Лихорадка в квартале Маре - Лео Мале

– …когда их лапали грязные пальцы Кабироля… Кабироль, Латюи! Я вам противна, не правда ли? Я всегда была вам противна. Мне даже не надо было говорить что-нибудь в тот день, когда я лежала в постели. Вы прекрасно видели, что я предлагала вам себя. И я заметила, что и вы тоже… Если бы я не внушала вам такого отвращения… Но я была вам противна.

– В моей жизни,– сказал я,– только Кабироль был мне по-настоящему противен.

Она даже не расслышала мои слова. Кое-как запахнув полы жакета на груди, она рухнула в кресло с лицом, мокрым от пота, ткнула пальцем в телефон и сказала:

– Ну, давайте. Зовите легавых.

– Заткнитесь и дайте мне ответить,– сказал я.– Оставим легавых в покое. Убийца для них – это Латюи. Поскольку они закрыли это дело, давайте не будем сообщать им новые сведения, которые заставят их открывать его снова. У них могут начаться комплексы.

Она глубоко вздохнула.

– Я… я не понимаю вашего отношения.

– Все очень просто. Кабироль был мерзавцем. В день, когда он взял – естественно, в залог – среди кучи других вещей плюшевого медвежонка, игрушку ребенка разоренной дотла семьи, он выдал себя. Потому что присутствие этой игрушки в куче прочего хлама просветило меня насчет этого субчика лучше, чем его подробная биография или психологические исследования. Его пришили? Тем лучше. Пусть он на том свете разбирается со своим убийцей, я и пальцем не шевельну, чтобы помочь поймать этого убийцу. Последующие события привели к тому, что убийце безобидного чудака досталась роль козла отпущения. Он вполне мог заплатить за двоих, и круг замкнулся.

Я замолчал. Последовала тишина. Потом вздох.

– А дальше?

– Дальше? Это все. То, что должно было произойти, произошло. Только, повторяю вам, я хочу полной ясности между нами. Итак, продолжаю… Я встретил вас на лестнице дома Кабироля. Вы не плакали. Вы комкаете свой платок, когда плачете. А тогда он был развернут, чтобы скрыть лицо на случай встречи с кем-нибудь. Я чуть не толкнул вас и произнес фразу насчет стойкости вашей губной помады, и это напомнило вам кое о чем. Гм… хочу вас спросить… Больше я не вернусь к этому вопросу, но надо сказать все до конца. Надеюсь, вы воткнули нож ему в сердце, когда он вас целовал?

Она закрыла лицо руками. Я пожал плечами.

– В конце концов это не более омерзительно, чем его грязные лапы на вашей груди. Ну, а насчет употребления ножа для бумаг, это был его нож?

– Он…

Она, видимо, была на грани обморока, но преодолела свою слабость.

– Я ничуть не раскаиваюсь в том, что сделала. И никогда не раскаюсь. Нож лежал на столе. Я схватила его и ударила.

– Значит, это не было преднамеренно?

– Преднамеренно,– упрямо сказала она,– и я ни о чем не сожалею, говорю вам. У меня в сумке был пистолет, который я когда-то у него нашла. Но я боялась шума, а нож для разрезания бумаг…

– О! Этот пистолет вряд ли наделал бы много шума, но все же больше, чем нож. Такая штука странной формы, не так ли? С насадкой на стволе. Глушитель, точно?

– Может быть.

Я швырнул пистолет Латюи на стол.

– Вот эта штука?

– Возможно.

– Да или нет?

– Да, это то самое оружие.

– Вы нашли его у Кабироля, а Латюи нашел его у вас.

– Да

– Отлично…

Я бросил пистолет обратно в ящик стола.

– Ваша мать была в курсе ваших любовных отношений с Кабиролем?

– Никто не был в курсе. Он умел хранить тайны о своей жизни. Поэтому я и решила его убрать. Никто никогда не заподозрил бы меня.

– Но вы,– продолжал я,– все же предпочли сделать так, чтобы отвести всякие подозрения от женщины. Именно поэтому мое замечание натолкнуло вас на мысль о губной помаде, после некоторых колебаний вы рискнули вернуться, чтобы стереть следы. И наткнулись на меня, когда я был в отключке.

– Да.

– И задались вопросом: кто я такой. Не отрицайте. Я почувствовал, как меня обыскивали.

– Да. Я… я заглянула в ваш бумажник и прочла вашу фамилию на документах…

– И так далее, и тому подобное… Прекрасно. Баду обнаруживает труп Кабироля. В газетах появляются статьи, но в них нет ни слова о Несторе Бюрма. Получилось так, что оглушенный детектив уже не валялся в доме на улице Франк-Буржуа, когда туда пришел Баду, но сам детектив никак не высказывается по поводу своего присутствия там, как и о нападении, жертвой которого он стал. Должно быть, вы подумали обо всем этом. Естественно, Бюрма был оглушен не Кабиролем, а кем-то другим, кто там уже был, и, следовательно, стал свидетелем вашего преступления. Вам захотелось идентифицировать этого человека, чтобы предпринять какие-либо действия в случае необходимости. Вы предположили, что Нестор Бюрма может знать человека, который на него напал. А поскольку сам Бюрма играет в кошки-мышки с полицией, то не исключается, что с ним можно будет договориться и вытянуть из него нужные сведения, рассказав подходящую историю, а то и прибегнув к личному обаянию. Но… Внимание! Этот охмуреж должен быть не явным, а хорошего тона, маскироваться смущением и растерянностью, без демонстрации всяких там женских прелестей. Этими атрибутами можно будет воспользоваться потом, если потребуется. При первом контакте вы не скрещиваете ноги и все время натягиваете юбку на колени. Но тем не менее, чтобы курсировать в моих водах, пока меня не встретите, вы выбрали предлог легкий по весу, но богатый по содержанию. Изделие из нейлона с кружевами. Очень красноречивая штука эти трусики – может стимулировать мыслительный процесс, натолкнуть на идеи. На меня они такое действие и произвели, но только в другом направлении.

