Новое открытие древней Африки - Бэзил Дэвидсон

Подлинная история государства и империи Бенин была, разумеется, вовсе не «сплошной полосой самой низменной дикости». Однако в те годы, когда Бекон посетил его, это могло показаться правдой. «Кровь была повсюду... справа (там, где была резиденция царя) стояло „древо распятия“ с двумя крестами. Лица двух несчастных, пригвожденных к ним, были обращены к западу, На земле валялись черепа и кости – останки прежних жертв. На каждой большой дороге было не менее двух лобных мест...»

Европе и Азии известно, к чему могут привести алчность, страх и деспотизм не только в тех местах, где промышляли торговцы живым товаром. Аборигены Америки – мексиканские ацтеки не знали работорговли, однако над ними тяготело проклятие ритуальных убийств. И все же между описанной Беконом сценой и четырьмя столетиями заморской работорговли существовала самая непосредственная связь. Колониалистам Европы кое-где удалось внушить африканцам чувство особой вины за века рабства, но истина в том, что и те и другие в этом повинны в равной мере, ибо не африканцы были зачинщиками. Народы внутренних областей Центральной и Южной Африки, до которых не дотягивались длинные руки работорговцев, почти не знали такого опустошения. Отдельные случаи были лишь редким исключением. Средневековому Бенину никогда раньше не приходилось испытывать таких страданий.

За четыре столетия до экспедиции Бекона, когда работорговля еще только зарождалась, португальцы наблюдали совсем другую картину. Следуя к дельтам рек, их небольшие корабли водоизмещением в 50 тонн могли доходить до самого Гуато, от которого до Бенина было «девять лиг по хорошей дороге». Португальские моряки нашли этот город цветущим. Жители его были весьма искусны в плавке металлов и плотницком ремесле. По описаниям португальцев, «от ворот до ворот город имел одну лигу». Вместо стен он был «окружен широким и глубоким рвом, заполненным водой и представляющим достаточно надежную защиту».

«Я был там четыре раза, – писал Пашеку в конце XV века. – Дома в Бенине сделаны из краснозема и крыты пальмовыми листьями». Город распространял свое влияние на окрестности «на 80 лиг в длину и на 40 в ширину». Он «обычно находился в состоянии войны с соседями». Цель войны – получить рабов для домашнего хозяйства, как это было и в средневековой Европе. Но с приходом европейцев правители Бенина поняли, что для них выгоднее продавать рабов. «Мы покупаем (рабов), – писал Пашеку, – платя за каждого от 12 до 14 бронзовых браслетов или медные браслеты, которые у них ценятся еще дороже».

Несмотря на войны, которые древний Бенин вел с соперниками, в этом государстве царили мир и порядок, и, хотя документы о том времени очень кратки, эта мысль проступает в них вполне отчетливо. В 1486 году Аффонсу ди Авейру по поручению португальского короля возглавил небольшую торговую экспедицию в Бенин. Здесь он нашел свою смерть, но незадолго до гибели ему удалось отправить на родину груз перца – первого товара, который пришел в Европу с берегов Гвинеи. «Вскоре, – говорится в другом португальском отчете, – образцы его посланы были во Фландрию и другие места, и стоил он большие деньги, и его весьма ценили»

В это время царь Бенина (его называли «оба») отправил в Португалию своего посла, «ибо он желал узнать как можно больше о тех землях, откуда пришли в его страну эти странные люди». Когда же посол – «человек красноречивый и наделенный от природы мудростью» – вернулся в Бенин, он привез с собой не только подарки царю от короля Португалии, но и католических миссионеров и «облеченных королевским доверием посланцев, которым надлежало жить в его стране и скупать перец и другие товары, торговля коими составляет монопольное право короля». Таким образом, в те времена работорговле отводилась еще второстепенная роль.

О поведении «королевских уполномоченных» и миссионеров в Бенине рассказывает другой португальский источник, относящийся к 1516 году. Он не блещет красотами стиля, но сведения, которые можно из него почерпнуть, богаты и разнообразны. «Милостями, которыми осыпает нас король Бенина, – писал Дуарти Пириш, тогдашний королевский уполномоченный, – мы обязаны его любви к вашему высочеству. Он оказывает нам великие почести, и сажает нас за стол подле своего сына, и не таит от нас ни один уголок своего двора, напротив, все двери раскрыты перед нами».

