Карты великого мага - Ольга Тарасевич

Он так убедительно твердил это: «кобра», «все кончено», «наш брак давно исчерпал себя». А я так сильно полюбила его, что решила: «Поверю ему. Людям надо верить. Пока у меня не было оснований сомневаться в его искренности».

Меня стало уносить волной страсти – и я решила не спасаться, мне просто хотелось утонуть в Андрее, раствориться в нем, быть с ним рядом.

Я никогда не занималась сексом на первом свидании.

Вообще, для меня физическая близость – это очень важный и ответственный шаг. У меня было не много партнеров – и мне мечталось, чтобы каждый из них стал единственным и последним, и я очень сожалела, когда по разным причинам наши отношения не складывались.

Рядом с Андреем я просто не узнавала себя.

Я была сама на себя не похожа.

Я чувствовала, что хочу флиртовать, хочу соблазнять. Хочу быть порочной и распущенной, хочу… Да просто дико, безумно хочу этого мужчину, вот и все.

Я положила ладонь ему на бедро, потом поцеловала его в губы. Опешив от моей настойчивости, он вопросительно посмотрел мне в глаза.

– Ты что, хочешь… этого, да?

В ответ я кивнула.

Быстро расплатившись, мы, как школьники, сбегающие с урока, помчались в его красную «Мазду».

Наверное, если бы мы находились не в центре Москвы, а в более уединенном месте – все случилось бы прямо в машине.

Наши тела притягивало друг к другу, как магнитом. Но стекла в машине Андрея были нетонированными, мы застряли в пробке. И, наплевав на любопытные взгляды, отчаянно целовались, изнемогая от желания.

Я не очень хорошо помню, как мы добрались до его дома. Помню только, как, поднимаясь в спальню, мы стаскивали друг с друга одежду и путались в ней; а потом Андрей, споткнувшись, чуть не грохнулся и расхохотался.

Когда он только коснулся моего обнаженного тела, я сразу поняла: это тот мужчина, который в постели делает для женщины все. Он уклонился от моих ласк, прошептал: «Ты сладкая», – и стал целовать так возбуждающе-нежно, что я совершенно потеряла голову.

Андрей оказался очень сильным и умелым любовником. Он снова и снова доводил меня до оргазма. Я даже не подозревала, что мое тело способно изгибаться в такой камасутре и испытывать невероятно яркие ощущения! Когда Андрей понял, что я совсем обессилела, он быстро кончил, мы сходили в душ, а потом долго лежали обнявшись.

Украдкой я осмотрела его ванную и спальню. Никаких семейных фотографий, расчесок, заколок, парфюма – всей той милой, гламурной ерунды, без которой невозможно существование девушек.

«С женой он действительно давно не живет, – решила я, целуя красивый, немного полный живот Андрея. – Они расстались, она забрала свои вещи. И непохоже, чтобы другие женщины тут бывали. Даже если бы иногда у него ночевала любовница, она обязательно бы притащила в ванную крем для лица, средство для снятия макияжа…»

И я ошиблась.

Все правильно у Экзюпери: зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь.

Я очень хотела, чтобы Андрей был рядом, я влюбилась в него так сильно, как только могла, наплевав на боль, которую он мне мог причинить; я полезла на гору этих отношений без страховки. И одновременно в глубине души я совершенно четко понимала: не надо этого делать, лучше остановиться. Но я поверила не этой сжимающейся боли нехороших предчувствий, ноющей в глубине живота. Я поверила страстным, убедительным словам Андрея. Мне просто очень хотелось им поверить…

После секса Андрею стало плохо. У него поднялось давление, лицо покраснело.

Он сказал, где взять таблетки, я сбегала за ними, принесла стакан воды. Проглотив таблетку, Андрей стал рассказывать… о своей жене.

– По сути, Вика – разлучница. Это мой второй брак. А в первом у меня было двое детей. Погодки – первая жена от усталости с ног валилась; я, эгоист, психовал, что у нее сил на койку не остается. А тут – Вика, молодая, красивая, свободная. Я был скотиной. Но я совершенно потерял голову. Как околдовала она меня – ни спать, ни есть не мог. Хотелось только рядом с ней все время быть. Мне даже не было стыдно Светку с малышами бросать. Я не мог их не бросить. Я просто дышал только рядом с Викой, меня без нее ломало, как наркомана без дозы…

Я слушала его слабый, полный любви голос – и понимала только одно: я дура, я полная идиотка. Мне надо сейчас надеть свое платье и побыстрее убираться из этой постели, из этого дома и из жизни этого мужчины. Я не на пепелище. Я на осколках, которые еще можно склеить и которые Андрей на самом деле очень хочет склеить.

