Твой маленький монстр - Яна Лари

при просмотре 3D фильма в кинотеатре отодвигаются всё дальше, сменяясь непривычно высокими стволами, появляется отчётливый запах прелой листвы, а на языке появляется слабое послевкусие клубничного леденца.

Брелок разбухает, увеличиваясь в размерах, затем и вовсе оживает, превращаясь в настоящий мяч. Не в состоянии отличить, где заканчивается реальность и начинается проекция моей сбредившей фантазии, зачаровано смотрю, как он катится по тротуарной плитке, отражаясь в осенних лужах. Мячик совсем новенький, и оттого — желанный. Как можно позволить такому укатиться? Нельзя. А мяч продолжает манить за собой, заражая беззаботным весельем: ещё чуть-чуть и поймаю! Ловлю почти. Рука тянется вперёд, чтоб схватить его, но он вдруг сам останавливается, придавленный чьей-то огромной подошвой…

Дальше темнота и беспомощность, подобной которой никогда не испытаешь стоя на краю обрыва. Такая приходит лишь в момент, когда ты уже падаешь, когда понимаешь — обратного пути нет.

Скулю, свернувшись на широкой кровати охваченная липким оцепенением, неспособная отличить явь ото сна, словно границы реальности и вымысла начисто размылись и я лечу в бездну, на дне которой меня уже кто-то поджидает. Сердце давно качает не кровь, а жидкий, леденящий страх, перерастающий в удушье. Я вижу только сильные мужские руки с выпуклыми венами, они смыкаются на моей шее и методично знакомят со всеми гранями боли: от объятых жаром лёгких до лютой обречённости. И только достигнув предела, когда ощущения меркнут вместе с сознанием, лицо мучителя обретает человеческие черты — немыслимое сочетание жестокой решимости и сочувствия в красивых разноцветных глазах.

Таинственный палач — мой сводный брат.

— Почему я?! За что?! — мой хрипящий крик прогоняет наваждение, и я с небывалым облегчением различаю профиль обнимающей меня Илоны.

— Тише, родная, всё хорошо…

— У неё опять начинаются галлюцинации, — разбитым голосом шепчет отец.

Опять? То есть, подобное уже происходило? Но я не помню! Ничего не помню…

Что всё это значит?!

Пора исправить эту ошибку

— Белка, привет! — Климов, нагнавший меня у ворот универа, выглядит, как всегда, безупречно. Будто бы это не он вчерашним утром с трудом выговаривал буквы. — Жива, подруга? Выглядишь, будто на тебе Тролль потоптался.

Тоже мне шутник выискался.

— Не суди по себе, — игриво царапаю ноготком кожу на его скуле в паре миллиметров от синевато-багровой ссадины, нарочно причиняя далеко не самые приятные ощущения. Сам напросился, в следующий раз будет аккуратней с оценкой моей внешности.

Климову такая «ласка» не по душе, но и прослыть слабаком чести мало. Мгновенно сориентировавшись, парень перехватывает мою руку и картинно целует её у самого основания ладони. Ловко выкрутился, лис. Зачёт. Однокурсники, которые имеют счастье лицезреть эту приторно-ванильную сцену тотчас принимают выжидательную позицию. Наверняка гадают, неужто лёд в наших с Эдом отношениях тронулся. Скорее тронусь я.

Сверкнув довольной улыбкой, Эд склоняется к моему уху, достаточно близко, чтобы окружающие не могли чего-либо расслышать и недовольно шепчет:

— Какого чёрта ты не предупредила, что твой братец не дружит с чувством юмора?

— А, по-моему, дружит, — ласково треплю его по волосам. — Видели бы вы свои лица, когда он раскидал вас как детей. Вот честно, давно так не смеялась.

— Волосы не тронь! — рычит Климов, больно впиваясь пальцами в мою талию. — Укладку испортишь.

