Зоопарк подсадных уток - Ирина Николаевна Базаркина

Не часто встретишь редкое сочетание ума, красоты и чувства юмора. Очень, очень нечасто. Ну, бывайте!

Подмигнув Кире, Глеб, как всадник на коня, вскочил в громадный черный джип и поморгал на прощанье фарами. Машина, взметнув столбы пули, взревела и умчалась, как будто ее и не было. Кира поморгала и, задрав голову, посмотрела на небо – прямо над головой вальяжно разлеглась Большая Медведица. Она постояла немного, впитывая это мгновенье – темноту, сырой, холодный осенний воздух, близкие звезды и стоящий рядом, ставший таким родным и близким мужчина.

– Надышалась? – Егор понимающе тронул Киру за плечо. – Поехали!

Мне только одно интересно, – задумчиво пробормотала Кира, когда машина наконец выехала на трассу и, словно расправив крылья, понеслась по асфальту. – Из какой-такой компании девушек ты вытащил этого Глеба? Ему ведь лет шестьдесят, не меньше?

– Шестьдесят восемь, – уточнил Егор. Кира икнула и закашлялась.

– Но по состоянию души ему не больше двадцати, – продолжал Егор. – У Глеба была непростая юность. Мать парня работала директором школы и больше всего на свете боялась, что о ней будут судачить и испортят ее репутацию. Всю жизнь она жила с оглядкой на окружающих: кто что подумает и уж тем более – кто что скажет. Она боялась своего мужа-алкоголика, но жила с ним, потому что мать-одиночка – это позор. Глебу предписывалось учиться на пятерки, в крайнем случае, на четверки, быть школьным активистом, ему запрещалось курить, пить пиво, носить джинсы. Даже дискотеки были под строгим запретом. Когда Глеб закончил по желанию матери медицинский институт и отдал на хранение сияющей родительнице красный диплом, то категорически отказался работать по профессии и пустился во все тяжкие. Начал эпатажно одеваться, курить, как паровоз, и ругаться матом. А уж сколько подруг у него было! Бедная Клара Ильинична сбилась со счета! И все потому, что мать с сыном не могли спокойно поговорить и прийти к консенсусу. Мать хотела, чтобы сын «не позорился перед людьми» и был «как все», а сын делал все наоборот не потому, что это ему нравилось, а чтобы досадить родительнице. Он и в историю с кражами ввязался только из-за желания насолить матери. Правда, вовремя одумался и в тюрьму не попал. Клара Ильинична давно умерла, а он продолжает гонять как полоумный на своем джипе и менять девиц, как перчатки, наверное, уже по привычке. Говорит, что и рад бы остепениться, да не может – кто же в семьдесят два года меняет жизненные стереотипы?

– Чего только в жизни не бывает, – протянула Кира. – Мы всю жизнь за что-то боремся, что-то кому-то доказываем, а по сути – это бой с тенью, нескончаемая борьба с самим собой…

В понедельник к одиннадцати часам Кира устала, как раб на галерах, а стопка исписанных мелким убористым почерком листов, которые следовало набрать, уменьшилась только на треть. Потянувшись так, что хрустнули позвонки, Кира со смаком зевнула и испуганно оглянулась, проверяя, не видит ли ее кто-нибудь. Дверь тихонько скрипнула, и в образовавшуюся узкую щель просунулась всклокоченная голова курьера Васи.

– Опять конфеты? – подскочила Кира. – Не надо, Васенька, кушай их сам!

– Какие конфеты? – Василий наморщил узкий лобик и бешено завращал глазами. – Я Сергея ищу, он просил диски купить.

– Сергей здесь не сидит, – хмыкнула Кира. – Васенька, солнышко, зайди на секундочку, разговор есть!

– Его нет на месте, я подумал, может, он здесь, – начал неловко оправдываться Вася. – А зачем я тебе нужен?

– Васенька, а помнишь, в тот день, когда умерла Алла, ты приносил мне конфеты?

– Какие конфеты? Не знаю я ни про какие конфеты, – Вася задумался. – Коробку какую-то приносил, а что в ней было, понятия не имею. Не заглядывал.

– А кто тебе дал эту коробку?

Вася сосредоточенно запыхтел и начал гримасничать, как самец гиббона в период брачных игр. Очевидно, это означало, что он думает.

– Вспомнил! Мне эту коробку Антон дал, охранник. Я зашел, а он говорит: «Ты наверх?» А я говорю: «Ага!» А он говорит: «Передай Липатовой». А я: «Передам». А он…

– Спасибо, Васенька, я все поняла! – Кира чмокнула курьера в щеку. – Значит, надо спросить у охранника. Она задумчиво вышла из кабинета и побрела вниз, туда, где за стеклянной перегородкой сидели секьюрити.

– Кира! А может, в кино сегодня сходим? – робко подал голос спустившийся следов Василий, который уже начисто позабыл про цель своего визита и тащил в руках так и не дошедшие до Сергея диски.

Кира обернулась, оглядев пунцового Васю с ног до головы.

– Извини, но сегодня я не могу. Давай, как-нибудь в следующий раз, – предложила она.

– Хорошо! – обрадовано воскликнул Василий и, чуть ли не подпрыгивая, умчался на третьей скорости, оглушительно саданув дверью.

– Эх, молодо – зелено! – по-старушечьи вздохнула Кира и направилась допрашивать «секьюрити».

Допрашивать оказалось некого. Охранников в фирме было двое – Антон и Марат. Сегодня как раз дежурил Марат.

– Закон подлости! – подумала Кира.

– А ты случайно не знаешь адрес Антона? – спросила она, ни на что не надеясь.

– Знаю! А тебе зачем? – лениво перекатывая во рту Орбит белоснежный, спросил Марат.

– Да я у него деньги занимала до сегодня. Принесла, а его нет. Если Антон недалеко живет, я бы сегодня отдала, а то истрачу на пустяки.

– И то верно! – оживился Марат. – Моя Ритка пойдет в магазин: сколько есть с собой, все потратит, ни копейки домой не принесет. Потом начинает убиваться: зачем столько ерунды накупила? А Антон вообще близко живет, в соседнем доме. Первый подъезд, второй этаж, номер квартиры не помню какой, дверь слева на площадке.

– Спасибо! – прочувствованно поблагодарила Кира и взглянула на часы: обеденный перерыв начнется через пять минут, можно незаметно слинять. Она выскользнула на улицу и пошла в указанном Маратом направлении. Дом, в котором жил Антон, оказался обыкновенной блочной пятиэтажкой с обшарпанными дверями подъездов и жалким подобием клумб в пустом дворе, из которых торчали засохшие кусты. Стены в подъезде были исписаны красноречивыми надписями, ступни – оббитыми, а перила были настолько грязными и заплеванными, что Кира не смогла не только взяться за них рукой, даже просто посмотреть. Стараясь не вдыхать «аромат» тушеной капусты, доносящийся из-за какой-то двери, она быстро поднялась на второй этаж. Дверь левой квартиры на площадке заметно отличалась от остальных – она была оббита зеленым винилом, а кнопка звонка оказалась приятно чистой. Кира позвонила, однако никто не спешил открывать дверь. Наплевав на приличия, Кира утопила палец в кнопку, звонок истерически заверещал, но никакого результата это не дало. В соседней двери, оббитой серо-буро-малиновый дерматином, завозился ключ, и на