Четверги мистера Дройда - Борисов Николай Андреевич

Профессор поклонился и под бурные аплодисменты сошел с эстрады.

— Хорошо говорит профессор, — обратился Барлетт к Флаугольду серьезным тоном, но с усмешкой в глазах. — Главные достоинства его речи — краткость и выразительность.

Аплодисменты затихли.

На эстраду взошел Ян Спара. Высокий, худой, в длинном черном сюртуке, он казался одухотворенным и проникнутым великой идеей, которую сейчас возвестит миру.

Окинул взглядом своих полусумасшедших глаз девушек и зал.

— Уважаемые леди и джентльмены! Пути господа бога нашего неисповедимы, и мы сейчас присутствуем на акте величайшего торжества божия. Великомилостивый господь бог наш не допустил в своей величайшей милости и доброте окончательной гибели неверующих отщепенцев государства и общества и через величайшее открытие профессора вернул снова в свое отцовское лоно души заблудших детей нашей церкви. Неисповедимы пути божьего провидения, и благодаря его неизреченной милости мы присутствуем при этом величайшем акте человечности. От имени церкви я говорю вам и девушкам, которые сегодня приступают к исполнению своих служебных обязанностей: благословляю вас, трудитесь для благоденствия нашей страны.

Последние слова Яна Спара вызвали овацию, и он удалился с эстрады под гром аплодисментов. Сейчас же на эстраде появился директор Стеклянного дома.

— Уважаемые леди и джентльмены! Сейчас новый выпуск продемонстрирует желающим их испытать джентльменам свою подготовку в искусстве танцев. Прошу в танцевальный зал.

Из соседнего зала раздались томные звуки ленсберри-скотта. Вся публика встала и бурным потоком потекла в зал для танцев.

Генерал Биллинг стоял и наблюдал за танцующими, предвкушая будущее удовольствие. Мимо него проплыла в танце одна из выпускных. Он не замедлил подхватить ее и, танцуя с ней, дошел до конца зала.

— Как тебя зовут, красотка?

— Мэри, сэр.

— Вы любили кого-нибудь?

— Нет, сэр.

— Мэри, я хочу вас поцеловать, идемте со мной.

— О, сэр, еще не было сигнала разрешения, я, право, не знаю.

Генерал Биллинг увлек ее в угол, задрапированный портьерами, и, крепко прижав к себе, стал целовать.

Девушка не сопротивлялась, но в ее опущенных глазах пробегали зловещие огоньки.

— Идем, — и он, грубо схватив ее за руку, потянул за собой.

— Пустите меня, пустите! — крикнула Мэри.

В ее голосе слышалась такая злоба, что генерал опешил, выпустил ее из рук и внимательно посмотрел в глаза.

— Вот как? Да ты, милашка, сделана совсем по новому образцу. Ну, что ж, это еще интереснее, — и он вплотную пододвинулся к ней.

Мэри отступила назад, ее ноздри вздрагивали от гнева.

— Ну, идем, — крикнул Биллинг, грубо хватая ее за руку.

Но в ответ получил пощечину.

За все время существования Стеклянного дома это был первый случай.

— Браво, браво! — и тихий смех заставил обоих оглянуться.

Генерал сразу узнал человека, железные пальцы которого он еще до сих пор чувствовал на своей шее.

— Вы… Это вы?

Свет потух, и когда генерал дрожащими пальцами повернул выключатель, то в комнате никого уже не было.

— Не может быть, — прошептал генерал Биллинг, — не может быть…

Глава VII

ДЛЯ ВИЛЛИАМА МОЖЕТ ПРИГОДИТЬСЯ

Прозвучал серебряный гонг, и яркий белый свет заменился голубоватым. Пробежал восхищенный топот по всему залу, и гости снова заняли свои места.

Выпускные прошли на эстраду.

Наступила тишина. Снова вышел директор Стеклянного дома с орденами, украшавшими грудь; за ним беззвучно вынесли и поставили голубой стол и два кресла.

— Уважаемые леди и джентльмены! Ввиду того, что сегодня выпуск впервые приступает к исполнению своих обязанностей, администрация Стеклянного дома разыграет всех выпускных с аукциона. Деньги пойдут на укрепление могущества нашей великой державы.