Пириш отмечает, что Бенин хорошо принимал миссионеров, но их труды не приносили желаемых плодов, ибо царь все время был занят войнами с соседями. Однако по возвращении с одной из таких войн царь «отдал сына и некоторых придворных – знатнейших во всем королевстве – в науку миссионерам, дабы их обратили в христианскую веру, и он также повелел построить в Бенине церковь, и миссионеры совершили над учениками обряд крещения. Их также учат грамоте, и вашему высочеству будет приятно узнать, что они выказали прилежание в учении». Сделаем скидку на то, что доклад королю составлен в очень тактичных выражениях, но во всяком случае в нем нет тревожных ноток.

В 1554 году, когда в Бенин попал англичанин Ричард Уиндхем, он обнаружил, что царь «говорит на языке Португалии». Уиндхем закупил здесь перец, частично расплатившись имевшимся у него товаром и пообещав произвести окончательный расчет в следующий приезд, но и он не приобрел ни одного раба.

Такого рода краткие и отрывочные донесения, содержание которых редко выходило за рамки деловых заметок мореплавателей и купцов, дошли до нас с тех времен, когда европейцы стали появляться в государствах и городах, расположенных на побережье Африки от устья Сенегала на западе до устья Конго на юге. Эти материалы свидетельствуют о существовании в Африке множества племенных объединений, которые часто враждовали между собой, но и часто были связаны феодальными узами. Этим племенам была знакома обработка металлов; они исповедовали разнообразнейшие религии – от примитивного анимизма до сложных форм обожествления особы царя. Мыслящим по-европейски португальцам было нетрудно понять многие обычаи этих государств, поскольку у них имелось немало общих черт с феодальной Европой. В государствах, расположенных поблизости от устья Конго, вожди и советники, легко поддавшись уговорам европейцев, приняли христианство, а вместе с ним и дворянские титулы, так что вскоре здесь распустилось пышное соцветие графов, герцогов и маркизов, хотя африканцы в отличие от европейцев никогда не кичились ни дворянством, ни принадлежностью к «истинной вере». Большинство африканцев не утруждало себя и тонкостями местничества.

Эти народы всегда верили в единую божественную власть, определяющую конечные судьбы мира. В этом отношении католический бог не отличался от их собственного. Однако истыми христианами они не стали, и крещение оставалось для них всего лишь красивым обрядом. Обычно они придерживались иерархической системы, но у них она подчинялась законам общества, тогда как в феодальной Европе давно стала окостеневшей догмой. Это различие помогает понять, почему в Африке титулы исчезли, а миссионеры потерпели неудачу. Ни те, ни другие не могли противостоять влиянию общества, которое на первый взгляд казалось феодальным, но по существу оставалось племенным.

Разумеется, «племенное» общество – это не синоним «примитивного». Примитивные общества существовали в тогдашней Африке, так же как они кое-где существуют там и сейчас, хотя даже к ним слово «примитивное» можно применить лишь в узком смысле, имея в виду уровень материальных или технических достижений. Родо-племенной строй заселявших центральную и южную части континента негритянских народов, с которыми португальцы сталкивались в XV и XVI веках, давно уже выработал свою общественную структуру, характерную для железного века. Эти народы шли по самобытному пути эволюции, и они заслуживают названия «примитивные» не более, чем их современники в Европе. Даже если не углубляться в дебри доказательств, это становится ясным хотя бы при изучении раннего искусства Ифе и Бенина.

Бенин

Бенинская экспедиция 1897 года вернулась в Англию с удивительными трофеями. Бекон, который писал о крови и жертвоприношениях, рассказал также о найденных им «нескольких сотнях бронзовых дощечек почти в египетском стиле, но поистине великолепной выделки» и об «удивительных резных предметах из слоновой кости». Находки Бекона привели европейцев в восторг. От места, где царил «дикий хаос», повеяло невыразимым покоем и безмятежностью.

Десятью годами позже немецкий африканист Лео Фробениус обнаружил в Бенине еще больше произведений искусства. По его словам, они сохранились там как наследие «исчезнувшего континента Атлантиды». Другие европейские ученые высказали предположение, что эти изделия относятся к периоду классической Греции или, возможно, вышли из рук какого-нибудь одиночки европейца, который некогда попал в Бенин и, будучи гением, один создал все эти «неафриканские» шедевры. Кое-кто утверждал, что эти сокровища – явное порождение европейского Ренессанса. Этих еще можно извинить: они были ослеплены поразительным мастерством изображения. Некоторые, не мудрствуя лукаво, простодушно объясняли все португальским влиянием.