Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник) - Жорж Сименон

– Он приехал на автобусе, который приходит в половину пятого…

– И сразу ушел?

– Предупредил, что придет сюда ужинать. Пошел куда-то в сторону моста, я не видела, уже стемнело…

– Вы его узнаете, если я покажу вам фотографию?

– Может быть…

– Прекрасно! Я иду спать.

Горничная изумленно посмотрела на него.

– Так-так… Сейчас шесть утра. Разбудите меня в восемь, с чашкой очень крепкого кофе… Могу я рассчитывать на вас, барышня? Не сердитесь на меня из-за Марселя?

– А мне-то что за дело до него?

Мегрэ заснул глубоко и сразу. Он гордился этим своим умением – спать где угодно и когда угодно, на время забывая обо всех своих проблемах. А когда горничная, которую звали Тереза, разбудила его, комиссара ждал приятный сюрприз. Все вокруг изменилось. В окно било солнце. В комнату вливались звуки окончательно проснувшейся деревни, полной жизни и какой-то радостной суеты.

– Будьте так добры, принесите мыло, дитя мое. И если где-нибудь поблизости продаются хорошие бритвы, купите мне одну. И кисточку.

Дожидаясь возвращения горничной, комиссар оперся на подоконник и полной грудью принялся вдыхать вкусный холодный воздух, который можно было пить, будто родниковую воду. Так вот он какой, этот порт, показавшийся ему ночью таким безнадежно черным и покрытым липкой грязью! Вот он какой, дом судьи! И хижины у воды…

Все приводило Мегрэ в радостное изумление. Хижины, например, оказались светленькими домиками, выкрашенными в белый, синий и зеленый цвета. Дом судьи чуть ли не светился белоснежными стенами и нежно-розовой черепицей на крыше. Это был очень старый дом. Наверное, за последние несколько веков его перестраивали бессчетное количество раз. Например, со стороны окна кладовой для фруктов комиссар с удивлением увидел широкую террасу, окруженную перилами с балясинами и украшенную огромными зелеными фаянсовыми кувшинами по углам.

Внизу, за садовой оградой, виднелся еще один маленький одноэтажный домик, комнаты на две, не больше. При домике был небольшой палисадник, заборчик… У яблонь стояла лестница. Кто это там, на пороге – уж не Дидин ли, надев белый чепец и сложив руки на животе, смотрела прямо в сторону Мегрэ?

Заводчики мидий уже возвращались. Двадцать, тридцать лодок – странные, совсем плоские суда под названием лихтеры – выстраивались вдоль пристани, где уже рычали многочисленные грузовики, кузова которых быстро заполнялись все новыми корзинами с поблескивающими в них сотнями голубоватых мидий.

– Была только бритва, лежащая в витрине, за три франка пятьдесят сантимов. Продавец уверял, что…

Сойдет и бритва с витрины! Мегрэ больше не хотелось спать. Он был свеж и бодр, будто всю ночь провел в постели. Стаканчик белого перед выходом? Почему бы и нет?

– Вам почистить ботинки?

Конечно! Больше никакой грязи! Только чистые вещи! Мегрэ не мог не улыбнуться, увидев инспектора Межа, до смешного похожего на молодого, насквозь вымокшего петушка, который сушит перышки на солнце.

– Ничего нового, старина?

– Ничего, шеф. Пришли две женщины, одна помоложе, другая постарше… Думаю, что прислуга. Впрочем, смотрите сами…

Три окна на первом этаже были распахнуты. Это оказались окна библиотеки, где Мегрэ и судья провели перед камином предрассветные часы. Пожилая женщина в белом чепце вытряхивала коврики, и мелкая золотистая пыль танцевала в солнечных лучах.

– Судья?..

– Не видел. И дочь не видел. А вот этот старикашка не помолчал и пяти минут, совсем замучил…

Мегрэ взглянул туда, куда указывал Межа, и увидел таможенника. При свете дня глаза его косили еще больше. Он ждал, что его вот-вот окликнут, и готов был прибежать по первому зову.

– Оставайся здесь до моего возвращения. Я ненадолго.

– А можно мне быстренько выпить чашечку кофе?

Можно! Настроение у комиссара было замечательное. Чуть позже он уже входил в здание местной жандармерии и представлялся командиру отделения.

– Прежде всего мне нужно воспользоваться вашим телефоном. Вы не могли бы соединить меня с прокуратурой в Ля-Рош-сюр-Йон?

Прокурора на месте еще не было. Его заместитель выслушал и принял устный отчет комиссара. Затем – звонок в Лусон. Еще два-три звонка.

