Танкер Дербент - Юрий Крымов

Днем на радиостанции дежурила другая смена, и, явившись вечером на вахту, Тарумов посмотрел журнал. Никаких записей о ходе стахановского рейса не было. Прибытия "Дербента" ожидали после двенадцати часов дня, но уже в восемь часов радист услышал его позывные.

"Находимся на траверзе острова Жилого. Будем через два часа. Сообщите пристань погрузки".

- Как это может быть? - удивился дежурный. - Ведь если они сейчас на траверзе Жилого, то им остается хода часа три, не меньше. Может быть, радист напутал?

- Звоните в диспетчерскую, - усмехнулся Тарумов, - никто не напутал, все верно!

- Да не может этого быть. Я сам плавал, я знаю!

- Ты не знаком с их новой трассой. Они идут другой стороной острова, проливом. Этот путь много короче.

- Да ведь там мелко...

- Глубина восемь футов. Они идут порожнем, без балласта. Кроме того, они освободились от ненужных грузов и уменьшили осадку. Они все рассчитали, не беспокойся.

- Ах, молодцы! Недаром о них столько говорят в порту. Теперь о них узнают в Махачкале, и в Астрахани, и в Красноводске...

- Одного из них я знаю. Это радист Макаров.

Обыкновенный парень, совсем мальчишка... Очень веселый...

- А я знаю их капитана. Так себе, ничего особенного. Старичок. "Пожалуйста, голубчик... Спасибо, голубчик..." Тихоня.

И Муся, молча кусая губы, слушала этот разговор. Она притихла с утра, и на нее не обращали внимания. Неожиданно она сказала Тарумову деланно небрежно!

- На пристани, вероятно, будет много посторонних.

Что, если пойти посмотреть?

- Пожалуй, - согласился Тарумов, - я тебя провожу.

- Мне хочется прогуляться. - И она торопливо добавила: - Такой славный вечер!

Они шли по шоссе к нефтегавани. Муся машинально перебирала его пальцы, прижималась к нему плечом и молчала. Тарумов рассуждал вслух:

- Что такое стахановский метод? Рационализация, разумная организация труда, использование до дна технических средств производства. Мне кажется, что этот метод применим везде, где труд оснащен техникой. Почему не применить его в системе радиосвязи? Я даю сто с лишком знаков в минуту и быстро нахожу абонента. Но это еще не все. Если настроить передатчик и устранить шумовой фон... Как ты думаешь, Муся?

Они миновали корпуса завода, и в глаза им ударил нестерпимый блеск моря. Посреди бухты медленно разворачивался стальной гигант, возвышаясь над водой желтоватыми ржавыми бортами. За его кормой вскипали клубы пены.

- Это... он? - спросила Муся, останавливаясь.

- Он самый, стахановец! Пойдем скорее.

- Нет, погоди...

Мимо них прошли на пристань какие-то люди, оживленно разговаривая и помахивая портфелями. Тарумов услышал обрывок фразы: "...сто двадцать процентов рейсового задания..."

Муся освободила руку и смотрела на пристань широко раскрытыми глазами.

- Отсюда хорошо видно, - сказала она тихо, - дальше я не пойду.

Он взглянул на нее тогда с удивлением и некоторой надеждой, так как вспомнил, что на "Дербенте" плавает этот Басов... Так, значит, Муся не хочет видеть его?

Тарумов вынул часы.

- Теперь ровно десять. Они проделали этот рейс за шестьдесят три часа. Все-таки я сбегаю взглянуть, как они подойдут. Постой здесь, Муся.

Он махнул рукой и побежал под гору к пристани. Белецкая осталась одна.

За октябрь месяц танкер "Дербент" перевез на Астраханский рейд сто тысяч тонн мазута. Во второй декаде он перегнал "Агамали" и вышел на первое место среди нефтевозов Астраханской линии. Но уже в двадцатых числах месяца "Агамали" удачно провел свой первый стахановский рейс и вплотную пододвинулся к "Дербенту", снова оспаривая первенство.

На судне соревнование теперь вошло в привычку. Обыденными стали большие премиальные, заметки в газетах, переклички судов. Прекратились авралы в машинном отделении, текущий ремонт теперь производился без всякой натуги. И даже совещания команды протекали мирно, - новые предложения обсуждались спокойно, не вызывали недоверия.

Однажды, в конце октября, опять утром во время политзанятий Бредис закашлялся, побелел и закрыл лицо руками. Матросы повскакали с мест и беспомощно топтались вокруг. Бредис поднял голову и удивленно посмотрел на свои руки, залитые кровью.

- Занятия кончены, - угрюмо объявил Котельников, - можно разойтись.

Но никто не уходил, все столпились вокруг больного и заглядывали ему в лицо. Гусейн протянул ему носовой платок и отчаянно оглянулся вокруг, ероша волосы.

- Глупая история, - прошептал помполит. - Что ты смотришь на меня, Мустафа? Мы еще повоюем, браток.

Позови Басова...

