Михайловский замок - Ольга Форш

- Гораздо хуже, если Маша к нему не приедет...

- Маша приедет, как только в руках ее будет вольная, - сказал горячо Воронихин. - Для этого дела и от тебя, Шарло, нужна будет помощь. Повлияй на свою мать, чтобы она упросила Катрин Тугарину добыть Маше немедленно вольную, пока не уехал курьер. Эта Катрин, между прочим, на днях ко мне заходила с какой-то теткой посмотреть портрет Маши...

- Мне неинтересно, как живет и что делает эта особа, - прервал непривычно резко Карл, - если у меня было к ней чувство, оно давно прошло.

- Но без нее не добыть Маше вольной, - подчеркнул Воронихин. - Только она может выпросить ее у Игреева в качестве свадебного подарка. Он сейчас не на шутку увлекся пикантным кокетством этой девицы, и, пока длится его каприз, она все может с ним сделать. Но нельзя забывать, что, осыпав Машу благодеяниями, он все еще ничего от нее не добился. Пресыщенный своим угодливым гаремом, он весьма задет ее гордой неприступностью и, конечно, опять к ней вернется. Девица Тугарина отлично все это учла и приехала смотреть Машин портрет, чтобы лучше понять, как с нею бороться. "На сцене под гримом они все хороши", - сказала она насмешливо. "Но эта в натуре несравненно лучше", - ответил я, ставя пред нею портрет. Если бы ты видел, с каким сдержанным бешенством она впилась в милое лицо нашей печальной Сильфиды.

"Что вы за него хотите, я покупаю", - сказала она. "Но он не продается, - улыбнулся я. - Портрет я писал для себя. Художнику такое наслаждение воспроизвести на полотне редкую простоту, благородство линий, свежесть чувства..."

- Чем же Тугарина может быть полезна Матпе при неприязненном к ней отношении? - сказал Карл.

- Вот именно потому. Надо только на одном замысле соединить этих двух женщин - твою мать и Катрин - и дело в шляпе. Помимо прирожденного почти у всех женщин вкуса к интриге и порочной игре, у обеих, как я уже говорил, в удалении Маши из столицы замешаны самые насущные интересы. Прежде всего посети скорей свою мать, заинтересуй ее свершением доброго дела, им можно прикрыть, выражаясь витиевато, червь тщеславия, который ее гложет с тех пор, как ее ученицу, к невыгоде учительницы, похвалили в газетах. Только скорее, не теряй времени. А я отнесу Маше рисунки и сообщу ей печальную весть.

Карл только через несколько дней мог быть у своей матери. Маша была тоже там. При первом взгляде на ее осунувшееся лицо Карл понял, что ей уже все про Митю известно, и с особым чувством пожал ей руку.

Мадам Гертруда полна была, как всегда, театральными сплетнями и новостями. Громко смеясь, она удерживала у дверей свою приятельницу, чтобы досказать ей по-французски последний анекдотпро директора театров, известного остроумца Нарышкина, сменившего Юсупова.

- Да, моя дорогая, это достоверно, сам государь сказал ему, если хотите, назову свидетелей: "Почему ты не ставишь бадет, как при Юсупове, со множеством всадников?" А он-то в ответ: "Мне это не с рукц, ваше величество, мой предместник лошадей этих кушал, а я конины не ем". Ха-ха!..

И долго еще из передней слышался смех Гертруды, пока гостья наконец не ушла.

Гертруда была в преотличном настроении духа. Подойдя к Карлу, потеребила его матерински за волосы и, указывая на Машу, сказала без особого яда:

- А ведь ей отдана пальма первенства в Психее...

- Как вам не стыдно, - порывисто сказал Карл, - Маша - сама скромность и отлично знает, что лучше вас танцевать невозможно.

Маша съежилась, покраснела, а Гертруда, по свойственной ей игре настроения, пришла тут же в восторг:

- Каков мой сынок комплиментщик!

Гертруда мимолетом поцеловала Карла и порхнула к дверям:

- Я пойду приготовить необходимое для урока одной важной девицы, она со мной проходит уже роль. Это девушка - невеста князя Игреева... Да, да, Машенька, ваша звездочка закатывается, - щебетала Гертруда, - пока вы капризничали, вашу фортуну поймала другая...

Карл быстро подошел к матери:

- Мне необходимо поговорить с вами. Есть одно дело...

- Прекрасно, сынок. Посиди тут минутку с нашей Сильфидой, я скоро. О мечтатели! - погрозила она тонким пальчиком, как грозила на сцене Амуру, и исчезла.

- Воронихин сказал, что вы хотите помочь мне, - начала Маша, но слезы пресекли ее речь. - Бедный Митя... - Она вытерла глаза, вся собралась и, взяв Карла за руку, сказала так твердо, что он ее словам сразу поверил: Если меня не отпустят, если из ваших стараний не выйдет ничего, я все равно убегу, я доберусь до Мити.