Величественно сел за стол, рядом с ним уселся секретарь с папкой в руках. Развернув папку, медленно, с паузами, огласил список всех выпускных девушек. Каждая девушка, когда называлось ее имя, выступала вперед и, постояв несколько секунд, возвращалась на свое место.

— Это, кажется, ваша идея, эта монополия, — обратился Барлетт к Флаугольду, — и вы ее откупили у государства. Поздравляю, это даст вам большие деньги.

По тону Барлетта, по обыкновению, нельзя было понять, иронизирует ли он или говорит серьезно.

— Рационализация, — коротко ответил Флаугольд, покосившись на Барлетта.

— Леди и джентльмены! — возгласил, подымаясь с места, директор Стеклянного дома. — Приступаем к аукциону. Первым номером идет…

— Погодите, — поднялась со своего места Аннабель, — я хочу сказать несколько слов, — и быстро поднялась на эстраду.

Она сильно волновалась и была бледна, как полотно, но глаза ее горели и смело, с вызовом смотрели на публику.

Элегантный Крег с любопытством посмотрел на нее и вздрогнул. Он не увидел ни экзальтированности, ни истеричности, а увидел, вернее — почувствовал, ненависть ко всем, которая выбивалась бессознательно из глаз Аннабель.

— Уважаемые джентльмены и леди, сколько «прекрасных» слов было произнесено с этой эстрады, и эти слова, вернее — правда слов, не могли не захватить нас, с трепетом слушавших и благословение церкви и речь профессора…

Флаугольд даже улыбнулся от удовольствия: «Нет, я, кажется, ошибаюсь в ней: она — наша», — и покосился на иронически улыбавшегося Барлетта.

Дройд лихорадочно быстро записывал речь Аннабель.

В зале стихло, сотни глаз с любопытством уставились на Аннабель. Ее слова гулко и отчетливо разносились по всему залу.

— Вы спросите, для чего я говорю то, что всем известно. Но исключительно с целью дать для нашей страны, «великого» государства, доказательства того, что мы, женщины, женщины общества, готовы на все для усиления мощи и могущества нашей страны. Леди, жертва имеет ценность только тогда, когда она добровольна…

— Не правда ли, Барлетт, моя жена говорит дело? — прошептал Флаугольд.

— О да, я всегда был уверен, что она дельная женщина.

И снова нельзя было понять, иронизирует он или говорит серьезно.

— Над девушками совершается открытое и позорное насилие. Зачем в этот великий час торжества впутывать ролъ чиновников стеклянных домов? Они ведь успеют не один раз доказать свою пользу в «святом» деле сохранения нравственных устоев семьи. Леди, выйдем сюда и предложим разыграть нас с аукциона на этот вечер, и деньги, полученные от этого, могут пойти на усиление средств государства нашего.

Крег невольно сделал шаг вперед, но, увидев Арчибальда Клукса, немного взволнованного, пробиравшегося к Флаугольду, остановился.

Молчание встретило заключительные слова Аннабель, но затем зал наполнился грохотом и шумом. Одни со смехом кричали «браво» и шумно аплодировали, другие возмущенно вставали с места и уходили, презрительно бросая взгляд на Аннабель, гордо стоящую на эстраде.

— Леди, неужели я ошиблась в вас? Неужели то, что вы всегда делаете за пару сережек, ужин для себя, вы не можете один раз открыто проделать для пользы государства?

— Запретите ей говорить!

— Уберите ее! Уберите!

— Пользу государства вы мыслите только как угнетение низших классов!

— Долой!

— Это социализм!

— Чего смотрит Комитет?

Шум поднялся такой сильный, что Аннабель не имела возможности продолжать свою речь. Она была восхитительна, ноздри гневно раздувались, и глаза прямо кипели ненавистью.

Невозмутимо мимо Флаугольда прошел Крег.

— Убрать эту сумасшедшую, Арчибальд, немедленно!

— Прикажете арестовать?

— Да. В Комитет, в Карантин… К черту!..

Больше ничего он не слышал, но и этого было достаточно. Остановившись невдалеке с расчетом не терять из виду ни эстрады, ни Арчибальда, Крег видел, как перед сошедшей с эстрады Аннабель презрительно, словно перед зачумленной, расступались разъяренные дамы.

Крег прошел далее стороной, не теряя ее из виду.