Зона навсегда. Гладиаторы поневоле - Андрей Амельянович

– Коля, это все-таки ты… – послышался тихий женский голос из дальней клетки.

Барс с Азом так и замерли, раскрыв рты. Ходоки недоуменно переводили взгляд с девушки на Горду. Первым пришел в себя Барс.

– Ох-ре-неть, – ошарашенно выпалил он. – Мы-то думали, что она немая. За три недели вообще ни слова не произнесла.

– Откуда ты меня знаешь? – Гордеев вскочил и ухватился за решетку.

В тусклом пятне света возникло худое, всё в ссадинах, измождённое тело, еле прикрытое изодранным платьем. Смотреть на её искромсанное лицо было страшно: глубокая, ещё кровоточащая царапина пересекала левую щеку, заканчиваясь где-то за ухом; под остекленевшими глазами наливались багровым свежие синяки; распухшие, потрескавшиеся губы были прокушены. Глядя на гноящиеся раны на груди и конечностях, в которые уже наверняка попала инфекция, Горда мысленно содрогнулся… Что за нелюди могли сотворить такое?..

Девушка, стесняясь своих увечий, вновь отошла вглубь клетки.

– Не узнаешь, значит… – пленница всхлипнула. – А я вот тебя вспомнила. По голосу твоему вспомнила, представляешь? Его ведь раньше часами слушала, на диктофон тайком записывала, когда ты мне под гитару пел.

– Кто ты?! – до боли в суставах сжав прутья, вскрикнул сталкер. – Не молчи, умоляю…

Пленница опустилась на колючий пол и уткнулась лицом в колени. Воцарилась тягостная тишина, и когда Горда совсем было отчаялся услышать от незнакомки хоть слово, она заговорила:

– Вы когда с мамой в Киев переехали, ты к нам в класс попал. Мы сразу подружились, а в десятом классе… Ну, понимаешь… После выпускного я поступила в медицинский университет, а ты в высшее общевойсковое подался. Но когда ты избил какого-то офицера, тебя отчислили. А потом напился, сказал, что нам нужно расстаться, и уехал в… Зону. Больше я тебя не видела, до этого самого момента.

– В Зону? – хрипло переспросил Николай. – Я уже бывал здесь? Но зачем я сюда уехал? Я ведь говорил, да?

– Ты сказал, что тебе все надоело. И я надоела тоже.

– И это все?.. – простонал Гордеев, тяжело дыша от волнения. – Еще что-нибудь, прошу тебя.

Девушка говорила минут пять. Часто всхлипывала, плакала тихо, но не умолкала, рассказывая дрожащему Николаю о том, каким замечательным он был, каким смелым и заботливым. Какие планы строил на будущее и как все бросил в одночасье…

Когда пленница замолчала и отвернулась ото всех, он, пожираемый тремя парами глаз, уселся в дальнем углу клетки, откинул голову и закрыл глаза. Нужно было хорошенько подумать, упорядочить мысли, расставить по полочкам.

Горда крепко зажмурился, перед взором заскакали разноцветные пятна. Судя по снам и словам девушки, имя которой выскользнуло из памяти, детство он провел в Припяти, после аварии на АЭС уехав… Как выяснилось, в Киев. Дальше военное училище, Зона. А что он здесь делал тогда? И что делает в ней сейчас? О каких документах выпытывал у него Боров? На это ответов нет…

– Эй, девчонка… Слышь?.. Раз, говоришь, медичка ты, то как думаешь, к нему вернется память? – спросил Ян.

– У него амнезия, от сильного удара, скорее всего, – не обернувшись, тихо ответила девушка. – Вспомнить все он может в любой момент… или никогда. Как повезет.

– Тебе нужна помощь, – стараясь не выдавать своего безразличия, сказал ей наемник. – Раны слишком запущены, если пойдет инфекция…

– Кому ты объясняешь? – перебила она. – Где взять эту помощь? Да и зачем? Сегодня вечером нас всех убьют…

Дверь распахнулась так резко, что задремавший Горда вздрогнул и вскочил. В помещение вошли трое: один из них пьяно покачивался, а второй дымил сигаретой. Окинув насмешливым взглядом пленников, они направились к клетке девушки.

– Что, сучка, познакомилась уже? – подойдя вплотную, поинтересовался один из бандитов. – Давай, поднимайся, мужики отдохнуть хотят.

Вскочив на ноги, пленница забилась в угол и зашлась слезами, сотрясаясь от предстоящего кошмара. Смотреть на нее Николаю было по-настоящему страшно. В груди все сжималось от жалости и бессильной злобы, от осознания факта, что помочь он ничем не мог.

Заржав во весь голос, один из бандитов лязгнул замком, отпер клетку и шагнул внутрь.

Собрав остаток сил и вложив их в отчаянную попытку спастись, девушка набросилась на урода, но это его, казалось, раззадорило еще сильнее. Дав себя несколько раз ударить, бандит скрутил несчастной руки, схватил ее за волосы и выволок наружу, бросив под ноги своих дружков, стоявших поодаль.

– Тащите шлюху наверх, я за вами.