Она покраснела:

– О! Так оно и было!

И, покраснев еще больше:

– …Я хочу сказать… насчет этого свидетеля. Это так… я была настолько обеспокоена, что предпочла бы все что угодно, лишь бы не сидеть и не ждать очередную катастрофу. Именно поэтому я и захотела вас встретить. Наверняка было бы лучше, если бы я сидела тихо.

– Совсем нет. Наоборот, вам здорово повезло. Если бы вы не двигались с места, события пошли бы своим нормальным путем. Полиция подозревала Латюи в убийстве Кабироля, и в один прекрасный день его все равно поймали бы. И тогда, желая спасти свою шкуру, он бы раскололся. Учтите, он не только вас видел, но, как я полагаю, оглушив меня и забрав ключи, чтобы уйти, потом столкнулся с вами на лестнице, когда вы возвращались. Подождал, когда вы спуститесь опять, и пошел следом за вами, чтобы узнать, где вы живете, с целью впоследствии вас шантажировать. Так он и сделал, правда, раньше, чем предполагал. Прежде он хотел подождать, пока все уляжется… Больше всего Латюи беспокоила шумиха вокруг его побега из тюрьмы. И он далеко не уходил, чтобы всегда иметь вас под рукой. Короче, возвращаясь к вашему намерению встретиться со мной, повторяю еще раз, что вам чертовски повезло. Тем более что ваши сказки соответствовали тому, что рассказал мне комиссар Флоримон Фару. Да, кстати, мое имя запомнить нетрудно: Нестор Бюрма – оно довольно необычно, но как получилось, что вы запомнили адрес моего офиса?

– Не знаю, наверно, машинально.

Я вздохнул:

– Увы, нет. Вы его записали, потому что это было очень важно для вас. Была еще одна причина встретиться со мной. Да…

Я грохнул кулаком по столу.

– Вот здесь-то уже попахивает дерьмом. С этого момента я начинаю спрашивать себя, где зарыта собака. Возможно, что как раз тут меня и надули. Но в этом плане я похож на вас и ни о чем не сожалею: что было, то было. Да, дорогая. Вы записали мой адрес, потому что знали о намерении вашей матери в ближайшее время прибегнуть к помощи частного детектива для поисков ее исчезнувшего мужа, и потому, найдя меня у Кабироля, решили, что ваша мать осуществила это намерение, не поставив вас в известность, а мое расследование привело меня к ростовщику. Тогда вы решили выяснить этот вопрос.

Я поискал глазами какой-нибудь стакан. Такое долгое повествование вызывает жажду. Стакана нигде не оказалось. В конце концов здесь происходил не светский прием.

– Жакье умер в ноябре прошлого года, и вы знали это с того самого ноября. Его тело не найдут никогда.

На этот раз это был уже не блеф. Она сползла с кресла и упала на пол без сознания, с криком, который напомнил мне вой сумасшедшего Себастьена.

– Повторяю вам еще раз: я хочу, чтобы между нами не оставалось ни одной невыясненной подробности,– сказал я, получив вновь возможность говорить.

При помощи Элен, вернувшейся потом в свою комнату, я привел Одетту в чувство, и сейчас она полулежала в кресле и слушала меня, болезненно морщась и кивая головой. Растрепанная шевелюра скрывала ее лицо. Одну руку она сунула за борт жакета и крепко прижала к груди.

– Итак, здесь вы почти убедились, что ваша мать не давала мне никаких поручений. Все было бы прекрасно, если… И то, что я проводил вас до дома с целью проверить адрес и ваши данные, и то, что я встретил вашу мать по этому случаю, в общем большого ущерба не могло принести. Здрасьте, до свиданья, будьте здоровы – и все тут. Но вот такой случай: я интересуюсь Баду, повсюду ищу любые сведения о нем. Ваша мать знала Кабироля, Кабироль знал Баду. возможно, ваша мать сможет мне что-нибудь рассказать. И здесь жребий был брошен. Долгая беседа с вашей матерью ничего не дала в плане Баду, но она узнает о моей профессии, и вот я уже на тропе в поисках Жакье. Программа минимум – вступить с ним в контакт, когда он вернется со своей акробаткой. Ваша мать поручает мне это дело тем более охотно, что надеется одновременно купить за небольшую сумму мое молчание. Она вообразила себе, что я ваш любовник, а она – не меньше, чем вы – хочет оставить в силе договор о вашей свадьбе с фабрикантом игрушек для детей и взрослых. Мне было поручено вступить в контакт с Жакье! Вот досада! Произошло то, чего вы опасались. Если я пойду к мисс Пирл. то узнаю, что Жакье никогда с ней не уезжал, а если продолжу свое расследование, то смогу обнаружить совсем уж нежелательные вещи. Поэтому вы решаетесь на отчаянный шаг: заплатить артистам, чтобы они сказали, будто расстались с Жакье в каком-то городе, в какой-то стране. Но где взять деньги? И тут деньги падают вам прямо с неба. Или почти что.