Фаза боя - Владимир Добряков

—Их? Уважать?!

Тил искренне поражен моими словами. Даже не столько поражен, сколько возмущен. У него такая реакция, будто в пивной банке оказалось не пиво, а… ну, скажем, моча кошачья. Здорово здешнему населению закапали мозги «прорабы перестройки». Я решаю свернуть беспредметный разговор и пожимаю плечами. Но задетый за живое Тил, в свою очередь, задаёт мне вопрос:

—А вы, сэр Андрей, как я понял, питаете к этим даунам искреннее уважение. Не так ли?

—Я бы так не сказал. Я уважаю их как людей труда. Людей, создающих своими руками всё, чем мы пользуемся, чем мы живём. Но я не могу уважать тех, кто позволяет загнать себя в резервации, в гетто, в концлагеря. Тех, кто позволяет лишить себя всех радостей жизни, превратить себя в рабочую скотину. Тех, кто вынужден стать каннибалом и смиряется с этим. Таких людей я уважать не могу.

—Тогда почему вы с ними?

—Сложный вопрос. Вряд ли вы поймёте до конца. Тому есть три причины. Первая: я хочу, чтоб они почувствовали, поняли, что они — сила. Хочу, чтобы они проснулись и забрали назад всё, что у них отняли. Чтобы они снова стали людьми. Причина вторая. Как вы поняли, я — русский. И в силу этого терпеть не могу Америку и америкосов. Страну и народ, которые десятилетиями и веками живут за чужой счет и при этом еще презирают все другие народы и поучают их, как они должны жить. Сейчас мне представился удобный случай устроить этой стране и этому народцу хорошенькое увеселение, которое они надолго запомнят. И третья причина. Еще больше я ненавижу тех, кого вы называете альтами. Ненавижу за то, что именно они организовали существующий порядок. Порядок, при котором такие, как вы, благоденствуют, а все остальные стонут. Вы ведь работаете оператором связи и должны знать, что недавно произошло в России. Но вы думали, это там, у них, в дикой России, у нас это невозможно. Как видите, возможно. И это только начало. Представьте, что будет, когда в город войдут еще и рэфы.

Я уже хотел нарисовать картину гладиаторских боёв с участием обеспеченных горожан, но меня прерывает вновь оживший канал связи с резиденцией Мирбаха. Теперь с ним можно и поговорить.

—Мистер Тил, есть возможность организовать хорошие помехи по этому каналу?

—Достаточно отключить фильтры вот этим тумблером.

—Будете ставить помехи по моему сигналу. А теперь включайте связь.

Через минуту монитор связи оживает, и на нём появляется лицо Пола Мирбаха. Он возмущен, расстроен и раздосадован одновременно.

—Андрей! Что происходит? Мы не об этом договаривались. Я уже полчаса пытаюсь выйти с тобой на связь…

—А что я могу сделать, Пол? Дауны, когда ворвались в телецентр, крушили всё подряд. Вот, только сейчас удалось восстановить связь, да и то работает кое-как.

Я киваю Тилу, и тот выключает фильтры. Секунд сорок я любуюсь рябью на экране и с наслаждением вслушиваюсь в треск и шипение, несущиеся из динамиков. Потом Тил восстанавливает связь.

—Сам видел. Сейчас я налаживаю связь с энергоцентром. Его, по моим сведениям, уже захватили.

—По моим тоже. Но почему вы выступили так рано? Ты поломал весь график.

—Извини, Пол, но ты не представляешь, как тяжело управлять этой толпой. Едва они получили оружие, сразу рванулись штурмовать лифты. Я с огромным трудом удерживал их. Пришлось даже пристрелить нескольких слишком ретивых. Но когда они навели винтовки на меня, я решил не рисковать.

Снова идёт сеанс помех. На этот раз я развлекаю ими Мирбаха подольше, почти три минуты.

—Андрей! — прорывается наконец Мирбах. — Сейчас подъедет дневная смена операторов телецентра. Она почти вся состоит из моих людей. Они помогут тебе наладить связь.

—Пол, ты в своём уме? Как они пройдут в телецентр? На площади идёт бой. С минуты на минуту подойдёт национальная гвардия, и там такое начнётся!

—Во имя дьявола, Андрей! Как же я организую отречение Келли? Как я сам обращусь к нации? Используй ночную смену.