Те кивнули и, грубо подняв пленницу, потянули за собой, к выходу. А потом произошло то, чего Горда сам от себя не ожидал…

В один миг оказавшись рядом с прутьями, сталкер схватил ублюдка за шиворот, притянул к себе и, обхватив шею одной рукой, пальцы второй воткнул прямо в глаза. По ладони потекло теплое, но Николай не остановился, а наоборот, надавил еще сильнее. Мгновенно ослепший бандит зашелся неистовым воплем, извернулся ужом и вырвался из хватки, упал на колени и покатился по полу, суча ногами и закрывая ладонями окровавленное лицо. Однако его дружки в себя пришли быстро. Швырнув девушку об стену так, что та мигом потеряла сознание, отморозки ворвались в клетку Горды и взяли на прицел замершего в шаге от них наемника. Тот, сжав зубы, молча отошел в сторону.

Мощнейший удар берцем под дых выбил из легких сталкера весь воздух. Он упал на пол и, схватившись за живот, застонал, прикрываясь от сыпавшихся один за другим ударов. Били бандиты грамотно, избирательно, попадая по болевым точкам. Уже через минуту такой экзекуции Гордеев не мог даже стонать, а боевики продолжали и продолжали…

– Все, кончай, – прервал расправу один из них. – Вы его ща завалите, а Боров на ремни порежет меня. Хватайте Киргизыча и тащите к докторишке, а бабу я к мужикам поведу – заждались уже…

Глава 8

Трещавший без умолку последние минут пятьдесят счетчик Гейгера уже не раздражал. Наоборот, на смену злости пришло тягостное равнодушие. Равнодушие, с которым хотелось выковырять из начинки комбинезона треклятый аппарат и ударом ноги вдолбить его в землю, растереть подошвой на мелкие кусочки, кроша корпус, микросхемы, трубки… Рука нет-нет да и тянулась к вопящему устройству, внутри вновь все закипало, и Провод мысленно попробовал сосчитать до десяти, чтобы хоть как-то успокоиться.

– Тула, давай вырубим счетчики к чертовой матери, – не выдержав, предложил капитан, дойдя до цифры «семь». – Достали уже трещать, сил нет. И так понятно, что тут фонит как в реакторе, на кой хрен лишняя демаскировка?

– Выруби, – не обернувшись, бросил командир, и Провод тут же нащупал кнопку выключения на корпусе. – Только когда ты схватишь дозу сверх меры из-за того, что автоматика костюма не уследила за показаниями фона и вовремя не сделала инъекцию антирадина, никто тебя на себе не потащит. Комбез разберем по частям и оставим помирать.

Бросив злобный взгляд в спину Тулы, капитан отдернул руку от прибора и положил ладонь на цевье автомата, нервно барабаня пальцами по затвору.

Если так пойдет и дальше, то за свою уравновешенность Провод не отвечает. Впрочем, беспрерывный треск счетчика всяко лучше полчищ мутантов, желающих полакомиться человечинкой; или групп мародеров, которые спят и видят, как бы разжиться хабаром побогаче, да снарягой покруче, и желательно за чужой счет. Но ни тех, ни других, на пути пока что не попадалось, а так как Крот не докладывал об опасности, то дальше маршрут также был относительно чист.

Ведь какой идиот полезет в самое пекло, если существует множество обходных путей, где фон намного ниже и тропа знакомая? Поэтому радиоактивные пятна не зря считались наиболее безопасным маршрутом для бойцов СЗО, имевших отличную защиту от всепроникающего излучения и не желавших закончить свой рейд в желудке одного из представителей местной фауны. Или от бандитской пули. Однако фальшивое чувство спокойствия не могло обмануть Провода: он не первый раз ходил за Периметр и прекрасно знал, что опасно в Зоне везде. А если ты вдруг позволил себе расслабиться, то готовься к переезду… в яму два на полтора.

Чтобы хоть как-то развеять гадкое настроение да отвлечься от раздирающего тишину треска, ставшего только сильнее, капитан решил оглядеться. Впереди, совсем рядом, находилось большое трехэтажное здание, из крыши которого одиноко торчала скрипучая, покрытая сажей, обвитая облезлым, вьющимся растением металлическая труба. Выбитая дверь лежала перед входом, а вот окна в строении, на удивление, были целы. Лишь поросшие мхом наружные лестницы с прогнившими деревянными перилами да стены с отвалившейся штукатуркой, предательски обнажившей потрескавшуюся кирпичную кладку, давали понять, что помещение заброшено и давным-давно не используется. Что здесь было раньше, Провод не знал. Наверное, какой-то склад или производственный цех, о чем свидетельствовала уходящая в сторону леса железнодорожная колея, заросшая бурым сорняком, припорошенным опавшей листвой. Деревья вокруг, кстати, были по-своему интересны: высокие, с тонкими, бугристыми стволами, но с пышными, совершенно рыжыми, почти красными, кронами. Куда ни глянь – ни единого зеленого пятнышка. Когда-то капитан читал, что эта природная аномалия образовалась из-за радиационных осадков, после первой аварии в огромном количестве выпавших на территорию тамошнего парка, а теперь разросшегося и ставшего, с легкой подачи ходоков, Огненным лесом.