Пф-ф…

Интересно, когда Ринат ему в табло заехал, он то же самое говорил?

— Как скажешь. Я пойду?

— Нет, погоди, — Эд склоняется ещё ближе и докладывает быстрым шепотом: — Ты, конечно, извини, но мы то видео удалили. Саня хоть и со сломанным носом, тоже будет молчать. Сама подумай, городок у нас маленький, если его распространить, слухи по любому дойдут до бати Чижа. Представь что будет, когда суровый генерал пронюхает, как именно развлекается сынок в его отсутствие. Чиж мигом сменит конверсы на берцы и портянки. Пошутили и хватит. Я не могу так подставить друга. И ты, Белка, не сдавай меня Троллю.

Можешь не париться, я уже…

— Не трясись, дружок, — небрежно веду плечом, скидывая его руку. — Ринату сейчас не до тебя.

— Кстати, где он сам? — морщится Эд, потирая свою ссадину.

— В больничке, — сухо бросаю, направляясь к главному корпусу универа. Поразительно, но компания Климова, начинает меня тяготить, да и месть Левицкой на проверку оказалась абсолютно безвкусной. Грустно как-то получается.

Грустно и противно.

Домой я не тороплюсь. После лекций, иду на занятия по театральному мастерству, где прилично задерживаюсь, в пол уха выслушивая недовольство своей сегодняшней бездарной игрой, а затем неспешно брожу по городу. Репетиции перестали быть мне интересны, родные стены и вовсе отталкивают. Похоже, пришла пора признать, что до возвращения Рината это останется неизменным.

Надо же, до чего я полюбила его ненавидеть.

Вернуться мне всё же приходится. Во-первых, начинает накрапывать мелкий, доставучий дождик, а во-вторых, на такую необходимость недвусмысленно намекают шестнадцать пропущенных звонков от папы. Ни отвечать, ни перезванивать я по-прежнему не собираюсь. Маленький протест за отказ от обсуждения моих так называемых галлюцинаций, и бездарных попыток внушить, будто я ослышалась, никаких проблем с психикой у меня нет. О Ринате мне тоже ничего толком не говорят, ограничиваются сухим «ему лучше». Если лучше, так почему он не дома, со мной?!

Погружённая в безрадостные размышления о непостижимой природе возникшей к Троллю симпатии, замечаю брошенные в прихожей чемоданы, правда, слегка запоздало… уже благополучно успев о них споткнуться.

— Я тоже рад тебя видеть, малая, но давай обойдёмся без фанатизма, — подтрунивает Владлен откуда-то сверху. — Простых объятий вполне достаточно, ни к чему сразу падать ниц.

— Дядя? — недоверчиво хлопаю глазами. — А как же твоя новая и, несомненно, прибыльная… картина? — спохватываюсь я, вовремя замечая выходящего из гостиной папу.

Владлен интригующе прикладывает указательный палец к губам, так, чтоб отцу не было видно, и заботливо подаёт мне руку. А сразу так нельзя было?

— Карина, что ты творишь? — накидывается отец, едва меня заприметив. Всегда поражалась, как он умудряется совмещать гнев и столь явное облегчение. Видимо это какая-то исключительно родительская фишка, которой мне понять, пока ещё не дано.

— А что произошло? — вполне невинно вскидываю бровь.

— Можно подумать, ты не слышала моих звонков!

Я неопределённо пожимаю плечами — пусть думает, что хочет, мне неохота врать лишний раз. Недовольно вздохнув, папа продолжает уже более спокойным тоном:

— Я, между прочим, волновался. Неужели тебе так сложно было меня успокоить?

Боже, мне почти девятнадцать! Вот что значит игнорировать тусовки, малейшая задержка — сразу караул.

— Знакомая ситуация, не так ли? — парирую, намекая на тщетность своих собственных расспросов.

— Понятно, — коротко усмехается отец, но глаза его при этом остаются обеспокоенными. — Мой руки и