—Если бы это было возможно, я бы это уже сделал. Но дауны, когда ворвались в телецентр, всех перебили. Приходится разбираться самому, и то урывками. Я же сказал: идёт бой. Доставь к площади Анатолия. Он в этой технике лучше меня разбирается. Поможет и всё организует.

—Но как он пройдёт? Ты же сказал, что идёт бой.

—Одному пройти легче, чем большой группе. И потом, он же профессионал. Именно для таких дел его и готовили.

—Хорошо, сейчас мы его доставим.

—Только будьте осторожны. Город наводнён даунами. Теперь отключайся, мне некогда. Когда всё наладится, я сам с тобой свяжусь.

Тил внимательно вслушивался в мой разговор с Мирбахом, и, когда я отключаюсь, порывается о чем-то спросить меня. Но в этот момент в зал врывается посыльный даун.

—Милорд! Иеремия просит вас срочно спуститься! К легавым подошла помощь.

—Мистер Тил! Быстро дайте мне обзор площади с разных точек.

Так и есть! На помощь полиции подошла национальная гвардия. Но они тоже не рискуют соваться на площадь под пули даунов. Другое дело, что с ними прибыли два бронеавтомобиля. Правда, пулемётные установки на них открытого типа, как на БТР-152. Но всё равно это уже серьёзно. Они заняли позиции в разных местах площади и ведут непрерывный огонь по первому этажу телецентра. Стоят они на приличном расстоянии и практически неуязвимы для огня таких «опытных» стрелков, как дауны. А вот их огонь наверняка капитально прореживает ряды моего воинства. Тем более что и в том плане, чтобы укрыться от огня, опыт у них, конечно же, отсутствует. Надо идти вниз.

—Мистер Тил! Никакой самодеятельности! А вы, — я обращаюсь к даунам, — следите за ним. Если он начнёт дурить, примите меры.

Я рассчитывал подавить пулемёты огнём своего автомата. Не так уж и далеко стоят бронеавтомобили, всего метрах в трёхстах — двухстах пятидесяти. Расстояние для «калаша» в умелых руках плёвое. Но я не учел только, что одно дело — разглядывать площадь и позиции пулемётчиков с высоты в пять-шесть этажей, и совсем другое — с земли. Один пулемёт оказался под очень неудачным для обстрела углом, а второй вообще закрыт кустами. И где эти национальные гвардейцы воевать научились? Неужели в охоте на рэфов?

Но раздумывать некогда. Пули по холлу свистят так, словно против нас работает пулемётная рота. А дауны вместо того, чтобы прижаться к полу, бестолково мечутся, шарахаются от свиста пуль, спотыкаются о тела, вскакивают и снова мечутся. Это похоже на панику. Через несколько минут полиция и гвардия пойдут в атаку, и всё будет кончено, даже не начавшись. Я с одним автоматом их не сдержу.

—Ложись! Ложись! Мать вашу!..

Я ору на даунов, а сам перебегаю вдоль разбитых окон, выбирая позицию. Впрочем, тут и выбирать нечего. Все позиции плохие. Пристраиваюсь за колонной и в положении с колена ловлю пулемётчика на мушку. Одна очередь. Неточно. Прицеливаюсь более тщательно и вновь даю очередь. Вижу, как трассирующие пули рикошетят от брони. Но и меня обнаружили. Второй пулеметчик переносит огонь на меня. Не страшно, я прикрыт колонной. Не меняя точки прицеливания, даю длинную очередь. Пулемёт замолкает и беспомощно задирает ствол вверх, а пулеметчик безжизненно перевешивается через борт. Почему-то никто не торопится сменить его. Умные ребята! Но второй пулемёт продолжает неистовствовать. И мне его никак не взять.

—Иеремия!

Пригибаясь, ко мне бегут два человека. Иеремию я узнаю с трудом. Его лицо сильно ободрано и залито кровью. Зато в другом я с удивлением узнаю Соломона. Это удача. Я уже собрался было идти на пулемёт сам. Но Соломон — мужик более сообразительный, чем остальные дауны. Он справится.

—Иеремия, отбери сотню человек и организуй атаку на тот броневик, — я указываю на бронеавтомобиль с замолчавшим пулемётом. — Особо не увлекайтесь, идите перебежками и побольше стреляйте. Вам надо просто отвлечь на себя внимание. А ты, Соломон… — Я даю Соломону гранату и объясняю, как ею пользоваться. — Подберёшься метров на пятнаддать. Ближе не надо, самого может убить. Бросай прямо в кузов.