Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной - Юлия Вознесенская

— Спасибо, инспектор!

Помолчали. Потом Миллер продолжил рассказ:

— Мы нашли адвоката, который вел дела княгини и ее покойного мужа. Княгиня завещания не оставила, но имеется завещание ее мужа, Вахтанга Махарадзе, по которому его наследство делится поровну между его вдовой и его матерью, а в случае смерти одной из них все деньги и недвижимость переходят к оставшейся в живых. То есть в данном случае все состояние переходит в руки старой княгини Махарадзе.

— Интересно, а старая княгиня об этом знает?

— Безусловно! Со смертью княгини Кето вступает в силу соответствующее условие завещания ее сына, а его содержание княгине Нине Махарадзе известно еще со времени его смерти. — Он внимательно посмотрел на Апраксину. — Надеюсь, графиня, вы не подозреваете старушку в том, что она придушила невестку из-за наследства?

— Из-за наследства? — Апраксина поглядела на него изумленно. — Ну, конечно же, нет! Однако у нее могли быть и другие, не менее важные причины желать смерти своей вздорной и властной родственнице: вспомните, в каких ужасных условиях она жила до появления у нее в мансарде Анны Коган, я же вам рассказывала! После смерти сына княгиню Нину Махарадзе фактически заживо вытеснили из жизни, переселили на чердак, где пылится ненужный старый хлам, и забыли о ней. Вернее, подшили лишь о том, что она должна умереть и оставить княгине Кето вторую часть наследства. А она все не умирала. Хотя смирилась и безропотно прозябала в своем мансардном уединении, терпеливо ожидая смерти. Но вот появилась Анна, и все изменилось, и к старой княгине вернулись радость и жажда жизни: она поднялась с постели, с которой не вставала уже много лет, она с восторгом воспринимала все, что делала Анна, — ремонт их мансарды, перестановку мебели, она ухаживала за цветами, появившимися в мансарде, и даже стала вести какое-то подобие светской жизни — принимала гостей по четвергам и, представьте себе, даже наряжалась и делала прическу к их приходу! Кстати сказать, у нее до сих пор сохранились прекрасные волосы — густые, пышные, хотя и совершенно белые. Анна всячески разогревала в ней эту способность воспринимать маленькие радости бытия; она заставляла ее двигаться, она практически вернула ее к нормальному, здоровому и полноценному образу жизни — насколько это вообще возможно в такой глубокой старости. И вдруг по каким-то неясным для старушки соображениям ее невестка почти в одночасье изгоняет из дома всех слуг — близких друзей бабушки Нины! И напомню вам, дорогой инспектор, что слугами в доме Махарадзе были люди интеллигентные, образованные, талантливые. Они окружали княгиню Нину вниманием, они превращали эти их тайные встречи по четвергам в настоящий праздник для старушки! Да что там — они, похоже, и в самом деле любили ее! Вспомните, как они все говорили о ней, каким голосом и с какими глазами. А перед этим был отпуск Анны, когда стараниями дуры-сиделки, действовавшей несомненно по указанию княгини Кето, старая княгиня опять на время превратилась в беспомощную и одинокую старуху. И можно себе представить, с каким нетерпением ожидала ее возвращения со Святой земли бабушка Нина! Но уже в день приезда Анны из дома изгнана Лия, и это только начало: несколько дней — и никого из друзей старой княгини, кроме Анны, в доме не осталось. Но Анна с этим не смиряется и устраивает прощальный вечер в честь столетия княгини Нины. Сто лет, инспектор, подумать только! Нет-нет, не хотела бы я дожить до такого возраста…

— Почему же? — удивился инспектор.

— Боюсь соскучиться.

— Вы?! Никогда не поверю!

И все же это так… Старость прекрасна, нет слов! Она свободна и независима, в старости мы можем говорить все, что думаем; а у нас, старых женщин, еще и особое преимущество перед молодыми — мы можем одеваться, не оглядываясь на моду. Нам это позволено, как девочкам в шестнадцать лет!

Инспектор невольно улыбнулся: да, графиня Апраксина именно так и поступала — говорила что думала и носила что хотела.

— Но в глубокой старости, в дряхлости все опять меняется: «прострешь руки твои и другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь»[5]. — Графиня Апраксина задумалась на несколько мгновений, а затем продолжила: — И тут все зависит от того, в чьих руках конец пояса, не так ли?

— Так, графиня.

