Города-государства Древней Руси - Игорь Фроянов

Достойно внимания и другое событие, предшествующее появлению Ростиславичей у стен Владимира. Выступив против Давыда, князья «придоста ко Всеволожю… Онема же ставшима около Всеволожа, и взяста копьем град и зажгоста огнем, и бегоша людье огня. И повеле Василко исечи вся, и створи мщенье на людех неповинных, пролья кровь неповинну»{80}. Столь суровая расправа с горожанами свидетельствует, во-первых, о связи Всеволожа с Владимиром как пригорода с главным городом и об ответственности всеволожан за политику владимирского князя, во-вторых. Казалось, этому противоречит реплика летописца о наказании Васильком невинных людей. Но ее надо понимать так, что население Всеволожа было непричастно к ослеплению теребовльского князя, т. е. к преступлению как таковому{81}. В желании же Давыда завладеть Теребовлем всеволожане вместе с остальными людьми владимирской волости являлись отнюдь не посторонними зрителями. Иначе совершенно непонятна жестокость Василька в отношении обитателей Всеволожа. Поступок теребовльского князя становится осмысленным, если учесть, что Давыд, покушаясь на волость Василька, действовал с одобрения жителей Владимира и находящихся в единении с ним пригородов{82}. За враждой князей просматривается вражда волостных общин. В данном случае позиция владимирской общины являлась наступательной, а теребовльской — оборонительной: первая, хотела восстановить былую власть, а вторая — отстоять приобретенную в длительной борьбе самостоятельность. Отделение Перемышля и Теребовля от Владимира зашло настолько далеко, что между ними легли уже границы — межи, по летописной лексике. «Довлееть нама на межи своей стати», — заявили Володарь и Василько, одолев Святополка{83}. Взгляд на Теребовль как независимую от Владимира волость выразил Василько. Когда ему Давыд обещал дать «любо Всеволожь, любо Шеполь, любо Перемиль», он ответил: «Сему ми дивно, дает ми город свой, а мой Теребовль, моя власть и ныне и пождавше»{84}. Всеволож, Шеполь, Перемиль — пригороды Владимира и потому «свои» для Давыда, сидевшего на владимирском столе. Иное дело — Теребовль, представляющий, по убеждению Василька, отдельную от Владимира волость.

Предлагаемая нами интерпретация летописных известий выявляет сложный характер политических коллизий, наблюдаемых в конце XI в. в Юго-Западной Руси. В борьбу Киева за власть над здешними городами вклинивается борьба Владимира за первенство среди остальных местных волостных центров, причем для достижения намеченных целей киевская община прибегает к помощи владимирской, а владимирская — к помощи киевской. Но при всех условиях главенство Киева очевидно. Киевский князь Святополк распоряжается владимирским столом, сажая на него сына своего Мстислава. Однажды во Владимире правил даже киевский посадник по имени Василь{85}. Изнемогающие в осаде владимирцы, опасаясь «пагубы» от Святополка, стараются сохранить ему верность: «Да аще ся вдамы, Святополк погубит ны вся»{86}. Эти факты говорят о зависимости Владимира от киевских князей, в конечном счете — от киевской общины. Что касается городов будущей Галицкой земли, в частности Перемышля и Теребовля, то их подвластность Киеву на рубеже XI–XII столетий заметно ослабла, если не прекратилась вовсе. В Киеве, однако же, еще не осознали изменившейся исторической обстановки и по-прежнему претендовали на господство в этих городах. Традиционное представление киевских правителей о подчиненности Юго-Западной Руси Киеву — вот причина упоминания на княжеском съезде 1097 г. в Любече Владимира, Перемышля и Теребовля среди городов «Русской земли».

Любечский съезд и последовавшие за ним события показывают, что деятельность князей направлялась в значительной мере общинами волостных городов, где они княжили. Недаром в описании съезда в Любече присутствует, если можно так выразиться, земский фон. Придя к соглашению, князья возгласили: «Да аще кто отселе на кого будеть, то на того будем вси, и крест честный… Да будеть на нь хрест честный и вся земля Руськая»{87}. Упоминание в княжеской клятве «Русской земли» исполнено глубокого смысла: земские силы, как и коллективная воля князей, объявлены источником гарантий договоренностей в Любече. Вот почему мы не можем признать убедительными рассуждения о том, что соглашение князей на Любечском съезде «было основано не на реальных интересах отдельных земель», что «князья, глядя на Русь как бы с птичьего полета, делили ее на куски, сообразуясь со случайными границами, владений сыновей Ярослава»{88}. Владения Ярославичей складывались не в рамках случайных границ, а в пределах формирующихся волостных территорий, образование которых явилось результатом внутреннего развития славянских общественных союзов, разбросанных по Восточной Европе. В конце XI в. Юго-Западная Русь переживала период оживленного роста волостей. Среди них мы уже неоднократно называли Владимирскую землю, которая, как и соседние с нею волости, имела; свои границы-межи. Характер ее политической организации раскрывается в вечевой практике.

