’НЕЙРОС’. Часть третья ’Черные слезы’ - Павел Сергеевич Иевлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бац! — готов. Ищу следующего. Бородатый толстяк в синем мотоциклетном комбезе вскидывает на плечо трубу РПГ, успевает прицелиться, но я попадаю ему в плечо — дистанция великовата, да и стрелок я средний, — и он нажимает на спуск, направив оружие не туда, куда собирался. Вместо группы бойцов Горфронта гранату получает клановый грузовик, который подпрыгивает, рушится обратно и освещается ярким магниевым сиянием полыхнувших аккумуляторов.
Следующая цель… Следующая…
Горфронтовцы воюют препохабно — не маневрируют, не выбирают закрытых позиций, не используют преимущества местности. Зато не мажут и не боятся, это отчасти уравновешивает. Бронированых-имплантированных клановых немного, я стараюсь вышибать их первыми, благо они тоже изображают неподвижные стрелковые точки. Кто бы ни управлял юнитами с обеих сторон, он не имеет понятия о городском бое. Думаю, команды имеют вид «Стой тут, стреляй туда». Стоят, стреляют. Пока наша пуля не прилетит в башку. Сверху они как на ладони.
Обычные клановые тоже вояки никакие, видно, что общевойскового опыта у них нет, но присутствует чувство самосохранения, подсказывающее: «Двигайся, укрывайся, не будь мишенью». Мечутся довольно бестолково, перекрывая друг другу сектора огня. Думаю, немалый процент потерь составит «фрэндли фаер», но попасть в них тяжелее. Хорошо, что большинство вооружены дробовиками; плохо, что вблизи это «плохо» превращается в «хорошо». Никто не мешает им сократить дистанцию, подбежать к бронированному горфронтовцу и снести ему башку картечью в упор. Управляемые дистанционно бойцы даже не думают сменить цель и завалить бегущего к ним врага — так и стреляют вдаль, по назначенным операторам мишеням.
И всё же, хотя в начале боя я бы уверенно поставил на клановых, военная фортуна переменчива. Горфронтовцев локально больше — кланы не успели загнать все силы на Средку, на съездах образовались пробки, и не в последнюю очередь потому, что вновь прибывающие бойцы решают, что ничего в этой мясорубке не забыли. Они пытаются развернуться и свалить, а когда понимают, что развернуться негде, то бросают машины и валят пешком, окончательно блокируя развязки. Видимо, наиболее мотивированные части, включая перевооружённых, бронированных и имплантированных бойцов, оказались впереди, а эти ехали за лёгкой прогулкой — добить и пограбить.
Я мучительно сожалею об отсутствии парочки штурмовых вертолётов — вот бы сейчас врезать ракетами по этой свалке! Увы, леталка, с которой наблюдает весь этот бардак Лендик, совершенно безоружна.
Ситуация начинает постепенно меняться в пользу города — не в последнюю очередь из-за нас. Мы стреляем немного, но мы стреляем куда надо — выбиваем командиров, бронированных бойцов, пулемётчиков, взводных операторов, которые являются узлами распределённой сети управления. Это дезорганизует и демотивирует остальных. Как только кто-то из клановых пытается объединить сородичей в подобие организованного отряда, мы его выцеливаем и выносим, добавляя в происходящее хаоса.
«Нам сверху видно всё, ты так и знай», — напеваю я привязавшуюся песенку, выбирая очередного спонтанного «активиста» или управляемого через сеть бронестрелка. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что мы так и просидим весь бой, как в тире. А уж ребята увлеклись настолько, что вообще не прячутся, почти невидимые на фоне сияющей над нами манды. Стреляют зло и азартно, сеют хаос и смерть. В отличие от тех, кто воюет с чипом в башке, они уже никогда не станут прежними. Война всё меняет. «Пуля многое меняет в голове, даже если попадает в жопу», — так, или примерно так, говорил Аль Капоне. Но пуля многое меняет в голове, даже если эта пуля твоя, а голова чужая. Опыт прекращения чужой жизни движением пальца забыть невозможно, и человек, убивший другого, отличается от себя прежнего.
— Уходите оттуда! Бегом! — кричит в наушнике Дмитрий, а я позорно торможу.
Иногда боевой опыт мешает — я просто не настроен на подчинение его командам. Рявкни мне такое Слон, вопрос: «А в чём, собственно, дело?» ― я обдумывал бы уже на бегу. А Дмитрия переспросил: «Какого чёрта?»
— На вас выдано целеуказание! Всем! Вообще всем! Валите!
— Все назад! — заорал я на своих. — Быстро!
Но если я сам тормознул, что говорить о ребятах, которые увлеклись и полны азарта.
Первую секунду они меня просто не слышат. У них звенит в ушах от собственной стрельбы. Они утонули в прицелах. Они не получали приказов с момента начала боя и не ждут их. У них нет рефлекса «Сначала реагируй, потом думай».
Вторую секунду они вроде бы понимают, что что-то слышали, и это, может быть, заслуживает внимания. «Вот сейчас, всажу пулю ещё в этого, и переспрошу…» — неосознаваемо проносится в их головах. В эту секунду я уже вижу, что огонь внизу частично стихает, потому что все, у кого в башке чип, получили на него указание приоритетной цели. Они разворачиваются и поднимают стволы, ловя целевой системой тактических очков нашу «площадку под мандой». Я стою между Лиранией и Шоней, поэтому хватаю их за плечи — левой рукой Лирку, правой рыжую, — и изо всех сил дёргаю назад. С такой силой, что Лирания летит кубарем, и даже тяжёлая в броне Шоня делает непроизвольный шаг, отступая от ограждения.
Третья секунда начинается с: «Была какая-то команда? Или послышалось?» — головы начинают поворачиваться ко мне, истошно орущему: «Назад, блядь! Все назад! От края!» ― но тела всё ещё сориентированы на стрельбу вниз. До понимания, что мы больше не стрелки, а мишени, секунды две, но их у нас нет.
Лучшая реакция у Тохи, сказывается опыт рукопашки, и, когда ограждение взрывается пылью и осколками бетона, она уже катится к центру платформы.
У Зоника, повернувшего ко мне удивлённое лицо, оно вдруг превращается в фонтан крови и костей — угол стрельбы снизу такой, что тяжёлая пуля влетает под кромку шлема и превращает его содержимое в смузи.
Кери отлетает на полметра и валится на спину.
Дженадин просто медленно сползает, где стояла. Я, немыслимым усилием, чуть не порвавшись в нескольких местах, успеваю дёрнуть её за ремень винтовки, не дав повиснуть на ограждении. Она оказывается внутри периметра, но я не могу понять, что с ней. Жива? Ранена? Контужена? Проклятая броня — я не могу её снять без командирского планшета и не могу сообразить, где планшет.
Когда
