Капитан Сорви-голова. Возвращение - Павел Лагун

Жан Грандье смотрел, не отрываясь, на Южный крест и вдруг звезды потускнели перед его глазами, непонятным образом превратившись в далекое женское лицо. Черты лица Жан не разглядел, но звезды, превращенные в глаза, запомнил. Видение длилось всего несколько мгновений. Звезды снова обрели реальность. И внезапно между ними четырьмя вспыхнула еще одна, пятая: красная, жгуче-огненная, похожая на каплю раскаленного металла или каплю горячей крови, разбрызганную на поверхности небосвода. Красная кровавая звезда озарила багряным светом окрестности и медленно потухла, не оставив следа. Только перед отраженным взором еще некоторое время пылал ее тревожный отсвет. Потом Жан Грандье снова уснул со щемящим чувством какой-то неведомой тоски. И весь следующий день он ехал по степи с этим смутным ощущением, конкретного объяснения которому дать не мог. Местность между тем к вечеру постепенно менялась. Все чаще в степи попадались рощицы и перелески, стоящие на небольших возвышенностях и окруженные высокими термитниками. Жухлая трава приобрела свежий, зеленый оттенок. Ручьи и речки, встреченные в пути, казались более полноводными. Возвышенности постепенно переходили в холмы, обросшие кустарником. Вдалеке за холмами паслись стада антилоп и буйволов с телятами. Фан Шейтоф предложил даже устроить на них охоту. Но Логаан и Поуперс не разрешили. Время терять было нельзя. Они должны успеть вовремя передать документы Луису Бота. Питались пока на привалах из запасов, взятых в Моодорпе. Но они постепенно заканчивались, и естественно было через день-другой пополнить запасы дичью. Когда солнце позади стало медленно опускаться за степной горизонт, на его противоположной стороне показались верхушки гор, покрытых зеленой растительностью. Еще через час путешественники остановились на ночлег на берегу быстрой и почти по-горному шумной реки Каледон, несущей свои воды на юг, к реке Оранжевой. На другом берегу Каледона была уже территория английского Басутоленда. Но никаких постов англичан поблизости Поуперс не заметил, сколько не вглядывался в свой бинокль. Решили на всякий случай расположиться в широкой лощине метрах в двухстах от реки, чтобы не привлекать внимания с противоположной стороны. Костер разжигать не стали. Поужинали всухомятку, запивая водой из фляг. Фан Шейтоф поделился содержимым своей фляги со Строкером и они, сидя на траве, еще долго о чем-то беседовали вполголоса, прихлебывая из фляжного горлышка. Хаессен и Отогер расположились чуть в стороне. Пулеметчик сразу завалился спать, укрывшись одеялом. Ему нужно было идти на пост под утро, в самый "сонливый" час, и он решил выспаться до этого. Отогер сам напросился у Поуперса в ночной дозор, ссылаясь на бессонницу. И в самом деле, он не спал и сидел, прислонившись к стволу вавилонской акации, надвинув на лоб шляпу. Из-под полей шляпы он смотрел куда-то в надвигающую тьму и курил самокрутную сигарету, пуская дым себе под ноги. Фардейцен укладывался спать основательно. Он после ужина почистил зубы мятным порошком при помощи щетки, выкурив предварительно вечернюю трубку. Затем снял свои шнурованные высокие ботинки и тщательно вымыл в ручье ноги, побрызгав их одеколоном из бутылочки. Надел на ноги запасные носки, улегся под одеяло, накрывшись им с головой, чтобы не беспокоили москиты. Поуперс, Логаан и Спейч перед сном провели небольшое совещание. При свете припасенной для этого случая свечи проложили по топографической карте маршрут на следующий день. Отряду необходимо было преодолеть километров шестьдесят вдоль уступов Драконовых гор, вплоть до границы с Наталем, обойдя с востока небольшой городок Гаррисмит, где наверняка расположен английский гарнизон. Пастор Вейзен