Главная роль (СИ) - Смолин Павел

— С вашего позволения, я предлагаю более не привлекать детей к торжественным мероприятиям, — высказался ОВЯ-4. — Мы не можем установить предпочтений второго принца наверняка и рискуем потерять его расположение дальнейшими проверками.

Проголосовали, приняли, записали.

— Далее — театр кабуки, — огласил Председатель. — Прошу вас высказаться.

— Позволю себе отметить, — начал ОВЯ-7. — Что поведение второго принца во время общения с членами Городского совета — даже теми из этих глупцов, кто позволил себе грубые и неуместные замечания во время приема — было в высшей степени дипломатичным и вежливым. Полагаю, его нисколько не задели эти замечания, и мы можем считать данный инцидент исчерпанным.

— Позволю себе не согласиться, — вступил в обсуждение ОВЯ-5. — Второй принц ясно дал нам понять, что не собирается вмешиваться в наши внутренние дела, а подача официальной ноты в связи с недостойными замечаниями отдельных глупцов из Городского совета позволила бы нам обвинить его во лжи. Позволю себе предположить, что улыбка второго принца имела другой оттенок — за ней он прятал бешенство от встречи с недостойными. Второй принц оскорблен тем, что отдельные государственные служащие не были сняты с должностей. Более того — в его глазах повторная встреча с ними стала настоящим оскорблением и поводом подать нам направленный на эскалацию дипломатический сигнал.

— Вы имеете ввиду послезавтрашнее отплытие «Памяти Азова» в Кагосиму? — немного забежал вперед ОВЯ-4.

— Верно, — подтвердил «пятый». — Мы не должны относиться ко второму принцу как к высокопоставленному варвару. Он, как гайдзин, проявляет пугающие познания в нашей культуре и этикете. Человек его ранга лишен свободного времени, и, если он счел нужным разобраться в нашем сложнейшем жизненном укладе, а тем более выучить на невероятном для гайдзина уровне наш плохо дающийся европейцам язык, значит Япония в его глазах достойна искреннего и неподдельного уважения — каждое его действие, каждый его жест и сигнал подтверждают это. У русских есть поговорка: «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Позволю себе конкретизировать: русские считают, что в чужой стране нужно стараться вести соответствующий этой стране образ жизни. Второй принц ни словом, ни жестом не позволил себе ни единого, даже мелкого или неосознанного, оскорбления, и его глубоко оскорбила наша неспособность ответить ему тем же.

— Чем грозит Японии поездка Великих князей в Кагосиму? — решил оценить риски Председатель.

— Позволю себе предположить, — высказался «девятый». — Что эхо гражданской войны до сих пор живо. Сайго Такамори, безусловно, сохранил честь, и все слухи о том, что он жив, являются ложью. Тем не менее, при желании Российская Империя сможет выстроить доверительные отношения с бывшими сторонниками Сайго и снабдить их оружием. Мы легко разобьем этих недостойных, но это потребует значительных расходов.

Покивав, Председатель высказался сам:

— Позволю себе обратить внимание многоуважаемого Комитета еще на один момент. Нагасаки и наш Комитет в глазах общества представляют собой обновленную, стремящуюся к независимости и процветанию, технологически развитую Японию. Кагосима — это оплот Японии прежней, традиционной. Второго принца и его старшего брата там примут достойнейшим образом — для приверженцев старого уклада это шанс показать свою силу и значимость. Этим сигналом второй принц словно говорит нам: «модернизация привела к утрате чести и понимания законов гостеприимства. Истинный японский дух жив только в Кагосиме».

Комитет погрузился в тревожную тишину, которую решился прервать «Одиннадцатый»:

— Крайне важное и ценное замечание — как и ожидалось от многоуважаемого Председателя! Позволю себе заметить, что именно для этого второй принц лично пригласил Его Императорское Высочество Арисугаву составить компанию Великим Князьям в этом путешествии. Намек ясен — второй принц хочет показать нам через глаза Его Высочества как именно должно выглядеть истинное японское гостеприимство.

— Мы совершили ужасную ошибку, — покрывшись потом, признал «третий».

— Принц Арисугава уже принял приглашение второго принца, и повлиять на отплытие Великих Князей мы не можем, — «шестой» был более рационален. — Однако можем повлиять на темы бесед, которые Великие Князья будут вести в Кагосиме. Предлагаю немедленно лишить должностей и регалий недостойных членов Городского совета Нагасаки, разместив новость об этом в завтрашних газетах — второй принц много говорил о том, как ему нравится наша пресса, что я склонен считать намеком.