Его отвели в каюту и уложили. Он вытянулся на койке костлявым телом, уставил глаза в потолок и затих.

Пришел Басов. Он распорядился принести воды и присел на койку больного.

- Через два часа мы будем в порту, - сказал он, - я вызову скорую помощь.

- Не надо...

- Как хочешь. Тогда я повезу тебя на трамвае... Ты сам довел себя до этого, Герман.

- Ах, оставь! - Помполит тяжело заворочался на койке и глотнул воздух. - Я, Сашка, знал, что это случится, но не думал, что так скоро. Впрочем, всему свое время. До конца навигации осталось два месяца. Это не так уж долго. А весной политуправление найдет человека. Но вот эти два месяца... я хотел бы закончить навигацию.

- Не валяй дурака. Ты хочешь умереть в море? Мы не врачи, Герман. Мы заездим тебя очень скоро, если еще не заездили. Завтра все опять забудут, что ты болен, что тебя надо щадить. Здесь не санаторий.

Басов грел в своих руках холодные руки больного, гладил и сжимал их, как бы смягчая невольную грубость своих доводов.

Помполит сказал:

- Это не так просто - оставить танкер. Обком не сможет сразу найти заместителя.

Басов молчал.

- Что же ты затих? - усмехнулся Бредис. - Тебе придется взять на себя политчасть на первое время. Это ясно, как день. Понятно, никто не может заставить тебя, - добавил он торопливо, - ты вправе отказаться.

Тогда... все придется оставить по-старому.

- Какой я политработник! Ты это на смех, что ли?

- Значит, не о чем и говорить. Отлежусь. В сущности, мне незачем сходить на берег. Для легочных больных важнее всего чистый воздух. А этого добра в море хватит... Завари-ка чайку, Саша.

Басов долго возился с чайником, гремел крышкой. Лицо его залила краска, даже уши пылали.

- Мы успеем сходить в райком на стоянке, - промолвил он наконец, как будто говорил о деле решенном. - Если там не будут возражать против моей кандидатуры на время, то тебе следует теперь же остаться в городе.

Они помолчали. Бредис отхлебнул, сморщил нос и улыбнулся виновато.

- Проклинаешь меня сейчас, сознайся? Но ты хороший товарищ. Мне все-таки очень хочется жить, Сашка.

- Еще бы!

- Только бы все шло хорошо здесь. Мне иногда кажется, что не так уж у нас благополучно. Командиры... Дело в том, что я на днях просматривал журнал: все эти капитанские телеграммы... они под диктовку писаны. Знаешь чью?

- Знаю.

- Ага! Я давно приглядываюсь, но ничего конкретного нет. Ведь ничего нет?

- Ничего.

- Гляди в оба, Сашка... Впрочем, когда тебе глядеть, у тебя своя забота - двигатели. Знаешь, останусь-ка я еще на рейс, а? Может быть, и лучше мне станет.

- Ну, поехал! Неужели ты думаешь, что мы с тобой незаменимы? Что пользы, если ты умрешь здесь, на борту?

- Хорошо. Я надеюсь на актив. Ты заметил, как проходили последние занятия? Молчаливых осталось совсем немного. Если бы не болезнь... Кто это ходит за дверью, Саша?

- Ребята, За тебя тревожатся. Ты бы заснул, Герман.

- Славный народ. Золотой народ, я тебе скажу... Хорошо, я буду спать и сойду на берег сегодня. Мне так хочется выздороветь... и вернуться!

На стоянке Бредис покинул судно. Он шел по пристани, высокий и нескладный, опустив худые покатые плечи. Ветер трепал его светлые волосы и завивал вокруг ног полы длинного пальто, словно издеваясь над его слабостью. За ним гурьбою шли моряки, толкая друг друга, чтобы поддержать его, и с борта танкера вахтенные махали фуражками, глядя ему вслед.

На судне его не забыли. О нем вспоминали в свободное время в кают-компании, в красном уголке, его жалели, о нем справлялись в порту. Но серьезные события, происшедшие вскоре на "Дербенте", отвлекли от него внимание людей. Позже, вспоминая истекшую навигацию и стараясь восстановить последовательную цепь событий, матросы говорили: "Это было еще в то время, когда Бредис был помполитом, - вот когда это было!"

ВЕТЕР

На рассвете перед уходом с рейда капитан неожиданно получил предписание идти в Красноводск. Телеграмму принес Володя. Стоя в дверях штурманской рубки, он вздрагивал и тер кулаком глаза.

- Вот не угодно ли? - сказал капитан с досадой отодвигая бумагу. Бросай все и иди куда-то к черту. Что там у них в Красноводске - неизвестно. Говорят - легкая нефть.

Порыв ветра подхватил листок, надул колоколом рубашку Володи, зашевелил полы капитанского тулупа. Быстро светало.

- Они там понятия не имеют о наших условиях, - брюзжал капитан. - У нас на палубе электромоторы и всякая всячина. Механик говорил, что достаточно искры, какая бывает в электромоторах, и произойдет взрыв. А кто будет отвечать, позвольте спросить?..