долго молился, стоя на коленях возле ручья, втекающего в Каледон. Затем тщательно умылся, благословил своих друзей-соратников и лег спать, сложив руки крестом на груди. Французы тоже совершили омовение в ручье. Утомленные долгой изнурительной дорогой, Поль и Леон заснули почти мгновенно. Фанфан пристроился рядом с Жаном, но словоохотливостью в этот вечер не отличался. Они перекинулись парой фраз и Фанфан "завалился на боковую", как он выразился перед отходом ко сну. Жориса что-то долго не возвращалась. Она ушла в сторону реки, и Жан Грандье стал беспокоиться о ней. Некоторое время он еще сидел на своем одеяле, ожидая девушку, но потом все же поднялся и, мягко вступая по траве, медленно пошел в ту сторону, где скрылась Жориса. Он шел осторожно, внутренне смущенно и как-то даже робко, но беспокойство пересиливало эти чувства. Лощина, поросшая кустами и одинокими ивами, стрекотала множеством кузнечиков. На ближайшем дереве на одной пронзительной ноте гудела цикада. Воздух был прохладен и свеж. Чувствовалась близость реки и гор. В стрекотание кузнечиков вплетался размеренный шум Каледона. Жан вышел к его каменистому берегу, раздвинув кусты и спугнув при этом какую-то ночную птицу, которая, рассекая крыльями недвижный воздух, на низком полете умчалась в сторону гор. А из-за них показался полный диск луны, свет которой медленно окрасил ночную тьму в призрачный голубовато-золотистый цвет. И в этом свете на берегу реки стояла обнаженная девушка, заложив ладони рук за голову и подставив стройное тело вечерней речной прохладе и лунному свету. Жан замер, так и не опустив ветку кустарника, за которым стоял. Волна смущения ударила в голову, но он почему-то не отвел взгляда от Жорисы, хотя моральные правила должны были заставить его отступить назад. Но он смотрел, смотрел, не отрываясь, как девушка, постояв в такой позе еще несколько минут, медленно вошла в речную воду и, присев, стала плескаться возле берега, не решаясь, очевидно, заходить слишком далеко. И в самом деле, в центре реки течение было довольно сильным и наверняка холодным. Жориса купалась в реке, освещенной лунным светом, и Жан следил за ней из-за кустов стыдливо и трепетно. Но, как оказалось чуть позже, за купающееся девушкой наблюдали еще два глаза. Злобные и ядовитые. Они следил за ней из-за прибрежного камня, все больше распаляя длинное чешуйчатое тело. Тело это свернулось в клубок за камнем, а над его поверхностью поднялась тупая глянцевая голова, изо рта которой раздвоенной молнией вылетал длинный язык, а на затылке раскрылся кожаный капюшон — явный признак агрессивного раздражения черной африканской кобры. Обычно кобра не нападает первой на людей, но тут, видно, обстояло иначе. Жориса своим купанием невольно вторглась в охотничьи угодья этой страшной ядовитой змеи. Черная африканская кобра, в отличие от своей азиатской родственницы, часто селится возле водоемов и промышляет не только охотой, но и рыбалкой. И, в основном, рыбачит по ночам, хватая спящую рыбу, потерявшую в темноте подвижность. Жан заметил голову змеи совершенно случайно. Жориса уже выходила из воды к своей одежде и наклонилась за полотенцем, когда тоже заметила готовую к прыжку кобру. Девушка замерла, в ужасе глядя на пресмыкающееся. И эта неподвижность спасла ей жизнь. Если бы она вскрикнула или дернулась, кобра бросилась бы на нее, не раздумывая. А через мгновение в ночном воздухе раздались подряд два выстрела. Готовая к укусу голова змеи отскочила от шеи и плюхнулась в воду. Жориса на обессиленных ногах опустилась на полотенце. Жан спрятал револьвер в кобуру и застыл в нерешительности, не зная, как себя вести. Подходить к обнаженной девушке он не посмел, но и оставлять ее одну тоже не хотел. И тогда он окликнул ее: