Пришельцы с планеты Земля - Вадим Чирков

— Что я хочу лететь на Землю и вернусь обратным рейсом.

— Э-э-э… — Оторопев, Мазиль не знал, что ответить.

— Все равно ведь мы пока не учимся, — говорил Питя так, что спорить с ним мало бы кто решился. — Ты ведь не собираешься где-то останавливаться по дороге? И не заблудишься среди звезд?

— Не говори глупостей, Питя! Ты ведь знаешь, что я должен доложить о тебе в Центр Управления полетами и твоим родителям!

— Ну и докладывай. Скажи и там, и там, что я должен проводить своих друзей, а главное, что должен быть уверен в их безопасности. И потом — я хочу увидеть еще раз зиму — в познавательных, конечно, целях. Может быть, мы и у себя заведем такую, чтобы кататься на коньках и играть в хоккей. Я все равно полечу, — добавил он с вызовом, — что бы мне ни говорили!

Мазиль буркнул что-то, развернулся и ушел. Через короткое время он вернулся.

— Мне везде сказали, что спорить с тобой бесполезно. Если что-то взбредет ему в голову, сказали мне… Впрочем, сегодняшний твой каприз легко объясним. Мы стартуем, — сказал он Славику и тактично отошел..

От группы кукурбитцев к нашей группе уже направлялся Кубик.

Началось прощание.

Мальчишки, которых Славик назвал когда-то кукурузными человечками, прикасались руками к его ладони или хлопали по ней и говорили:

— Пока.

— До свидания.

— Счастливого пути.

— Еще увидимся.

Грипа, командир, догадался сказать:

— Спасибо.

"Спасибо" вслед за ним повторили вразнобой и другие.

Всем им до смерти хотелось тоже полететь и еще раз взглянуть на Землю и на зиму, но они не желали добиваться этого тем же способом, что Питя.

Кубик подошел, присел.

— Пока, ребята. Мы бы побыли у вас еще хоть пару дней, но вы ведь знаете…

— Знаем, — ответили ему. — Как здорово, что вы к нам прилетели.

— Дружба великое дело, — сказал Кубик.

— А у вас на Земле какие роботы?

— У нас придумали пока что только руку робота.

— Вот смешно.

— Зато одна рука не может воевать.

— А вам понравилась Кукурбита?

— Значит, у вас там зима?

Кубик не успевал отвечать.

— Одной рукой не повоюешь. Понравилась. Зима…

Мазиль подошел снова. Ничего не сказал, только возник в семи шагах, но все его заметили. Ну прямо соринка в глазу, даже поморгать захотелось. Художник (он все больше чувствовал себя. человеком именно этой профессии, а не астронавтом и не роботом-капралом) встал. Встал и Славик. Питя к этому времени уже сидел на его плече, держась то за воротник, то хватаясь, когда Славик поднялся, за ухо.

— Мы поехали, — произнес Кубик чисто земную фразу. — Счастливо оставаться, ребята. Мы со Славиком (Славик молчал) были рады снова повидаться с вами.

— Ты бы лучше вспомнил, как брякнулся у себя дома на пол, — вставил Питя, — когда заартачился.

— Это от кого ж ты такому такому славному слову выучился? — Кубик расплылся в улыбке.

— От Нинки, от кого же еще!

— Нуль-перелет, — сказал Кубик.

— Что? — обернулся к нему Славик.

— Ты меня видишь?

— Конечно, вижу. А…

— Питя сказал "заартачился", он сказал "Нинка", и я в ту же секунду очутился в Егоровке. На самом деле я стою сейчас во дворе Евдокимовны, а не здесь, и ты не должен меня видеть. Это называется нуль-перелет…

— Вот бы так сейчас нам обоим, — ответил Славик.

Кубик повернулся первым, за ним — Славик. Вот и пошли к кораблю. Славик обернулся, поднял обе руки, покачал ими. Поднял руки и Питя. Потом, уже подходя к кораблю, обернулся в последний раз Кубик. Он помахал рукой не только ребятишкам, а всей Кукурбите, глянув на нее — на город в летнем мареве, отчего он был похож на отражение в чуть колышущейся воде или на мираж, на голубое небо со случайным облачком на краю, на низенькие деревья вокруг космодрома — глянув на нее уже профессиональным взглядом художника — чуть прищурившись.

В корабле земляне устроились в низеньких, знакомых им креслах. На столе стояли кувшинчики с питьем и розовые горошинки в крохотных блюдечках.

— Примите, пожалуйста, таблетки, сейчас мы стартуем, — Мазиль уже стоял возле люка, ведущего в пилотскую кабину.

Кубик и Славик проглотили горошинки и застегнули на поясе широкие ремни.

— Твои друзья сейчас уснут, — сказал Мазиль Пите, — так что ты можешь спуститься к экипажу.

На этот раз Питя послушался, тем более, что его друзья уже разлеглись в креслах..