– Ты еще можешь помириться с женой, – сказала я, откидывая одеяло. – У вас общий ребенок, есть что спасать.

Андрей вздохнул:

– У нее другой мужчина, она и слышать обо мне не хочет. До развода остался месяц, но это, по сути, просто формальность.

– Позвони мне после развода, если будет желание. Но я очень надеюсь, что до этого не дойдет, – мне кажется, ты любишь свою стерву Вику и хочешь быть только с ней.

– Нет-нет, что ты! Ты мне очень понравилась, я хочу узнать тебя лучше. Даже не вздумай говорить такие глупости!

Он был замечательным оратором, страстным и убедительным.

По дороге в Москву Андрей наговорил мне столько нежных слов и комплиментов, что я, глупышка, искренне поверила: он влюбился в меня так же сильно, как и я в него.

Мы стали встречаться. Я летела на свидание на крыльях счастья – но уже очень скоро мне становилось больно и страшно.

Андрей то и дело говорил о Вике. Показывал мне письма к ней, на которые она не отвечает, трогательные эсэмэски, совместные снимки. Я понимала – он любит не меня, а мои свободные уши и сочувствие. Он выговаривался мне о том, какая его Вика сука – и ему становилось легче. А мне было настолько тяжело, что я и описать не могу. Я очень быстро поняла, почему психотерапевты берут за свою работу в принципе немаленькие гонорары. Не реагировать на искреннее горе и боль невозможно. Клиент выговаривает свою боль врачу и уходит с облегчением. Но вся его грязь остается рядом с психотерапевтом, которому приходится как-то с этим жить.

А еще он очень плохо себя чувствовал. То простуда, то аллергия, то желудок, то давление. После секса был вообще караул: сначала все замечательно, страстно-жарко, а потом хоть «Скорую» вызывай. Я все чаще улавливала горький запах алкоголя, сочащийся через поры его тела, – и понимала, что Андрей старательно топит свою любовь в спиртном.

Он стал похож на старого, выброшенного из дома шарпея. Собака всем сердцем рвется к хозяйке. Но дверь закрыта, шарпея больше не хотят видеть. И тогда пес благодарен и случайному прохожему, который потреплет его по складкам кожи, передавая частичку своего тепла.

Я больше не была его любовницей. Я стала его сиделкой, медсестрой.

Андрей был владельцем бизнеса, какой-то производственной фирмы. Я не вникала в детали, ему было неинтересно об этом рассказывать (только о Вике он мог говорить часами, а весь остальной мир или мои дела были ему совершенно по барабану). Я только поняла, что выпускаемая этой фирмой продукция успешно продается, что позволяет Андрею вести довольно безоблачную в финансовом плане жизнь.

Он мог целый день валяться в постели, пить виски. Без аппетита съедать приготовленную мной еду и смотреть в телевизор пустыми глазами.

Отношения перешли в стадию односторонне-дружеских.

Я боялась его оставить, опасаясь, что он может покончить жизнь самоубийством. Но и стоять на пути его любви к жене и все-таки пусть и призрачно возможного, но примирения я не могла.

Я помогала ему заказывать для Вики красивые букеты – которые эта сука с наслаждением отправляла в урну прямо на глазах Андрея…

Он не мог без нее жить.

Он погибал – я это чувствовала совершенно точно.

Как-то я пожаловалась на всю эту мелодраму бабушке (с мамой близких отношений у меня не сложилось, она всегда была увлечена своим бизнесом и страстными романами, меняла мужчин как перчатки, и до меня ей особо не было дела), и моя бабуля всплеснула руками:

– Так приворожила она его! Поэтому мужик и сохнет! Поэтому и пьет, и болеет. Нельзя такие вещи делать. И счастья теперь уже не будет ни ей, ни ему…

Я не верила ни в какие привороты, сглазы, порчи и тому подобную магическую ерунду. Мне казалось, что мистика – это глупое хобби сельских жителей.

Есть Бог – это очевидно.

Но привороты… Бред какой-то, смех один!