?

– Не полиция, – ответил я.

– Тогда… из общества поддержки культурных связей?

– Или демократических начинаний, – ответил я. – Так и не запомнил, как они назвались.