— Позволю себе заметить, — воспользовался возможностью принести пользу «седьмой». — Что упоминание истинных причин увольнения выставит Японию в дурном свете. Предлагаю уважаемому Комитету использовать другие обоснования, связанные исключительно с профессиональными качествами недостойных.

— Выдвинутые уважаемым Председателем предположения подтверждаются и докладом офицера Тайной полиции, удостоившегося чести присутствовать на застолье второго принца с Его Императорским Высочеством Арисугавой, — выразил лояльность начальнику «второй». — Во время застолья второй принц безошибочно распознал принадлежность офицера Кондо к корпусу Тайной полиции под видом шутки, сразу после этого сославшись на слова члена городского совета Эндо, что можно трактовать как прямое выражение недовольства работой нашего Комитета.

— Позволю себе заметить, — кисло высказался «восьмой». — Что второй принц с самого начала проявлял свои высочайшие дипломатические навыки. Если такой человек опустился до настолько толстых намеков, значит он полностью разочаровался в дипломатических навыках Комитета. Будь он англичанином, американцем или идиотом вроде Шевича, мы бы списали его возмущение на варварство и незнание наших обычаев. Однако второй принц — исключение, и мне не стыдно признаться в том, что потеря его уважения к нашему Комитету ранит меня в самое сердце.

И Комитет погрузился в уныние.

Глава 14

Переночевав в гостинице, я в одиночку (то есть без Арисугавы, который вчера напился так, что рёкан мы покидали в обнимку) вернулся на «Память Азова». День сегодня тяжелый — Пасха, и под стать ей был тяжелый взгляд неожиданно обнаруженного на борту Николая Японского:

— Святой день, Ваше Высочество, а вы встретили его на земле язычников.

— Доброе утро, батюшка, — улыбнулся я. — Когда-то не-языческих земель не было вовсе, и, если бы добрые христиане по ним не бродили, языческими бы эти земли до сих пор и остались.

— В храмы языческие заходили?

— Проезжали мимо, — покачал я головой. — У них там разуваться нужно, это же уже языческий ритуал, грех великий.

— С детками малыми грешили? — огорошил он меня вопросом.

Нет, я понимаю, что в Японии своя специфика, но я-то тут каким боком?

— С принцем грешил, — покаянно вздохнул я.

Глаза Николая полезли на лоб.

— Чревоугодию предавались до самой ночи, — развеял я недопонимание.

— Грех смертный, — с видимым облегчением покивал будущий Равноапостольный святой.

— Отмолю, — перекрестился я и пошел переодеваться.

Утренний ритуал завершился, и, воспользовавшись тем, что Николай с нашим Илларионом принялись освящать яйца, воду да куличи, другой будущий святой — в этой реальности, впрочем, едва ли канонизируют, повода не будет — увлек меня в свой кабинет, и до самого вечера я рассказывал цесаревичу о том, что видел и слышал.

На корабле тем временем царило веселье: наш народ Пасху любит, и любить будет еще очень долго, но в эти времена, когда православных канонов стараются придерживаться все, ликование особенно велико. Помимо несомненно ощущающейся на судне благодати, сюда можно подтянуть и физиологию с психологией: когда на человека накладываются ограничения — в нашем случае Пост — при их снятии человек испытывает облечение и радость. Но не будем о физиологии — она в эти времена штука невместная.

Всенощная физически далась легко — девятнадцатилетний, абсолютно здоровый организм и не такое выдержит — но морально тяжко: засыпать нельзя, пение Николая Японского, при всем уважении, быстро надоело, а приевшийся ладан начал раздражать. Не грехи ли благодать ощущать мешают? Не, ерунда — сильно грешную душу в целого Георгия Романова бы не засунули. Стоп, может в этом грех и заключается — в гордыне и ощущении собственной исключительности? Нужно больше Конфуция в голове: даже самый умелый, образованный и преисполнившийся правитель (а я пока даже не правитель) не имеет никаких оснований считать себя лучше самого грязного, неграмотного и нищего крестьянина, потому что государству одинаково важны оба. Вроде ладан поприятнее стал — помогло! Блин, Николай Японский как-то подозрительно смотрит, не иначе как китайщину почуял.