Эскорт - Лана Мейер

символикой рода. Причина, по которой сейчас мой брат тоже находится в ОАЭ, проста — на данный момент это одно из самых безопасных мест на земле, учитывая то, что затевает мой брат.

Если моя семья — зло во плоти и исчадье ада, то он тот, кто намерен управлять этим злом и направлять смерть и кровь в те места, в какие ему заблагорассудиться. И если мир — древнегреческий миф, то он в нем Аид, что живет под землей, а не на Олимпе.

При этом он никогда не прольет кровь своими руками. Для выполнения грязных дел у него есть свита, как у любого себя уважающего управленца, возомнившего себя Богом.

Когда-то мы были лучшими друзьями, а не просто сродными братьями. Может быть, именно из-за нашего прошлого, у нас никак не получается прикончить друг друга.

— Добрый день, Ричард, — приветствую дворецкого, выходя из машины. — Где Лео?

— Сэр, вы без предупреждения, — нервно замечает седовласый латиноамериканец, отвечающий за порядок в доме. Его нижняя губа дрожит, он в защитном жесте поправляет бабочку в районе горла. Еще бы, у меня бы тоже возник приступ удушья, если бы я был вынужден выполнять приказы Леона.

— Ты забыл, кто я, Ричард?

— Конечно, я помню, мистер Голденштерн. Вы тоже мой хозяин, — опуская взгляд, дворецкий склоняет голову.

— Тогда быстро скажи, где мой брат.

— В мастерской, сэр.

Мать его, далеко это. Придется блуждать по дворцу, где заперты все мои детские и неприятные воспоминания, потому что этот дом ничем не отличается от того, где я провел детство. Единственная существенная разница — это сад. Здесь нет яблоневых деревьев, цветущих ив, размашистых платанов, в тени которых удобно прилечь и почитать книгу. Вокруг только песок, пальмы и искусственная трава нереально зеленого цвета.

Я врываюсь в мастерскую Леона ровно через пятнадцать минут. Я часто видел его в этой позе — замерившим перед холстом, с кистью в зубах. Длинные для мужчины волосы небрежно спадают на лоб, и он постоянно дует на них, либо поправляет высокомерно-аристократичным жестом.

Мы одинакового роста и телосложения. Высокие, широкоплечие, крупные. В отца, естественно. И даже внешне мы чем-то похожи, иначе смысла бы не было в этой «голубой крови» над которой трясутся Голденштерны, и заключают браки только между кровными родственниками.

Да, все именно так. И всем плевать, с какими нарушениями в психике и не только в ней могут родится дети. На дворец двадцать первый век, но за закрытыми дверьми роскошных дворцов, в мире до сих пор ведется пресловутая «Игра Престолов».

Может быть, поэтому, я — не такой, как они. Я сын любовницы, признанный отцом, как родной. У меня довольно много полномочий и власти, и могло бы быть еще больше, если бы я не пытался навязать свои правила. Тем не менее, первым в очереди на главу мирового порядка после моего отца был наш старший брат, пропавший без вести. Затем — Леон и его дети. Следующим на очереди является дядя, и только потом я.

— Я видел новости. Твоих рук дело? — не утруждая себя приветствием, задаю вопрос я. Леон оборачивается, доставая кисть из зубов. Его серые, почти прозрачные глаза, в которых невозможно разглядеть дна, как и человечной души, контрастируют с черной футболкой и брюками в тон. Пожалуй, взгляд — единственное, что могло бы быть светлым в его чудовищно привлекательном образе, но даже они, являясь такими яркими и светлыми, кажутся мне воплощением врат в преисподнюю.

Когда-то в них было больше жизни. Когда-то, мне казалось, что я вижу в них свое отражение. Когда-то, я хотел, чтобы мы были заодно. Но с каждым годом, с каждым отмеченным вместе днем рождения, я все больше осознал, что мы никогда не поделим власть, потому что оба к ней стремимся.

Возможно, с разных сторон и противоположными взглядами.

И был момент, когда я отказался от всего, ради того, что стало моим смыслом, пока не потерял это навсегда.