— Ну вот, и тут мы возвращаемся к старой княгине. Она целиком и полностью зависела от своей довольно-таки злобной невестки. Появляется Анна, берет «пояс» в свои руки, и жизнь старой княгини становится не просто сносной, а прекрасной. И вдруг на ее горизонте появляется угроза, что все вернется на круги своя!

— То есть?

— Исчезают друзья-слуги. А что, если княгиня Кето угрожала свекрови, что уволит и Анну тоже?

— Анна ничего подобного не говорила!

— Анна могла об этом и не знать. Представьте себе такую ситуацию, инспектор: княгиня Кето объявляет княгине Нине, что в ближайшие дни Анна тоже покинет их дом. Что должна делать старая женщина?

— Рассказать обо все Анне, я думаю?

— Нет, она не может этого сделать, потому что это только ускорит изгнание Анны. Кроме того, у них уже назначена их прощальная вечеринка на четверг, и старушка не хочет лишиться последней радости. А ночью, когда княгиня Кето возвращается и засыпает…

— Старушка ждет, пока уснет Анна, идет вниз и душит невестку? Не верю! Да, возникает убедительный мотив для убийственного гнева, да, старушка уже немного в маразме, но я никак не могу представить себе эту жуткую картину: древняя старуха ночью сползает вниз по узкой скрипучей лестнице, крадется к спальне уснувшей невестки… Нет, не верю!

— Да что вы заладили, как знаменитый русский режиссер Станиславский: «Не верю! Не верю!» — рассердилась графиня. — А вы вспомните, однажды она уже это проделала — спустилась с мансарды и в гневе предстала перед княгиней Кето!

— Спуститься по лестнице она могла, согласен, но откуда у нее взялись бы силы задушить невестку?

— В состоянии аффекта, или злобного беснования, что почти всегда одно и то же, только называется по-разному, даже у стариков появляется ненадолго поистине невероятная сила. А кроме того, вовсе необязательно трудиться самой. Как ни симпатична мне Анна, мы не имеем права никого, в том числе и эту милую девушку, исключать из списка подозреваемых. Она предана бабушке Нине и готова сделать все, чтобы той было хорошо, предупредить любое ее желание. Добавьте к этому, что девушка воевала и видела смерть вблизи, возможно, даже привыкла к ней. А может быть, и сама убивала. И у нее очень сильные и крепкие руки.

— Мотив?

— Остаться с бабушкой Ниной полновластными хозяйками в доме и больше уже никогда не зависеть от злобы и капризов княгини Кето.

— А еще — остаться после смерти бабушки Нины наследницей ее состояния.

— И это — тоже.

— Пожалуй, вы нарисовали убедительную картину, графиня!

— Она ничуть не менее убедительна, чем наши подозрения относительно племянника княгини Кето: он ведь мог и не знать о том, что после смерти тетки ее состояние переходит в руки старой княгини, ведь ему было прямо обещано, что наследником княгини Кето Махарадзе станет он.

— Недаром же он так за нею ухаживал! А ведь это не такая уж радость для молодого в общем-то человека.

— Ну, тут как раз могло быть и просто соблюдение традиций: грузины весьма почтительны к своим старикам.

— Почтительное поведение с убийством в финале?

— Иногда одно лишь предваряет другое. Но вернемся к Анне. Почему-то я убеждена, инспектор, что между Анной и «русалкой из бассейна» есть какая-то связь. Пока таинственная и непостижимая, но со временем все может разъясниться.

— Не успеваю за полетом вашей мысли, графиня!

— А вы не торопитесь, вы шаг за шагом, «тихими стопами», как говорил один мудрый русский детектив.

— Не знаю, кого вы имеете в виду… Но, кажется, я догадываюсь, откуда у вас возникла мысль о связи между девушками: вы вспомнили об объявлении из «Русской мысли», которое было обнаружено в джинсах «русалки», а также о том, что Анна попала в дом Махарадзе по тому же самому объявлению в газете?

— Нет, меня больше занимает способ, которым было сложено объявление, найденное у «русалки».

— То есть?

— Объявление было сложено втрое. И точно также складывает небольшие бумажки Анна. Это, согласитесь, довольно редкая, почти не встречающаяся манера.

Прерывая их беседу, зазвонил телефон. Из Бад Тольца сообщили, что хутор, которым интересовался инспектор Миллер, уже год как выставлен на продажу, и, по сведениям местной полиции, в нем никто не живет. Принадлежит же он жительнице Блаукирхена княгине Кето Махарадзе.

— Ну, это многое объясняет! — с облегчением воскликнул инспектор. — Надо полагать, Георгий Бараташвили, с разрешения тетки, разумеется, просто пользовался хуторком для отдыха и развлечений.