Доминатор - Эндрю Йорк

— А где?

— Пройдите вдоль оврага, мистер Уайльд.

Он спустился по плавному скалистому склону в ложбину, где черная земля мягко пружинила под ногами. Его взору открылась группа пальм и яма в земле. Уайльд не жалел, что было темно: сейчас было ясно только то, что это вода, а какого она цвета — зеленого или бурого — станет известно только утром.

Он упал ничком, погрузив в воду голову и шею, а потом принялся пить; Волосы на голове, казалось, вставали дыбом и снова опадали с каждым глотком. Не было ли у него солнечного удара: — вчуже спросил себя Уайльд. Подошла Серена с канистрами, встала на колени около, наполнила сосуды, а потом напилась сама.

— Пойдемте!

Он последовал за нею и оказался перед палаткой, разбитой в овраге. Привязаны в пятидесяти футах от палатки верблюды глазели на опрометчиво вылезший из земли кустарник.

— Это единственный оазис на изрядном расстоянии, мистер Уайльд, так что мы не будем разжигать огонь. Снаружи никто не сможет увидеть нас здесь, на дне оврага. — Она разделась, отлила немного воды из канистры в тыкву, и тщательно, не пролив ни капли воды, вымыла свое тело от пупка до колен. — Теперь я понравлюсь вам, — уверенно сказала она. — А если вы подойдете, я вымою и вас.

— Будьте моим гостем, — пробормотал Уайльд, становясь перед девушкой. — А тебе не кажется, что проще было бы окунуться в источник?

— Вода для питья, мистер Уайльд, а не для того, чтобы тратить ее попусту. Вы знаете, что у вас растет борода, и она седая? Когда она станет длиннее, вы будете казаться совсем старым. — Она погладила щетину. — Она уже становится мягкой. Разве вам неприятно?

— Изумительно, дорогая. Тем не менее, должен сообщить тебе, что мы, европейцы, люди с причудами. Можно мне почудачить?

— Я подчиняюсь любому вашему желанию, мистер Уайльд.

— Тогда закрой глаза. — Он налил в тыкву еще немного воды и смыл пыль с ее лица, шеи и ушей. Потом он вымыл грудь, так как не мог выгнать из памяти гроздья мух, свисавшие с этих нежных сосков.

Серена улыбнулась.

— Инга говорила мне, что ее соотечественники больше всего любят ласкать женскую грудь. Разве это не странно, мистер Уайльд? Я же не могу дать вам молока.

— Живешь в надежде, умираешь в отчаянии.

— Не понимаю, что вы хотите сказать. Я вообще не понимаю вас. — Она влезла в палатку и развернула одно из одеял. — Ложитесь сюда.

Уайльд повиновался. Она опустилась на колени рядом и опять погладила его лицо. Ее руки скользнули по его груди, легонько щипнула волосы, пощекотали соски, пробежались по складкам вокруг лобка.

— Вы не желаете обладать мной, мистер Уайльд?

— Это подходящая мысль для дождливой ночи.

— Но вы не хотите даже прикоснуться ко мне.

Он положил руки под голову.

— Сейчас ты старательно трудишься за нас обоих.

Серена нахмурившись глядела на него.

— Вы боитесь, что как только прикоснетесь ко мне, то захотите остаться со мной? И мечтаете найти женщину, с которой могли бы остаться, да, мистер Уайльд? Вы очень одиноки. Я прочла это в ваших глазах. Я видела это даже, когда вы смотрели на богатую американку. Она не красива, но она женщина, и, несмотря на все ее богатства — одинокая женщина. Вы знали это, и в ваших глазах был голод. Не жадный, а тоскливый. И все же вы красивый человек, и сильный, и умеете убивать. Вы такой мужчина, которым была бы горда любая женщина. Почему у вас нет женщины, вашей собственной?

— Это длинная история.

— Женщина когда-то была, — глубокомысленно сказала Серена. — Да. Вы уже немолодой человек. Но в молодости у вас была женщина. Должна была быть. Она променяла вас на другого мужчину.

— Она не успела.

— Значит, она умерла? Увы! А отчего она умерла, мистер Уайльд?

— Я убил ее.

Серена сложила губы буквой «О», что показалось Уайльду очень привлекательным, и на мгновение ее ласки прекратились.

— Я убил ее, потому что она собиралась убить меня. Именно за этим она в первый раз пришла ко мне.

— Значит, она заслужила смерть, мистер Уайльд. — Серена легла на него, прижавшись к груди и крепко сжав его тело бедрами. — Мы весь день ехали на юг. Но завтра, если хотите, мы можем отправиться на юго-восток, к Mao.

— Только не говори мне, что ты замешана еще и в этом!

— Mao это не китайский вождь, а город в Чаде, мистер Уайльд. Там вы можете найти транспорт до Форт-Лами и вернуться в Англию.

— Звучит так, словно ты хочешь предложить мне выбор.

