Груз небесный - Сергей Александрович Трахимёнок

он работает. Когда мы к нему приезжаем, он с нами в общежитии живет и не работает… целых три дня…

Женщина вновь настораживается, и Глыбин, который давно уже понял, что разговор с ребенком чем-то неприятен матери, прерывает его.

– Пойду покурю, – говорит он, ни к кому не обращаясь.

Побыв в тамбуре минут десять, некурящий Глыбин перебрался в коридор и встал у окна.

Давно замечено, что вагонные окна имеют притягательную силу. Никто толком еще не объяснил причин этого феномена. Люди стоят возле окон часами днем, когда за стеклом один за другим меняются пейзажи, и ночью, когда за окнами вообще ничего не разглядеть…»

«Ай да Сугробов, ай да сукин сын», – подумал я, прочитав этот абзац. Прав был Кленов, заметив, что Володя – человек не без способностей. Я перевернул страницу, но узнать, что было дальше, не успел: в вагон, широко раздвинув двери, ввалились двое – крепкий краснорожий парень лет тридцати в папахе и цигейковой дохе нараспашку и семенящий рядом мужик, одетый в осеннее пальто и кроличью шапку. Мужик был значительно старше своего напарника, а может быть, так только казалось потому, что выглядел он гораздо потасканнее.

Пара шлепнулась на сиденье в противоположном ряду. Здоровяк сдвинул папаху на затылок и хозяйским взглядом оглядел вагон. Его мощная шея, торчащая из ворота рубашки, была обвита татуировкой в виде змеи. Маленькая змеиная головка располагалась прямо над кадыком и смотрела на всех злыми глазами-точками. Обладатель столь оригинальной наколки был в средней степени опьянения, когда хочется либо обнять весь мир, либо поколотить его. Здоровяк предпочитал второе: энергия так и распирала его, и он весь напоминал развернутую до предела гармонь в руках разудалого гармониста.

Примолкли и насторожились женщины, срочно ушли покурить в тамбур парни, а пара стала рассматривать пассажиров. Здоровяк останавливал взгляд на какой-нибудь пассажирке, туда же, как ведомый за ведущим, смотрел потасканный. Женщина отводила глаза, а пара хохотала, выражая восторг междометиями вперемежку с матом. Отсмеявшись, здоровяк делал вид, что утирает слезы, то же самое делал его спутник, и они выбирали новую жертву.

Я знал, чем это все закончится, сунул рукопись в портфель и стал подтягивать ноги под сиденье, мысленно ругая себя за то, что поехал электричкой. «Мог ведь поймать попутку, а теперь…» А теперь, если будет драка, а она будет, то мне крепко влетит в части: двух ЧП сразу Шабанов мне не простит – он уже второй год перехаживает капитаном.

Отсмеявшись в очередной раз, здоровяк посмотрел на меня. Я не стал отводить глаз. Он согнал с лица улыбку, нахмурился и выпятил вперед челюсть.

– Витос… Витек, – засуетился потасканный, – кто на тебя?

Витек не отвечал. Он грозно сопел и неотрывно, как при игре в гляделки, смотрел на меня глазами, которые медленно наливались кровью: Витек пугал меня, используя один из приемов уличных хулиганов.

Забытая со времен юношества холодная пустота стала разливаться под ложечкой. Меня начало трясти. Вот сейчас я должен буду сорваться, вот сейчас… Однако судьбе не было угодно свалить на третью роту два больших происшествия одновременно.

Из-за двери, ведущей в тамбур, протиснулся человек в сапогах, рваном ватнике и заношенной солдатской шапке. Принадлежность его к клану бродяг не вызывала сомнений. Он тут же попал в поле зрения пары.

– Двести девятый, – закричал потасканный, переключая внимание Витька на более безопасный объект, – иди сюда!

Бродяга, мельком взглянув на кричащего, ускорил шаг. Потасканного это возмутило.

– Стой! Танкист, – заорал он и бросился за мужчиной в ватнике. За ним медленно двинулся Витек. Перед дверью он задержался и еще раз посмотрел на меня, словно пытаясь запомнить на всю жизнь.

Через минуту электричка остановилась, и по припорошенной снегом платформе пробежал бродяга, а за ним «пара драповых», которые чуть было не стали моими «крестниками», впереди потасканный, а сзади, как резерв и ударная сила, Витек.

Дальше все вернулось на круги своя: разговорились женщины, вернулись из тамбура парни, сделал вид, что кемарю у окна, я.

А электричка неслась к большому городу, раскинувшемуся на берегах сибирской реки так широко, с таким истинно сибирским размахом, что по самому городу поезд шел еще пятьдесят минут.

На жэдэвокзале-главном я пересел на автобус и через час с небольшим был за городом. Там я поймал попутный грузовичок и поехал тем же путем, которым два с лишним месяца назад вез меня и Горбикова командир нашего УНРа.

Future

Веригин постучал в дверь канцелярии роты. Дождался, когда из-за дверей раздастся командирское «Ну», и вошел. Вошел и остолбенел. Да, в Российской армии не только ворота одинаковы во всех частях, но и канцелярии рот похожи друг на друга, как две капли воды. Так же, как в канцелярии его бывшей роты за столом сидит ефрейтор и делает вид, что он страшно чем-то занят, а возле стола стоит капитан, правда, у него нет лоска, присущего столичным офицерам, да еще общевойсковикам. Капитан тоже «соляра», поскольку эмблемы у него шоферские.

– Рядовой Веригин по вашему приказанию прибыл, – с достоинством доложил Дима.

Писарь-ефрейтор с любопытством взглянул на него, видимо, такая манера поведения не была принята здесь.

Ротный не предложил ему сесть, не стал спрашивать, как его фамилия, где служил, а только сказал:

– Я ознакомился с вашими документами… Будете служить у меня… Но предупреждаю, я борзых не люблю… А ты (видимо, ротный счел достаточным дважды обратиться к Веригину на «вы») мне кажешься дважды борзым… Во-первых, потому, что тебя отчислили из военного училища…

– Я сам оттуда ушел…

– Отчислили из училища, – будто не слыша Веригина, продолжал капитан, – а, во-вторых, тебя отправили из части, где ты должен был дослужить срок службы… Такое редко встречается, и это говорит само за себя. Так?

– Так точно, – ответил Веригин, сожалея, что чуть раньше сорвался и опустился до объяснения. Ведь он не первый месяц в армии и должен понимать, что попытки оправдаться, сказать, что все это стечение обстоятельств, ни к чему не приведут, поскольку его поступок уже оценен другими командирами.

– Вот это другое дело, – сказал капитан, – а вообще-то ты должен соображать, что лимит залетов ты исчерпал… третий раз залетать у тебя права нет… Это тебе понятно?

– Так точно.

– Правильно, – сказал капитан, а писарь подобострастно хихикнул, – хотя вряд ли тебе это понятно. Но у нас для тех, кто не понимает, есть арифметика Пупкина. Знаешь, что такое арифметика Пупкина?

– Так точно.

– А вот тут ты врешь. Ни хрена ты не знаешь, где уж вам в Москве знать, что такое арифметика Пупкина, – сказал капитан и подмигнул писарю. Тот же