Римская история в лицах - Лев Остерман

А между тем Ганнибал уже переваливал через Пиренеи. Войско его было довольно внушительным — по данным Полибия, около 50 тысяч пехотинцев, 9 тысяч конницы и 47 слонов. А главное — это были отборные воины, закаленные многолетней войной в Испании. До Италии из них дойдет только треть, но там Ганнибала ожидают недавно усмиренные римлянами кельты (от них в Испанию были послы), а также покоренные Римом народы собственно Италии, которые, как он надеется, тоже поднимутся против римлян.

Когда Сципион высадился в Массилии, Ганнибал уже успел, преодолев сопротивление местных галлов, перейти Рону выше по течению и двигался по направлению к прибрежным Альпам. Консул понял, что не сможет его догнать, и потому отправив большую часть армии во главе со своим братом Гнеем в Испанию, отплыл обратно. Высадившись в Пизе, он повел свое небольшое войско к верховьям Пада (нынешняя По) в расчете встретить армию Ганнибала измученной, сразу после перехода ее через Альпы.

Пять месяцев шел Ганнибал от Нового Карфагена до Альп и еще шестнадцать дней, осенью, через заснеженные альпийские перевалы. С обледенелых круч срывались люди и кони, он потерял почти всех слонов. Приходилось постоянно обороняться от наскоков горцев. В долину Пада вышли всего 20 тысяч пехотинцев и менее 6 тысяч конников.

На левом берегу реки два войска становятся лагерем друг против друга. Впервые после нашествия Пирра римляне на земле Италии должны обороняться от иноземного врага. А тому некуда отступать — позади Альпы. Накануне сражения оба полководца обращаются к своим солдатам. Послушаем же фрагменты из их речей в пересказе Тита Ливия:

«...Да, — как это ни горько, — говорит Сципион, — но вам предстоит ныне битва не за славу только, но и за существование отечества. Вы будете сражаться не ради обладания Сицилией и Сардинией, как некогда, но за Италию. Нет за нами другого войска, которое могло бы, в случае нашего поражения, преградить путь неприятелю, нет других Альп, которые могли бы задержать его и дать нам время набрать новые войска. Здесь мы должны защищаться с такой стойкостью, как будто сражаемся под стенами Рима. Пусть каждый из вас представит себе, что он обороняет не только себя, но и жену, и малолетних детей; пусть, не ограничиваясь этой домашнею тревогой, постоянно напоминает себе, что взоры римского сената и народа обращены на нас, что от нашей силы и доблести будет зависеть судьба города Рима и римской державы». (Тит Ливий. История Рима. Т. 2, XXI, 41)

Быть может, в тот же час молодой карфагенский полководец говорит своим ветеранам:

«У кого есть убежище, кто в случае бегства может рассчитывать на спасение в родной земле, по безопасным и мирным дорогам, тому позволяется быть робким и малодушным. Вы же должны быть храбры; в вашем отчаянном положении всякий другой исход, кроме победы и смерти, для вас отрезан. Старайтесь поэтому победить; если же счастье станет колебаться, то предпочтите смерть воинов смерти беглецов. Если вы твердо запечатлели в своих сердцах мои слова, если вы исполнены решимости следовать им, то повторяю: победа — ваша; бессмертные боги не дали человеку более сильного и победоносного оружия, чем презрение к жизни». (Там же)

Однако решительного сражения не происходит. Во время стычки передовых отрядов, производивших рекогносцировку, Сципион опасно ранен. От гибели или плена его спасает 17-летний сын, дерзкой контратакой своего эскадрона прикрывший консула. Этому юноше суждено стать самым знаменитым полководцем Республики, но до этого еще довольно далеко. Поняв, что соотношение сил не в его пользу Сципион решает отойти за Пад, в холмистую местность, где Ганнибал не сможет использовать свою сильную нумидийскую конницу. Там он будет ждать прибытия с войском второго консула, которого сенат уже отозвал из Сицилии. К тому же Сципион понимает, что находящиеся под его командой две тысячи кельтов ненадежны. И действительно, едва римляне начинают снимать лагерь, кельты нападают на ближайших к ним солдат, многих убивают и уходят к Ганнибалу. Карфагенянин отправляет их по домам — весть о вероломном поступке соплеменников вынудит кельтов поторопиться с обещанной помощью. Наступает пауза. Ганнибал ожидает восстания кельтов и дает отдохнуть войску. Сципион ожидает прибытия Семпрония Лонга — тот из Сицилии плывет морем.

Наконец подкрепление к римлянам прибывает, сражение происходит. Ганнибал его выигрывает. Остатки римского войска укрываются в крепости Плаценция. Наступает зима. На севере Италии она довольно холодная. Ганнибал пытается двинуться на юг через Апеннины, но морозы и снежная буря заставляют его отказаться от этого намерения.