— До скорого, Славик, пока, дядя Витя! — Малыш спрыгнул с подлокотника и вместе с командиром исчез в люке в полу "пассажирского" отсека Со спящим Славиком ему было неинтересно.

Глаза землян закрылись сами собой, головы все сильнее притягивало к изголовьям, но уши все равно слышали знакомые звуки старта корабля. Потом тела отяжелели так, что невозможно было пошевелить ни ногой, ни рукой, в глазах, как в цирке, стали кружиться разноцветные обручи, постепенно удаляясь, уменьшаясь, превращаясь в разноцветный мяч, шарик, точку, яркую, как искра… Вот и она погасла и наступила темнота.

Корабль несся среди звезд, вбирая в себя ненадолго слабый свет то одной, то другой звезды, все дальше оставляя Кукурбиту, где роботы-созидатели восстанавливали вместе с ее жителями разрушенные города, оставляя и Нырех, где неизвестно что происходило.

Пробуждение

Славику снилось, что они с художником лежат на егоровском лугу, разговаривают, глядя в высокое синее небо, и вдруг ему на живот вспрыгивает лягушка. Славик вздрагивает, хочет прогнать лягушку с живота, но рука почему-то не подчиняется.

— Дядя Витя, — просит он, — сбросьте ее, пожалуйста.

— Кыш! — говорит художник. — Кыш, зеленая!

Но лягуха только перебирает задними лапками, устраиваясь поудобнее, отчего Славика раскачивает, словно он лежит не на земле, а на воде, а лягушка и не собирается покидать его живот.

А тут еще ветер принес одуванчиковую пушинку и она щекочет кончик носа, и снова нет сил поднять руку… Славик с трудом открыл глаза. Над ним было не синее небо, а матово светящийся купол потолка, на груди же сидела не лягушка, а егозил, стараясь его разбудить, Питя! Вдобавок он вытащил из кармана Славика носовой платок и кончиком щекотал его нос.

Славик сел, подхватил уже послушными руками малыша и обернулся к Кубику. Тот ворочался в кресле, но глаза пока еще не открывал.

— Прилетели! — крикнул Питя. — Знаешь, где мы?

— Где?

— Как и тогда — у самого окна Кубика. Сейчас откроют входной люк.

Художник сел, с недоумением оглядел все вокруг — ему, наверное, тоже снилось что-то земное. Увидел Славика в кресле через столик, Питю у него в руках и все понял.

— Где мы? — спросил он. И глянул на часы. Часы стояли.

— У вас дома., — сказал Питя. — Приглашай в гости!

Входной люк открылся, и все трое увидели падающий снег, словно с того момента, когда в корабль был втащен бесчувственный Кубик, не прошло и получаса.

Корабль чуть покачивался — как лодка на несильной волне. Начал выдвигаться транспортер. Вот он уперся в стену под подоконником. Кубик сперва встал на него, сделал даже шаг, потом все же опустился на колени — шутка ли, одиннадцатый этаж! Прополз к самому окну…

— Оно не заперто! — вспомнил Славик.

Художник толкнул раму, она открылась, транспортер вдвинул Кубика в комнату, как Евдокимовна вдвигает хлеб в свою печь. Вслед за художником въехали Славик с Питей в руках и коробка с подарками. Они снова были дома!

— Вы давайте на крышу, — крикнул кому-то из экипажа Питя, — а я чуть побуду здесь.

Корабль втянул в себя транспортер и послушно исчез. Художник затворил окно, через которое в комнату вливался морозный воздух Земли.

В комнате было полутемно из-за падающего на город снега, и Кубик включил свет. Осмотрелся. Все было, как в тот день, когда они полетели на другую планету, только на всем лежал слой пыли.

Художник подошел к письменному столу, где пыль была особенно видна, и написал пальцем по ее слою крупными буквами одно только слово — КУКУРБИТА.

— Неужели это было? — спросил он у самого себя. Глянул на серебристый рукав, на ногу, такие же серебристые ботинки, на коробку из светло-коричневого незнакомого материала. — Было, — сказал полуудивленно. — Значит, было: Кукурибита, Нырех, роботы, Бар-Кос… Не выдумал же я все это…

— Слав, — попросил Питя, — я хочу поближе к окну.

Славик поставил маленького друга на подоконник у самого стекла и Питя стал смотреть на падающий снег, на крупные снежинки, которые, медленно покачивая пушистыми боками, опускались с неба. Города было видно мало — только самые ближние крыши и далекую отсюда, с одиннадцатого этажа, белую улицу с быстрыми машинами с зажженными фарами и еле заметными прохожими на тротуарах, маленькими, как Питя.

— А у нас на Кукурбите никогда не бывает зимы, — сказал малыш, прилипнув носом к стеклу, — а это, оказывается, так красиво! — Он повернулся к Славику. — Учиться в такие дни мы бы ни за что не стали!