— Нет, брат. Ты опять за свое, — тоном ленивого манипулятора отзывается Лео, вскидывая одну бровь. Несмотря на то, что он кажется еще более бездушным существом, чем я, его лицо всегда выражает больше эмоций. Люди, наделенные властью, вообще одарены неплохими актерскими данными. — В любом проишествии у тебя всегда виноват я. Знаешь, это обидно. Или…комплимент. По-твоему я способен создать землетрясение? — усмехается Лео. — Значит, ты наконец увидел во мне Бога, — дразнит меня брат.

— Тектоническое оружие, биологическое оружие, химическое…мне продолжить? Я прекрасно знаю на что вы способны.

–Мы способны, Драгон. Ты тоже часть нашей семьи, — бросив на меня долгий и пронзительный взгляд, хладнокровно поправляет меня Лео.

— Я хочу жить свою жизнь. Я хочу, чтобы ты, не вставлял мне палки в колеса, для того, чтобы отвлечь мое внимание и организовать очередную гадость. Я не верю в то, что сбой с моими счетами был случайностью.

— Даже если бы это не было случайностью, как бы ты смог меня остановить? Вопрос риторический, Драгон. Ты ведешь со мной эту войну, Драгон. А не я, — слегка цокая языком, отзывается брат. Медленно качает головой, притворяясь едва ли не святым отцом, не способным на грех, зло и убийство. Двуличное создание, которое всегда пытается выставить меня безумцем, помешанным на своих бредовых идеях, меандре и других артефактах, принадлежащих Голденштерн. — Мне незачем вести с тобой войну. И я никогда не делал того, в чем ты меня обвиняешь долгие годы. Я не убивал твою жену. И твоего ребенка, — он медленно подходит ко мне вплотную, не разрывая зрительного контакта.

Поединок, равносильный войне ядерных атомов, циркулирует между нашими напряженными взглядами.

— Признай, наконец, что ты не можешь оставить меня в покое, потому что винишь меня в том, чего я не совершал, — доставая из карман брюк шахматную фигуру белого цвета, он раскрывает мою ладонь и сжимает ее в моем кулаке.

— Это ты не можешь оставить меня в покое, Леон. Ты всегда знал, что мне не нужна власть в этой семье. Все, чего я всегда хотел — независимости и свободы, — Лео отрицательно качает головой, не доверяя моим словам.

И правильно делает. Потому что, после того, что он сделал, мне недостаточно независимости.

— Шесть лет назад я окончательно отошел в сторону, отказавшись участвовать в ваших с отцом делах. Мне прекрасно известно, что серия терактов в Нью-Йорке и Лондоне была вашим проектом, и казна семьи до краев переполнилась окровавленным золотом. Там были дети, Лео. Десятки детей, женщин, невинных. Я понимаю, что для тебя, люди — лишь муравьи, разменные монетки, которыми можно выстроить лестницу на пьедестал. Пресловутый долбаный мировой трон, которым ты грезишь.

— А разве ты не грезишь им же, Драгон? Ты думаешь, что у тебя благие намерения. Но так или иначе, ты стремишься к власти, пусть и независимым путем. Ты когда-нибудь думал о том, что будет, когда ты ее получишь? — вслух рассуждает брат, в одержимых глазах которого я вижу свое отражение.

Мы слишком похожи. Мне это не нравится.

Я такое же порождение тьмы и абсолютного зла, я заражён этой проклятой голубой кровью, дурацкими обязательствами, старыми ритуалами и символами, от которых мне все детство было тошно. От которых я всегда стремился уйти. А Леон…он боготворит их. Даже сейчас, он без конца прикасается к своим печаткам власти — сейчас их на нем три.

Первую дарят при рождении — печатка с гравировкой твоего имени и тотемного животного. У него это львиный профиль с широко распахнутой пастью.

Вторая, с золотой звездой — когда достигаешь совершеннолетия и присягаешь на верность ценностям и целям семьи.

Третья — когда вступаешь в брак с представительницей голубой крови. С женщиной, представительницей одной из семи влиятельных семей. Я уже упоминал, что большинство из них — наши близкие родственники, не считая семей-представителей других частей света. Самыми генетическими дальними является китайская и арабские семьи.

— Думаешь, ты будешь спокойно вести дела