Отлично! Мегрэ прекрасно справился, нужные колесики завертелись. Конечно, не обошлось и без ностальгии. В Париже у него была целая команда – славные ребята, наизусть знавшие его методы работы; ему даже почти ничего не нужно было им говорить, все делалось будто само собой. Лукас, например, уже установил бы наблюдение за домом, и Жанвье, и Торранс, и ребята из службы криминалистического учета…

Здесь же одного только фотографа пришлось ждать до полудня, а жандарм, которого поставили наблюдать за домом, косился на прохожих с таким выражением лица, что в кафе напротив явно что-то заподозрили.

Мегрэ позвонил. Открыла пожилая женщина.

– Я хотел бы узнать, не соблаговолит ли господин судья…

– Элиза, впустите.

Он стоял посреди большой комнаты, в которой царил идеальный порядок. Все помещение было залито солнечными лучами, проникавшими через три окна.

– Я пришел сфотографировать тело. Надеюсь, вы оставили его в прачечной?

– Сейчас дам ключ… Запер на всякий случай, чтобы прислуга…

– Они ничего не знают?

– Пока нет. Я подумал, что лучше…

– Ваша дочь уже встала?

Праздный вопрос! Разве Мегрэ не слышал звуки фортепьяно, доносившиеся со второго этажа?

– Она тоже ничего не знает?

– И не подозревает…

Никогда прежде Мегрэ не приходилось сталкиваться с таким завидным сопротивлением любым жизненным драмам.

Вот человек, весьма утонченный, образованный и кроткий, окончив партию в бридж, обнаруживает, что сын-гигант ждет его, сидя прямо на лестнице. Это кажется ему совершенно естественным!

На следующее утро этот человек открывает дверь в кладовку и обнаруживает там труп незнакомого человека, погибшего насильственной смертью.

Никакой реакции! Он никому ничего не рассказывает и отправляется на привычную прогулку с дочерью!

Ждет подходящего прилива! Зашивает труп в мешки. И…

В доме у него полиция. Вбегает сын, вне себя от тревоги. Вышибает дверь в спальню дочери. Обнаруживается, что в комнате провел ночь какой-то мужчина.

Полное спокойствие. Горничные приходят, как в любой другой день, в доме проводится неторопливая уборка. Девушка с обнаженной грудью играет на фортепьяно. Отец ограничивается тем, что запирает на ключ дверь в прачечную, где лежит труп…

Фотограф делал свою работу, а судья наблюдал за ним с таким видом, будто нет ничего естественнее, чем посадить мертвого человека и попытаться придать ему схожесть с живым.

– Должен вас предупредить, – проворчал Мегрэ, – что прокурор прибудет около трех часов дня. А пока я попросил бы вас не покидать дом. То же самое касается мадемуазель Форлакруа…

Надо же! Почему ему так странно произносить «мадемуазель Форлакруа»? Не потому ли, что он видел ее в постели с выглядывавшей из корсажа грудью? Не потому ли, что какой-то мужчина оставил на полу в ее спальне грязные следы?

– Могу я спросить, вы разговаривали с моим сыном, комиссар? Рюмочку портвейна не желаете?

– Нет, спасибо… Ваш сын лишь указал мне на некоего Марселя Эро. Вы его знаете.

Судья моргнул. Пару раз щипнул ноздрю.

– Вы тоже думаете, что именно Марсель был в спальне вашей…

Тихий, почти неслышный голос:

– Не знаю…

Дверь в библиотеку была открыта. По-прежнему горел камин.

– Думаю, вы уже все поняли?

Мегрэ не ответил ни да, ни нет. Ситуация была неловкая, особенно учитывая, что говорил он с отцом.

– Именно из-за нее мне пришлось уехать из Версаля и поселиться здесь, в этом доме, много лет принадлежавшем моей семье. Мы иногда проводили здесь несколько летних месяцев…

– Сколько ей было лет, когда вы уехали?

– Шестнадцать. Врачи предупредили, что с возрастом приступы будут только учащаться… Но иногда она ведет себя как совершенно нормальный человек.

Он отвернулся. Пожал плечами:

– Я не стал вам сразу рассказывать… Даже не знаю, на что я надеялся… Теперь вы понимаете, почему я решил, что лучше выбросить труп в море? Люди подумали бы… Бог знает, куда смогла бы завести их фантазия! Не говоря уж о том, что этот глупец Альбер…

– Зачем он приходил в тот вечер?

Поздно. Момент был упущен, судья снова овладел собой. Несколько секунд назад еще можно было подумать, что он растаял и вот-вот пустится в откровения.

Возможно, дело было в том, что Мегрэ задал вопрос слишком прямо? Судья холодно взглянул на комиссара, и зрачки его в свете солнца казались почти прозрачными.

– Нет! Это здесь вообще ни при чем. И это совершенно не имеет значения… Вы действительно не хотите портвейна? Мне друг из Португалии присылает…