Тем временем в Риме происходит очередная смена консулов. Один из них, Гай Фламиний, получает по жребию легионы, зимующие в Плаценции. Он враждует с сенатом, пользуется популярностью у народа и очень самоуверен, о чем становится известно Ганнибалу. Нам следует с пониманием и подобающим уважением отметить, что выдающийся карфагенский полководец был — с современной точки зрения — вполне искушенным политиком. Он неустанно заботился о засылке шпионов в стан врага, весьма в этом преуспел и тактику своих военных операций вырабатывал с учетом личных качеств противостоящих ему римских военачальников.

С наступление весны римское войско уходит по хорошей дороге на юго-восток до самого побережья. Оттуда Фламиний ведет его горными тропами через Апеннины на запад в Этрурию. В то же время Ганнибал, отказавшись от преследования римлян, направляется через труднопроходимые болота прямо на юг. Его солдаты идут четыре дня и три ночи по воде. Их косят инфекционные заболевания. Отдыхают на трупах павших лошадей. Сам Ганнибал лишается глаза.

В Этрурию Ганнибал приходит одновременно с Фламинием. Затем он обходит его лагерь, как бы давая понять, что консул не посмеет двигаться за ним, и направляется к Риму Не дожидаясь подхода армии второго консула, самолюбивый Фламиний пускается преследовать Ганнибала. Тот именно на это и рассчитывал. У берегов Тразименского озера, в предгорье Апеннин, он успевает приготовить своему преследователю ловушку.

Я уже упоминал, что не намерен злоупотреблять представлением батальных сцен, но это роковое для римлян сражение описано Титом Ливием так ярко, что грех не воспроизвести его здесь, хотя бы в значительно сокращенном виде.

«Фламиний, — рассказывает Ливий, — подошел к озеру еще накануне, на закате солнца; на следующий день, едва рассвело, без предварительной разведки, он прошел через теснину, и лишь когда войско стало разворачиваться на равнине, увидел перед собой врага, стоявшего напротив; засаду с тыла и сверху он не заметил. Пуниец (так римские авторы называли Ганнибала. — Л.О.) добился своего — римляне, стесненные горами и озером, были окружены вражеским войском. Ганнибал подал сигнал: напасть всему войску. Солдаты сбежали вниз, как кому было ближе; для римлян это оказалось неожиданностью, тем более что туман, поднявшийся с озера, был на равнине густ, а на горах редок, и неприятельские воины, хорошо различая друг друга, сбежали со всех холмов разом. Римляне, еще не видя, что они окружены, поняли это по крикам. Бой начался с разных сторон раньше, чем солдаты успели как следует построиться, вооружиться и выхватить мечи... густой туман заставлял полагаться больше на слух, чем на зрение. Люди оборачивались на стоны раненых, на крики схватившихся врукопашную, на смешанный гул голосов, грозных и испуганных. Одни, убегая, наталкивались на сражающихся и присоединялись к ним; других, возвращавшихся на поле боя, увлекала за собой толпа бегущих. А бежать было некуда: справа и слева горы и озеро, спереди и сзади вражеский строй — вся надежда на себя и на свой меч. Каждый стал себе вождем и советчиком... Почти три часа дрались — и повсюду жестоко, но особенно вокруг консула. С ним были лучшие воины, и он бесстрашно устремлялся туда, где его солдатам приходилось туго. Его замечали по оружию: неприятель старался изо всех сил его захватить, а сограждане — уберечь...» (Тит Ливий. История Рима. Т. 2, XXII, 4-6)

Думаю, что подвиги консула, согласно римской традиции, несколько приукрашены, но, если это и так, мы можем простить историка — Фламиний погибает в бою. Тит Ливий продолжает:

«...И тут началось почти повальное бегство: ни озеро, ни горы не были препятствием для потерявших от страха голову; люди, словно ослепнув, неслись по крутизнам и обрывам и стремглав скатывались вниз друг на друга вместе с оружием... некоторых безрассудный страх мог толкнуть искать спасения вплавь; решение безнадежное: плыть надо было долго, люди падали духом, их поглощала пучина, или, истомившись, они с трудом возвращались на отмели, где их избивала вражеская конница, вошедшая в воду. Почти шесть тысяч человек из передового отряда римлян храбро прорвались через вражеский строй, вышли из ущелья и, ничего не зная о том, что происходит у них в тылу, задержались на холме; они слышали только крики и звон оружия, туман мешал им понять или догадаться, чем кончилось сражение. Наконец, горячее солнце разогнало туман, и средь бела дня горы и равнины явили взору проигранное сражение и бездыханных воинов. Захватив знамена, римляне кинулись бежать, стремясь ускользнуть от конницы.» (Там же, 6)