- Я уверен, что вы уедете с курьером, который привез нам Митины рисунки, - сказал Росси. - Сейчас я буду говорить с моей матерью, она поможет повлиять на Катрин. Но, Маша, подумайте в последний раз, прежде чем отказаться от вашего блестящего положения, от возможности служить любимому вами искусству. Если порвете с Игреевым, вам придется сейчас же покинуть сцену..

- Все решено безвозвратно. Все проверено. Горе угнетает меня; как и Митя, я не создана дышать только искусством. У нас, видно, Карл, нет вашего поглощающего дарования.

- Настоящее призвание, конечно, забирает все силы только себе, сказал тихо Карл.

- Вот то-то. А наши силы устремлены на другое. Если бы вы знали, какое письмо написал мне Митя. Он нашел душевный покой, только когда пришлось ему делить смертельную опасность бок о бок с товарищами. Ему отныне руководство - Суворов. Митя нашел себя самого. Найдем и мы оба, что нам делать. Я не оставлю моего искусства, но ведь служить ему можно разными способами. В какой угодно глуши я найду учеников, могу открыть свою школу, не знаю, сейчас, что и как... но думаю, что пробуждать в людях потребность красоты, научить их видеть и слышать больше и лучше, чем они могут это делать сами, - дело не меньшее, чем пожинать столичные лавры для одной своей персоны. Маша печально улыбнулась. - Они даются мне такой унизительной ценой,

- Но что, если, несмотря на все наши ухищрения, князь не захочет вас выпустить из своих рук? - осторожно спросил Росси.

- Безмерно избалованному, непостоянному сейчас я наскучила моей невеселой особой. И я даже думаю, он будет рад такому великодушному окончанию наших отношений. При его самолюбии и страхе насмешек он в роли отвергнутого воздыхателя навсегда пребывать не согласится, а как неглупый человек - уже понял, что насилие надо мной кончится плохо. Трагедий он не любит. Я счастливо попала в удачную полосу. После романа графа Шереметева с крепостной сейчас стало модно разводить сентиментально-высокие чувства. К тому же, как ураган, налетела на князя неотразимая Катрин; пока он под ее чарами, она всего может добиться. Сейчас придет ваша матушка. Найдите слова, дорогой Карл, мне же отсюда надо уйти...

Маша протянула Карлу обе руки, он поцеловал их безмолвно. Маша исчезла, и Росси остался один в комнате матери. Он огляделся. Это было словно капище с изображением в разнообразнейших позах одной и той же богини - Гертруды. То она Психеей стояла на твердом носке, вытянув одну руку, как на древней греческой вазе, в руке держала светильник, освещая спящего возлюбленного Амура, то она же, неистовая и прекрасная амазонка, мчалась в бой. Этот культ своей особы был бы жалок и смешон, если бы каждая поза не давала совершенного произведения искусства. И Карл, через минуту забыв промелькнувшее было осуждение тщеславия матери, как художник любовался точной законченностью ее прекрасного дарования. Здесь он радостно себя чувствовал ее сыном и ласково улыбнулся подошедшей Гертруде.

- Улыбка делает вас еще прекрасней, сын мой, - сказала по-французски Гертруда, копируя приехавшую на гастроли знаменитость, и прибавила на родном итальянском:

- Если бы ты был всегда такой со мной добрый!

- Я буду еще добрей, только присядьте, послушайте, что я вам скажу.

- У меня скоро урок; она капризная, эта Катрин, ждать не станет, говори скорее. Верно, неприятное? - всплеснула Гертруда руками. - О даче? Или жалоба на Пика? О, я сама очень им недовольна: старый дурак

ухаживает да Молодыми, Кому он соблазнителен? Кому он кавалер? Воображает, что хорош со своим толстым брюхом, а девчонкам от него нужна только протекция.

- Мой разговор не о даче, не о Пике. Я хочу очень серьезно говорить о Маше, именуемой Сильфидой.

- Она неблагодарная, - закричала Гертруда и только что собралась своим рассерженным птичьим щебетом излить на Машину голову целый водопад обвинений, как, взяв ее нежно за руку, Карл поспешно сказал:

- Она хочет навсегда уйти из театра.

- Хитрости, - воскликнула Гертруда. - ну кто такому поверит? Добровольно уйти из театра?

- Поверите вы, маменька, сами, если призовете на помощь терпение и до конца выслушаете мой рассказ.

Карл обнял мать и трогательно, как было надо, чтобы подействовать на нее, рассказал о любви Мити и Маши. О том, как друг его с горя уехал в армию и как храбро он бился сейчас и лежит в далеком госпитале без руки, не смея надеяться на любовь. А Маша хочет бросить успехи в столице и ехать ухаживать за женихом.