Она поцеловала его приоткрытый рот, притронувшись длинным острым языком к каждому зубу, потерлась о него всем телом, все сильнее и сильнее напрягая бедра, державшие его в плену. Руки Уайльда обхватили ее плечи и скользнули ниже, на ягодицы. Ее кожа была похожа на бархат. И он так долго хотел ее. Все время, возможно даже не отдавая себе в этом отчета. Но обладание могло наступить лишь когда она была бы готова к этому.

— Очень стыдно, — сказал он, когда к нему вернулось дыхание, — но ты только что напомнила мне о том, что я не так уж молод.

Она рассмеялась, соскользнула с его тела, набрала в горсть воды и снова протерла свой живот.

— Нет, мистер Уайльд, вы вовсе не старик. Скоро к вам опять вернутся силы. Я позабочусь об этом. И тогда я тоже буду готова. Я готова и сейчас, но предпочитаю подождать. Удовольствие только усиливается от ожидания. Тот, кто вас на самом деле любит, может ждать всю жизнь.

— Я читал «Кама сутру». Мы, европейцы, всегда испытывали склонность к более упорядоченной жизни. Знаешь, нечто такое, что вы представляете себе как непрерывную череду банкетов.

— Вы англичане, слишком беспокоитесь из-за времени.

— Ты встречала не так уж много современных англичан, милая. Их точка зрения очень близка к вашей. А теперь расскажи мне, что будет завтра.

— Второй из наших маршрутов направлен точно на юг, мистер Уайльд. На этом пути между нами и озером Чад нет никаких препятствий.

— И что дальше?

— Обширное водное пространство, которое нужно будет пересечь, чтобы добраться до Центра Вселенной — он в самой середине озера. Чтобы по озеру можно было плыть, понадобятся дожди, но они запаздывают. Я буду вашим проводником.

— А потом?

— В Центре Вселенной, мистер Уайльд, нет никакого оружия. У нас есть винтовки. На этот раз им будет не так легко привязать нас к кресту.

— А Инга?

— Инга приговорила нас к мучительной смерти в пустыне. Она заслужила смерть.

— Не стану возражать.

— Инга любила вас. Но она любила и меня. Рядом с ней я кажусь себе ребенком. Когда я одна. Рядом с вами это будет не так. Но вы не хотите убивать ее.

— Я начинаю сомневаться, что могу это сделать.

— Вдвоем мы сильнее ее, мистер Уайльд, потому что можем поддерживать друг друга. Помните, вы рассказали мне легенду о короле и султане. Вы король, а я султан. Вместе мы можем справиться и с железом, и с шелком, разве не так? А можем и с тем и с другим. Нужно только захотеть Она сидела молча, неподвижно, в той же самой привычной позе, которую принимала каждый день под палящим солнцем пустыни, и ожидала, когда он присоединится к клятве мести. А Уайльд лежал неподвижно, и думал. Откуда эти колебания, пусть даже мимолетные? Ведь он прибыл в Африку, чтобы устранить Ингу Либерстайн. И теперь, когда она перехитрила и оскорбила его, использовала и выбросила, оставив умирать в пустыне, перед этим высокомерно пообещав ему жизнь, убийство Инги не должно было представлять для него какой-либо моральной проблемы. Ведь и до того, как Серена заговорила о своей цели, он инстинктивно стремился на юг. И знал, что девушка сдержит свое слово и приведет его в Центр Вселенной, сколько бы времени для этого не потребовалось. Потому единственным препятствием для него оставался Внутренний круг Последователей Бога.

Он никогда не считал себя очень храбрым человеком. Ему пришлось в течение очень долгого времени жить под непрерывной угрозой внезапной смерти, а ведь каждый человек может быть достаточно смелым, если доверяет себе и своему оружию; все военное обучение основано на этом простом принципе. Доверие к себе опиралось у Уайльда на опыт, смертельную мощь правой руки, обаяние, которым он умел хорошо владеть, способность молниеносно обдумывать ситуацию и находить оптимальное решение в случае необходимости. Поэтому, когда ему в прошлом приходилось чувствовать опасение, это было, скорее, возбуждение пилота, который временно потерял контроль над машиной, и знает, что совсем рядом витает смерть, угрожающая ему самому и пассажирам за его спиной, но помнит и о том, что обладает всеми навыками, необходимыми, чтобы подчинить себе ситуацию, если только это вообще возможно.

Последователи Бога пребывали вне его жизненного опыта. Он подумал, что видение круга молчаливых фигур, облаченных в белые накидки, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Он выглянул из палатки, туда, где были сложены винтовки. Наверняка Серена стреляла не хуже, чем он сам, и у них было больше пятидесяти патронов… Но открыть стрельбу по пятидесяти невооруженным пацифистам …. Сэр Джеральд назвал бы его дураком за эти мысли. Как и Фелисити Харт.