О вече во Владимире читаем в летописи под тем же «многомятежным» 1097 годом. Злодейское ослепление Василька, совершенное с ведома киевской и владимирской общин, привело, как мы видели, к ожесточенной борьбе в Юго-Западной Руси. Когда Ростиславичи, движимые жаждой мести, осадили Владимир, они обратились непосредственно к владимирцам с требованием выдачи известным нам уже Туряка, Лазаря и Василя. Заметим, кстати, что в этот момент в городе находился князь Давыд, но Володарь и Василько ведут переговоры не с ним, а с горожанами. И это — в высшей степени примечательно. Владимирцы собирают вече, где Давыду было сказано: «Выдай мужи сия, не бьемся за сих, а за тя битися можем. Аще ли, — то отворим врата граду, а сам промышляй о собе». Давыд отвечал: «Нету их зде». В конце концов «мужей» нашли. Василь и Лазарь были выданы Ростиславичам, а Туряк бежал в Киев, продемонстрировав тем самым связь между владимирской и киевской общинами в кровавом заговоре против Василька{89}. Превосходный комментарий к летописному рассказу о вече во Владимире дал В. И. Сергеевич: «Здесь каждое слово знаменательно. Осаждающие вступают в переговоры не с князем, а с народом, хотя князь в городе. Народ сам собирается на вече и обращается к своему князю с требованием выдать виновных под угрозой, в случае отказа, перейти на сторону Василька. Давыд не говорит, что всё это незаконные действия… а указывает только на невозможность исполнить волю народа потому, что требуемые люди не находятся в городе. Князь называет и города, где скрылись виновники раздора. Двое из них были в Турийске, городе подвластном Давыду. Народ настоятельно повторяет требование выдачи, и князь подчиняется»{90}.

Несколько позже владимирцы снова устраивают вече. Город в этот момент оказался без князя, ибо Мстислав, сын Святополка киевского, погиб, пораженный «под пазуху стрелою». И вот на вече решаются вопросы по обороне города, от его имени направляется к Святополку посольство, призывающее оказать помощь осажденному Владимиру{91}.

Владимирское вече предстает на страницах летописи как сложившийся и устоявшийся политичесский институт, как основной элемент социально-политической структуры Владимирской волости-земли. Перед нами, собственно, народное собрание, стоящее над князем и являющееся, следовательно, верховным органом власти. По своей социальной природе владимирское вече ничем не отличалось от вечевых собраний других древнерусских волостей{92}.

События, последовавшие за злодейским ослеплением Василька, интересны не только тем, что рисуют конституированную и суверенную городскую общину главного города земли — Владимира. Они любопытны еще и потому, что показывают Владимир в соединении с пригородами — зависимыми от главного города поселениями с прилегающей к ним сельской округой. Всеволож, Шеполь, Перемиль, Турийск, Сутейск, Бужеск, Выгошев, Червень — все это пригороды, признающие власть главного города, составляющие с ним органическое единство. Зависимость пригородов от главного города устанавливалась по разным линиям: политической, административной, военной. Трагедия всеволожан, истребленных Васильком, — яркий пример ответственности населения пригородов за дела главного города и его князя. По желанию владимирского князя и при согласии общины главного города любой из пригодоров мог быть передан в управление какому-нибудь князю или боярину. Вспомним, что Давыд на правах владимирского князя предлагал Васильку на выбор «любо Всеволож, любо Шеполь, любо Перемиль». Он также дал Луцк Святославу, прозванному Святошей. При Святоше находились мужи Давыда, которые вместе с князем-посадником правили в Луцке{93}. Святоша взял на себя какие-то. союзнические обязательства по отношению к Давыду. Во всяком случае, «заходил бо бе роте Святоша к Давыдови: Аще поидеть на тя Святополк, то повемь ти»{94}. Пригороды поставляли воинов главному городу. Князь Мстислав, теснимый Давыдом, укрылся во Владимире и «затворися в граде с засадою, иже беша у него берестьяне, пиняне, выгошевци»{95}.